- Знаешь, а он мне понравился… Мужественный, такой, парень, матерый. Сразу видно – боец. Не суетился. Хотя спокойствие в такой момент это штука редкая! Да…
Николаич, обернулся к своему спутнику, щурясь от яркого утреннего солнца. Легкая улыбка тронула его губы, скрытые густыми, пшеничными усами с изрядной долей седины. Атаман с отеческой симпатией относился к парнишке, которого совсем недавно принял в свой отряд.
Авантюрист Витька, несколько недель назад демобилизовавшийся со срочной службы, не заезжая домой, сразу поехал в Пятигорск. Там он, через своего товарища, сошелся с местными казаками и отправился добровольцем в Чечню. Шла всего лишь вторая неделя его пребывания в мятежной республике. Во всех своих действиях он полагался на старшего группы – опытного казака Николаича.
За плечами походного атамана, было несколько серьезных выходов. Будучи майором в отставке, Николаич принял боевое крещение в Приднестровье. Затем, воевал наемником в Нагорном Карабахе. После начала боевых действий сразу поехал в Чечню, где и находился уже несколько месяцев. Его отряд помогал федералам чистить окрестности Грозного от скрытых и явных участников чеченского сопротивления.
Лето девяносто пятого, в пригородах столицы Чечни, по сравнению с зимним штурмом выглядело более-менее спокойным. Но боевики продолжали вести свою незримую борьбу, которая проявлялась в подрывах техники федералов на дорогах и пропажах людей. Группа Николаича работала достаточно эффективно, по мере сил противодействуя мятежникам…
Все происходящее наполняло Витькину душу героической романтикой. Раннее утро в летнем лесу, с пением птиц и прохладной росой на траве, несколько сбивало серьезный настрой. Молодой казак старался не терять концентрацию, но умиротворенность окружающей природы расхолаживала его самым преступным образом.
- Хм… Долго я на него пытался выйти и встречи с ним искал. Да, долго… И все же, слил мне его один хмыренышь… Да и после, пришлось же нам попотеть, чтобы захомутать такого волка!
Николаич продолжал говорить, что было для него несвойственно, да и не уместно. Слова в утреннем лесу могли разноситься довольно далеко, обнаруживая путников. Витька понимал это и внутренне отмечал некую странность в поведение старшего товарища. Но, не делать же ему замечание!
- Он, кстати, сразу все понял. И ситуацию оценил правильно. Нам даже напрягаться не пришлось. Слово дал, что на все вопросы ответит, но только что б и мы повели себя соответственно. Так и сказал – все расскажу, но и ты уж слово сдержи…
В ответ на эти слова, Витька позволил себе ухмыльнутся:
- У тебя, Николаич, что ни разборки, так все какие-то джентльменские соглашения и вопросы чести…
- А ты, имеешь что-то против чести?
Чувствуя перемену тональности в словах старшего, Витька прикусил язык. Он хотел себя хорошо зарекомендовать на этом выходе и старался избегать глупых недоразумений. Внутренне ругнув себя за пустую болтовню, он напряженно замолчал и сосредоточил внимание на дороге. Едва заметная тропинка нырнула в чащу и растворилась среди деревьев.
Николаич, прищурившись, взглянул куда-то вглубь зарослей. Аккуратно положив автомат на траву, он начал снимать небольшой рюкзак. Витька сделал несколько шагов в сторону, высматривая лучшую позицию. Выбрав ствол дерева потолще, он присел, держа оружие наготове внимательно наблюдая по сторонам.
Атаман достал из рюкзака припасенное снаряжение и занялся необходимыми приготовлениями. Пара минут прошла в напряженном молчании. Оторвавшись от своих дел, Николаич снова обратился к Витьке.
- Я, знаешь ли, тоже сначала не знал сколько надо. Двести грамм – это совсем ни о чем. Четыреста, тоже маловато – куски большие получаются. Когда было полно у меня всего, то и кило с лишним использовал. Но это, тоже, нЕзачем – лишка будет. Сейчас уж знаю, что восемьсот грамм достаточно…
Закончив приготовления, он жестом подозвал Витьку. Закинув автомат за спину, и осторожно взяв в руки собранный боеприпас, Николаич вместе со своим спутником сделал пару шагов в сторону зарослей кустарника. Заглянув через плечо атамана молодой казак увидел того о ком шла речь.
Труп молодого мужчины лежал на спине. Повреждений на нем практически не было. Лицо покойника, с правильными чертами, можно было бы назвать красивым, если бы не маска смерти, каким-то странным образом обезображивающая его.
«Интересно, почему лица мертвецов так неприятно выглядят? Хм… И как же, все-таки, его кончили – повреждений, вроде, никаких не видно?»
Молодой казак смотрел на труп чеченца, оставляя эти вопросы при себе. То, что – «молчание золото», он понял уже давно и старался попусту не говорить. Много раз Витька жалел о несвоевременной болтовне и никогда не жалел о том, о чем ему удавалось промолчать. Этот опыт он давно занес в свой положительный актив и старался его не забывать.
- Смотри, тротил кладешь на грудь, ближе к голове. При взрыве башку разорвет на мелкие части и опознание станет невозможным. Руки фиксируем на груди, поверх взрывчатки, чтобы их не раскидало. Мало ли, если у человека были пальчики откатаны, тоже могут идентифицировать. Тут же, от них ничего не останется. Снизу куски крупные отлететь, конечно, могут, но это не так важно.
Николаич говорил спокойно, педантично акцентируя внимание на значимых деталях. Витька пытался слушать и запоминать, но взгляд его все чаще и чаще задерживался на лице покойника. Застывшая маска смерти приковывала внимание, рождая странные чувства. Молодой боец не пытался как-то осмыслить свои переживания, но независимо от него, негативные эмоции заявляли о себе все сильнее.
- Николаич, а может закопать?
Атаман, не ответил, заканчивая свои приготовления. Затем закинул рюкзак за спину и повернулся к Витьке.
- Слушай внимательно. Сейчас зажжешь шнур, как я тебя учил и мы медленно, спокойным шагом отойдем вон до тех деревьев. Не суетись, иди не спеша – это такое правило сапера – бежать нельзя. Все, давай – зажигай…
Витька наклонился над трупом. Две смотанные между собой тротиловые шашки по четыреста грамм каждая, лежали на груди покойника. Сверху находились кисти рук мертвеца. Лицо убитого неудержимо притягивало взгляд казака. Он смотрел на обезображенные маской смерти мужественные черты чеченца. В висках застучали сказанные перед этим слова атамана:
…«башку разорвет на мелкие части…, башку разорвет на мелкие части…»
Тряхнув головой, Витька, отработанным движением прижал спичечные головки к центру среза бикфордова шнура и чиркнул по ним коробком. Зажечь с первого раза не получилось. Пальцы предательски задрожали. Чиркнув коробком еще несколько раз, Витька заменил спички и попробовал снова. Николаич смотрел на неуклюжие действия своего подопечного с легкой усмешкой.
- Это хорошо еще, что рядом с трупом ты так ковыряешься. В боевой обстановке такие дела могут тебе, да и другим, дорого стоить. Не торопись. Давай, спокойно, без суеты…
Наконец справившись со спичками, Витька запалил бикфордов шнур и последний раз бросил взгляд на лицо покойника.
…«башку разорвет на мелкие части…, башку разорвет на мелкие части…»
- Ты заснул, что ли, голуба моя? Спокойно и без суеты, это не значит, что спать на ходу надо. Пошли, давай…
Идя за атаманом, Витька потряхивал головой, как бы пытаясь смахнуть с себя образ убитого. Правильные черты, обезображенные маской смерти, отпечатались в сознании. Он видел мужественное лицо чеченца, которое исчезнет через полминуты, когда «башку разорвет на мелкие части»…
Утренний лес содрогнулся от грохота взрыва восьмиста грамм тротила. Николаич встал из-за дерева и, взглянув на Витьку, кивнул головой в сторону растекающегося среди кустов дыма.
- Пойдем, посмотрим. Нормально должно быть, но все же…
Витька двинулся за атаманом. Его ноги, слегка деревянные, то ли от сидения на корточках, то ли от какого-то мутного сопротивления поднимающегося изнутри, цеплялись за траву и корни деревьев. Приближаясь к месту подрыва, это внутреннее сопротивление заметно усиливалось.
…«башку разорвет на мелкие части…, башку разорвет на мелкие части…»
Слова атамана никак не трансформировались в новые образы. Лицо чеченца, которое должно было исчезнуть вместе с «башкой разорванной на мелкие части», стояло перед его глазами. Двигая «деревянными» ногами, Витька шел за Николаичем, приближаясь к месту взрыва.
Поломанные кусты и запах гари указывали, где только что лежало тело. Покойник исчез и только небольшие ошметки внутренностей, обозначали, что здесь произошло. Витьку замутило. Он отвернулся, пытаясь скрыть свою слабость. Николаич бродил по кустам, рассматривая последствия уничтожения трупа.
- Добре! Да-да, восемьсот грамм достаточно. Хорошо сработано…
По дороге назад Николаич, продолжил свои назидания, несмотря на глухое молчание молодого казака. Возвращаясь к предложению Витьки – «а может закопать», атаман неспешно пояснял, почему именно уничтожать трупы подрывом, проще и лучше. Приводил резоны. Сам себе задавал вопросы и сам же на них отвечал. Разговорчивость его была необычна, но Витька мало слышал из всего сказанного. Только под конец, как бы просыпаясь от тяжелого сна, он, не взирая на опасность сболтнуть лишнего, спросил:
- Николаич, а чеченец то этот чего попросил? Что это за джентльменские соглашения, после которых тебя все равно грохнут…
Атаман промолчал. Так бывало уже не раз. Николаич, обычно, не отвечал или отвечал с большой задержкой, когда считал вопрос неуместным или же глупым. В этот раз молчание его длилось не больше минуты.
- Он, знаешь ли, сразу все понял. Представляешь, потом в разговоре, он даже угадал, именно угадал, потому что точно знать не мог, кто его слил. Хмыреныша этого, который слил его, в живых уже не было, а разговаривал я с ним без лишних ушей. Вообщем, опытный такой волчара был, не зря в районе все операции боевиков проходили через него…
Казаки вышли на дорогу к поджидавшей их машине. Два бойца из группы Николаича, остававшиеся на охране уазика «буханки», заняли свои места в кабине. Атаман и Витька залезли в салон. Через пару минут пути, Николаич продолжил:
- Мы его, когда на дороге скрутили и в лес привезли, он мне сразу сказал, что все расскажет. И эпизоды подрывов известные нам на себя взял. Несколько адресов связных и места схронов назвал. Но попросил, конечно, и я ему, тоже слово дал…
- Что попросил то, Николаич? Все равно же грохнули его.
- Все равно, да не все равно. Опытный он был парень, матерый. Говорю же – все сразу понял, ну и попросил взамен, чтобы не пытали. Умереть хотел по-человечески, чтобы не скотиной обезумевшей от боли сдохнуть, а уйти спокойно…
- Хрень какая-то! То есть своих посдавать, это теперь называется – умереть по-человечески?
- Молодой ты, Витюша. Не видел еще ничего. Посдавать
И этот не исключение.
