Пролог
Писатель шел, не чуя под собой твердой земли. Она расползалась под его ногами и ему трудно было держаться одной линии при ходьбе; его шатало по земле и в голове было беспокойно, - давал о себе знать алкоголь в крови.
- Надо же было так набраться, - вслух заявил писатель, аппетитно икнул и чуть не подавился накатившейся волной горькой водки. - И поделом мне за мою любовь к вкусу, запаху и виду прозрачного напитка, - виновато заключил писатель.
В голове было пусто и ни одна мысль, какой бы интересной она ни была накануне вечернего возлияния, не могла удержаться в ней. В пустой от мыслей голове плескалась одна водка. Она была везде: стояла в желудке, лежала в животе и, наконец, засела в голове.
«Надо меньше пить. Ведь я дал зарок себе больше, вообще, не пить. И держался его уже целых… так, десять лет. Надо же, как много. И я привык не пить. НЕТ, я ни в чем не виноват. Виноват мой приятель Владимир. Его я ненароком встретил в клубе», - подумал про себя писатель (звали его Петром Петровичем), вспоминая события вечера. – Вот и повеселился, как прежде веселился с ним».
Ноги сами привели его к дому. Было уже за полночь. Жена и дети спали. Не спал только его лакей, ожидая подгулявшего хозяина. Он помог барину снять одежду и уложил его в заботливо приготовленную им постель.
Посреди ночи Петр Петрович очнулся, удивившись тому, каким реальным был его сон. Во сне он был учителем. Зайдя в школу, он пошел в свой класс, но там никого не нашел. Что за невидаль! Где же мои ученицы? В его классе были сплошь одни девицы. Юноши были тем печальным исключением, которое, как всегда, подтверждает правило. Его это устраивало, ибо ему было приятно объяснять урок молодым прелестницам, а не прыщавым юношам. Чтобы найти своих прелестниц, которые в нем души не чаяли и делали все, чтобы заслужить его соблазнительное внимание. Но теперь они невесть куда пропали.
- Где они, эти негодницы? - вскричал во сне Петр Петрович. – Ужо, задам я им, - и пригрозил, представляя в своем воображении, как именно может «пожурить» их. Что означал этот глагол, будучи на уме Петра Петровича, нам, внимательный читатель, неведомо. И слава богу! Незачем нам опускаться до пьяных бредней нашего героя.
Открывая одну дверь за другой, писатель дошел до последней в конце коридора. Открыв ее, он ничего и никого не увидел, только почувствовал общее движение в классе, да тихие разговоры учениц.
- Почему вы сидите во тьмах? – спросил он спрятавшихся в темноте учениц.
Но ответа так и не услышал, внезапно проснувшись.
- Ну, и дела, - только и сказал Петр Петрович уже наяву.
И тут, совсем некстати, неведомо откуда на него навалились со всех сторон его сознания воспоминания прежних снов многолетней давности. Они хороводами ходили в его голове, пока от их головокружительного хода, он снова не упал на подушку и не закрыл глаза. Он слепо заглянул в один из них и почувствовал саму фактуру сна, как будто видел его только что, а не несколько десятков лет назад, еще до женитьбы. Сцена давнего сна встала перед ним, перед его внутренним взглядом («третьим глазом») воочию. Во сне был день. Солнце залило всю улицу своим лучистым и ослепительным светом, так что было больно смотреть вокруг. Он шел по улице и подпрыгивал от удовольствия, что выдался такой погожий и солнечный денек, когда ни о чем можно не думать, и никто тебя не спросит о том, что ты имеешь в виду.
Но тут он вспомнил, что видел во сне до того, как стал учителем (кстати, он служил когда-то учителем, еще до писательской стези), что находится в гостиной среди пожаловавших к его жене гостей. Тут его отвлекли и отвели в спальню две дамы. У одной из них на руках был младенец, косивший своим хитрым взглядом из пеленок.
Молодая мамаша привлекательной наружности положила своего ребенка на стол и распеленала его.
«Нина, только посмотри, - сказала она своей подруге и посмотрела внимательно на писателя, - как похож мой сыночек на Петра Петровича. Вылитый Петр Петрович, лишь в миниатюре.
- Как этого я раньше не заметила, - сказала с неудовольствием вторая дама и пошла вся пятнами, с обидой посмотрев на сам подлинник.
- Вот еще! Он совсем не похож на меня. Смотрите, какой он рыжий и курчавый. Да и на тебя, Виктория, он вовсе не похож. – сделал вывод писатель, но тут же дополнил свое заключение, как только свет знания блеснул в его сознании. – Вспомнил, он похож на твоего любовника, который был у тебя до меня.
Виктория стала уверять его в том, что он не прав. Известие, видимо, обрадовало Нину, и она с надеждой взглянула на Петра Петровича.
«И почему вы не оставите меня в покое даже во сне»! – вскричал Петр Петрович своим приведениям. И тут все мигом, разом исчезло из его сознания, оставив его наедине с мыслями об увиденном.
«Да, - сказал себе Петр Петрович, - вот заведешь себе несколько женщин и уже не знаешь, как быть с ними в порядке. Одно наказание – эта наша мужская полигамность», - заметил он.
Писатель еще бы долго клял свою природу, если бы не вспомнил того, что ждет его сегодня. Ждали же его, как всегда, каждый божий день его читатели. Именно с ними, а не с близкими он вел свои беседы у себя в сознании. Он недавно понял, что ожидать писательского успеха у публики можно ждать только в том случае, если персонажи его книг похожи на читателей. И в самом деле, зачем читателям читать о том, что им невдомек?! То, что они читают, как минимум, должно быть похожим на них, так что какой-угодно герой может быть заменен любым из них. Аналогию можно перенести и на самого автора. Хороший автор – это такой автор, каким может стать каждый из нас, читателей. Для этого достаточно нам иметь как можно больше свободного времени от повседневных страхов и семейных забот.
Глава первая. На семинаре
Петр Петрович был занят службой на ниве просвещения. Правда, он работал не в школе, а в университете. Но это тоже школа, особенно в настоящее время. Наш герой был интеллектуальным автором, иначе говоря, писал для тех читателей, которые имели не мнение, а суждение. Он определился в таком качестве, потому что всю жизнь учил студентов думать. А кто у нас учит думать в университете? Разумеется, учитель, или, как у нас принято говорить, «преподаватель философии». Коротко, «препод». Он вполне заслуживает такое звание. Казалось бы, кто, как не учитель философии, просто обязан уметь думать, но это учитель, а не «препод». «Препод» или, распространенно говоря, преподаватель не обязан думать, он обязан преподать урок знания. Впрочем, и со знанием у любого преподавателя, включая и преподавателя философии, отныне проблема, ибо он живет теперь не в обществе знания, а в информационном обществе, и занимается не познанием вкупе со студентом, исследованием хотя бы учебника по предмету, но информированием.
- Я информирую вас о том, что у меня звенит в ухе. В каком: правом или левом? Вот в чем вопрос! Из двух ответов выберите правильный ответ на оценку.
Вот и все современное образование. Только интересно, зачем тогда ходить в университет? За этим?
Наш герой ходил явно не за этим: он просто привык ходить в университет. И вот сегодня он серьезно огорчился тем, что, наконец-то, понял, с кем имеет дело на занятии. Шел семинар. Петр Петрович в обычной для себя манере отвечал на поставленный им самим вопрос вместе со своими студентами. Он никак не отличал их от самого себя, полагая, что они, как и он на его занятиях учатся думать. Этому никогда не поздно учиться, но не научиться. Это почему? Да, потому что, если ты научишься думать, то зачем тебе думать. Теперь тебе следует знать, а не думать, что знаешь. Выходит, что в обучении дума обращается в навык, становится привычкой, то есть, перестает быть мыслью и становится действием. Так именно и понимает большинство преподавателей свое занятие: не надо думать, надо действовать – учить, то есть, заниматься внушением. Студентам же положено зубрить то, что рекомендуется, внушается преподавателем. Такова интеллектуальная политика обучения, педагогическая идеология.
Петр Петрович же до сих пор не мог понять эту несложную, нет, не мысль, но фигу, фигню, пардон, умный читатель, фигуру речи, которой пользуются все, кому не лень заниматься обучением. Человек в информационном обществе учится не для того, чтобы научиться думать или, хотя бы, знать, но для того, чтобы иметь свое мнение, то есть, иметь себя в виду, ввести себя в круг, обозрение, представление предметов обучения. Именно так вырабатывается взгляд на мир, мир по представлению, а не по истине, формируется идеология в нашем сознании.
Только сегодня, на семинаре по теме «Философия свободы» он понял какая пропасть разделяет его со студентами. Эта пропасть была пропастью знания. Именно знание философии отделяло его от студентов. Но почему знание, а не мышление, ведь студенты учились на философском факультете? Адекватно ответить на этот вопрос оказалось не так просто. Нужно было сначала подумать. О чем? Хотя бы о том, что заниматься философией не на словах в теории, как это получается у болтунов-интеллигентов и вышло у Платона в диалоге «Менон», а в жизни практически можно, лишь имея некоторый материал в сознании. Философия не может быть беспредпосылочной. «Чистое сознание» - это теоретическая (идеальная) модель, итоговая конструкция работы философского ума как понятие, а не предварительное условие его работы. Да, действительно, как говорил, «Темный философ», «многознание уму не научает», признавались в чем многоопытные, многознающие мужи, но это высказывание не означает, что люди рождаются умными, а не становятся такими в жизни. Это объяснение, точнее, пояснение следует понимать не буквально. Разумеется, ум родовой признак, предикат человека, а не его личный. Личным он может стать. Петр Петрович полагал, что родовой ум – это минимум ума, необходимый для того, чтобы человек лично состоялся в жизни в качестве разумного существа. Но он будет пустым без опыта жизни, а потому абстрактным, общим (не всебщим). Поэтому как истинный кантианец Петр Петрович думал, что для философских (теоретических) занятий требуется не только минимум ума, но и минимум теоретического знания, культурного опыта, чтобы у студента был в наличии материал, на котором его ум изострился до нужного философии лимита (предела). С пустым сознанием учителю никак невозможно работать, как бы в том не уверял нас «царь-философ». Об этом невольно подумал наш герой, когда студенты своим незнанием навели его на мысль о том, что он потерял с ними элементарная связь по смыслу. Эта смысловая или концептуальная связь являлась связью между поколениями, была красной линией преемствования.
До поры до времени Петр Петрович находил общий язык со студентами, потому что принадлежал с ними к одному поколению. Но вот появилось новое поколение, новая генерация уже не искусства ума, но техники вычисления. На смену обществу знания пришла эпоха информации и все пропало, пропала умная связь между поколениями. Петру Петровичу следовало знать, что современные, не советские