отпустить малыша с рук, у неё сердце замирало, когда прижимала к себе испуганного сынишку. Хотелось вот прямо сейчас убежать с малышом на руках. Но разум взял верх над чувствами. Далеко не убежит, поймают. И никому ничего не докажешь. Вот Оля и познакомилась с тётей Нюшей.
- Спасибо тебе, девонька! У меня руки-ноги затряслись. А сноровка уже не та. Старая я. Права хозяйка, надо кому помоложе за мальцом ходить. Пошла бы в няньки-то?
- К такому малышу с удовольствием, - Оля не верила своему счастью. Если устроится нянькой в дом, то и волосиков насобирает для анализа, и время подберёт, когда сына можно будет забрать и спрятать.
- Тогда давай так: я сегодня с евоной матерью поговорю, а завтра приходи сюда. Всё и обсудим. Тебя как кличут-то?
- Оля.
- А меня тётей Нюшей зови.
На следующий день Оля ждала на площадке. Тётя Нюша сходу сказала:
- Завтра суббота, приходи, девонька, часам к шести вечера, вот адрес. Посмотрит на тебя хозяйка. Малец ей рассказал, как ты его спасать бросилась.
- А что за дом? – поинтересовалась Оля.
- Очень хозяйка последыша своего любит. Двоих деток у неё Бог забрал, они и месяца не прожили. А старшенький умер, когда школу заканчивал. Врачи-то говорили, мол, деток у неё больше не будет. Горевала жуть как. На работу не ходила. В церковь зачастила, видать, вымолила у Господа ещё ребёночка.
«Ага, вымолила, как же, - с ненавистью думала Оля. – Купила, наверное, у идиотки малолетней…»
Три месяца жила Оля в доме у Инессы Романовны. Радовалась общению с сыном, который всё больше к ней привязывался. Но наконец получила долгожданный анализ. С этой бумажкой на руках у неё больше никто Ванечку не отнимет.
Оля обналичила деньги, для начала на месяц сняла квартиру в другом районе. Решила, что они просто не вернутся со второй прогулки. Не сразу их хватятся. Пока Ванечка спал, собрала самое необходимое в лёгкую дорожную сумку. Выглянула в окно и неожиданно увидела на парковке машину Инессы Романовны. Впервые за три месяца хозяйка приехала в такое время, словно почувствовала что-то. Оля быстро запихнула сумку под диван и вышла в гостиную.
Хозяйка зашла в квартиру, она была бледнее обычного. Оле вдруг бросилось в глаза, что Инесса Романовна сильно похудела за эти три месяца.
- Оля, Ларик спит?
- Да, Инесса Романовна.
- Поговорить с тобой хочу, - хозяйка пристально взглянула на девушку.
«Неужели всё узнала? Что теперь будет?» - Оля внутренне напряглась, готовая дать отпор.
- Слушаю вас, Инесса Романовна.
- Дело такое, - хозяйка помолчала, заговорила с трудом, как бы выдавливая слова. - Я была сегодня у врача. Эскулапы отмерили мне не больше года. Моему мужу на Лариона наплевать, Нюша уже старая. А ты, я вижу, привязалась к малышу. В общем, я завещание написала. У мужа свой бизнес, у меня – свой. Сможешь продать мою стоматологическую клинику, купишь квартиру, только с условием, что не оставишь Ларика и Нюшу.
- Ванечку, - непроизвольно вырвалось у Оли. Теперь уже надо было продолжать. – Это мой сын, Инесса Романовна. У меня его украли в роддоме. Вот анализ ДНК.
- Прости, - женщина побледнела ещё больше. – У меня, когда сын умер… Погибала я, думала с ума сойду. Целый год ничего делать не могла, из дому почти не выходила, только в церковь. Как-то явилась ко мне эта девчонка в парандже и сказала, что ей не на что кормить ребёнка, в Дом малютки она его отдавать не хочет, а мне этот ребёнок поможет пережить горе. Денег не взяла. Я подумала, что вымолила у Господа такой подарок. Оживил меня малыш, к жизни вернул. Знакомая врач оформила роды на дому. Так у меня появился Ларион.
- Ванечка, - Оля каменным изваянием стояла во время этой исповеди. Вдруг Инесса Романовна упала перед ней на колени.
- Умоляю, не забирай его сейчас. Пожалуйста… Если заберёшь, мне только в петлю. Я так его люблю, так люблю…
- Встаньте, Инесса Романовна! Я же не зверь, сама пережила такое, когда у меня Ванечку украли.
- Оля, я, правда, не знала, что ребёночка украли, думала, горе-мамаша от своего сына отказалась. А мне он как воздух.
Хозяйка тяжело поднялась, села в кресло. Пауза затянулась. В гостиную неслышно вошёл малыш, хорошенький, розовый со сна, он тёр кулачками глаза, потом улыбнулся.
- Няня Оля, я тебя потеял, - увидел Инессу Романовну, захлопал в ладошки. – Мамочка, давайте вместе поиглаем.
- Конечно, - хором сказали обе женщины и улыбнулись, словно само счастье коснулось крылом их лиц.
- Только сначала полдничать, малыш, - Оля подхватила сына на руки и понесла в детскую. – Садись, родной, попей молочка, печеньки погрызи, - и мысленно добавила: «Наверное, две любящие матери – это неплохо для малыша».
Потом прошла к себе. В мозгу крутилась странная песенка, когда-то где-то услышанная: «У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба». Оля засунула сумку поглубже под диван. Ладно, вечером разберёт.
десять тому назад.
И сравнение с Чарской прекрасно. А что плохого в сентиментальной женской прозе? "sentiment " - чувство - дало название целому направлению в литературе и великий Карамзин гениально сформулировал его принцип в "Бедной Лизе": "может быть мы забыли бы душу свою если бы из глаз наших никогда слезы не капали".
Ни Куприн, ни Чехов, ни Бунин, и т.д. не чурались сентиментальных рассказов.
Что же касается Лидии Чарской - то это поистине удивительная судьба. Ее книгами зачитывались, была учреждена премия ее имени, существовало даже нарицательное прозвище - "институтка Чарской", она автор 160 романов.
И именно К.Чуковский, громивший ее творчество как критик, выхлопотал ей актерскую пенсию (он служила в Александринском театре). Чуковский мог быть беспощаден к творчеству некоторых авторов, но признавал великую ценность творческих людей.Если так можно выразиться - оставался верен писательской братии и высоко нес ее знамя.
А Крупская громила как Чарскую (завуалированно) так и Чуковского (в открытую)
Кстати, я была на могиле Л.Чарской на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге. И воочию убедилась в справедливости латинского изречения: "Sic transit gloria mundi...
Покосившийся крест, неаккуратно убранная могила одной из известнейших писательниц начала 20-го века.