Эта история произошла давным-давно, когда люди ещё ели собак. Вы скажете: "Люди и сейчас едят собак, даже кошек... и змей, и тараканов". Вспомнят про... ну и что вспомнят? А вспомнят про всех млекопитающих, вплоть до динозавров, что и они "плоть кушают", но разговор будет ни о них, а о древних, по нашим меркам, людях. Так вот, один пастух пас овец, с ним на пастбище была собака, звали Гули. У неё родились щенки, один из которых понравился пастуху, и он стал за ним присматривать. С другими обошлись... по обычаю предков как с мясом, а этого трогать не стали, мать тоже съели. А щенка прозвали Ёголи, что означало – первенец. Вот с него и началось. Собаку съедят – в роду раздор, а раньше не замечали даже. Дальше – стали дохнуть овцы: одна собака – одна овца. Призадумались, стали советоваться между собой: кто напустил такую "порчу" на них? Собак есть не перестали, но всё больше побаивались: вдруг что случиться может?
Однажды к ним повадился лис. Птицы не было, не держали, но лис коварен и хитёр – стал красть готовую пищу. Отогнать было некому: собак-то не было – у одного, у двух и тех могут съесть. Пастух своего зверя никому не показывает, боится за него: привык, да и одиночество несладко. Помогает собака в трудах, зверей отгоняет диких, и не знает старик, как обойтись без друга? Говорит с ним, успокаивает: "Не брошу тебя, и ты не бросай". Так вместе и живут.
Однажды приходит к старику старый человек, спрашивает:
- Вот ты не один живёшь, зверя вижу, в ладу с ним – разговариваешь, а он трётся о ногу. Что ты думаешь: одиночество у тебя или не один ты в этом мире?
- Я не один, – ответил старик, – а что ты ходишь, выискиваешь? Съесть мою собаку хочешь?
- Не съем, да и зубов не осталось, посмотри, – раскрыл беззубый рот.
- И зубов нет, а убить могут, – дал псу наказ, тот скрылся, тоже боялся видно: зверь чует страх.
Посидели, поговорили по-стариковски – разошлись. Старик беспокоиться стал: уж больно охоч гость выспрашивать. "Ладно, – думает пастух, – не придёт больше сам, а другим сказать может". Стал беречь собаку: подзовёт, наказ даёт, собака слушает. "Ни к кому из людей не подходи: я один для тебя хозяин".
Овцы разбредаются, Ёголи их собирает, бережёт стадо – хозяин рад: бегать самому не приходится. Приходит однажды слуга князя этого рода, говорит пастуху:
- Вон сколько у тебя овец, старик: разбогатеть хочешь? Выше князя нашего стать?
Старик плечами пожимает:
- Своё стадо берегу, вот и размножается.
Заметил слуга собаку, что за стадом бегает.
- А это нельзя. Князь приказал это нечистое животное истребить: понял?
Приказал ли князь или он сам так придумал? Но овцы от безопасности размножились – понял сразу.
- Я тебе сказал, а ты думай.
Старик покивал головой – понял, мол, иди от меня, коль всё сказал, а сам думает: "Как предам друга? Сам убью или позволю другим?" Решил прятать: "Иди, друг, в лес, там сторожи сосну и ель, а ко мне не ходи. Видишь, как тут всё?" Собака завыла, стала прощаться, ноги лизать хозяину: "Как ты тут без меня?.." И ушёл, след простыл. Хозяин плакал, но пора за дело приниматься – много дел. Волки одолеют, овцы разбегутся: как я один? Овцы не разбегались – привыкли, а волки пришли: некому отгонять стало.
Пришёл и слуга своего хозяина: овец мало – хорошо, а собаку не видит – послушал пастух. Ушёл, на устах улыбка играет – хорошо. Старик сердится на себя: не смог защитить друга, теперь вот: бегает как молодой, а овец теряет.
Ёголи живёт в лесу, пищу себе добывает – охотник хороший, а о хозяине не забыл, помнит добро. Прибегает, посмотрит и опять уходит: "Позовёт", – надеется. Но хозяин не звал, только скучал по другу.
Беда пришла в село – другими вестями спешат поделиться сельчане.
- Возвращайся, старик, нечего тебе здесь делать, иди к нам. Враг скоро придёт, не знаем только когда. Здесь тебе одному не выжить, пойдём.
Старик помотал головой.
- Никуда не пойду, здесь умирать буду, пусть убивают. Сами спасайтесь, а я здесь как-нибудь сам. Стар уже, пользы от меня никакой, а жалеть некому.
Потоптались сельчане, ушли других предупредить: были ещё такие пастбища.
Старик лёг на подстилку, думать стал: "Ко мне не придут друзья, только враги. Скот зарежут, меня, старого, убьют..." Думал долго, потом вышел из дома и позвал громко: "Ёголи! Иди ко мне, друг! Можно!"
Ёголи будто ждал призыва, вмиг откликнулся сперва лаем, потом сам прибежал: "Я здесь, хозяин!" – и к ногам пастуха бросился.
- Ах, Ёголи-Ёголи, как я скучал по тебе!
А Ёголи тихо скулил: "Хозяин-хозяин..."
Прошло время, звуков боя нет: может, прошло несчастье? Испугался враг? Не стал наступать? Ёголи беспокоился, вертел хвостом, крутился у ног, хозяину знак подать хочет – пора. Послушал пастух, пошёл за другом: что он показать хочет? Возвышенность была небольшая, но вдалеке заметно было движение. Враг! Что делать? Старик думать стал, а Ёголи стадо в лес гонит: пусть там переждут. Жалко стадо, но и своих жалко тоже: не успеет предупредить пастух. Просит Ёголи:
- Беги, друг, предупредить надо, дай только знать – поймут. Иди!
Ёголи слов всех не знает, а душу хозяина чувствует.
- Пойду. Я быстро.
Не спали сельчане долго, готовились к отражению врага, только не идут, испугались, наверное. Спать стали, делами занялись: тревога позади, подумали. Внезапно лай, потом вой, снова лай... увидели собаку, узнали, но понять не могут. Ёголи зовёт за собой, возвращается, лает, снова бежит. Поняли, наконец, мужчины собрались, увидели – не поздно ещё, далеко враг: вмиг по коням! Успели, приняли бой, в село не пустили, победили врага! А всё он, Ёголи.
Князь расщедрился, вместо наказания велел оставить собаку "нарушителю приказа", а потом спросил:
- Что бы ты хотел для себя, старик?
Он ответил:
- Чтоб таких, как мой Ёголи не убивали для съедения, – и осмелился сказать князю, – если б хоть одна собака оставалась в селе, мой Ёголи не потребовался бы для предупреждения.
На что князь заметил:
- Не все мои приказы таковыми были, но этот отменю, ради твоего Ёголи – спасителя рода.
Вот так Первый – Ёголи стал родоначальником новой эпохи для этого рода, собаки стали друзьями и помощниками людей.
