- Мороз и солнце, день чудесный! - мурлыкал я, вылезая из сарая высокогорного летника и рассматривая ярко-белоснежную долину реки Андийское Койсу.
Сюда, под перевал Жирбак Главного Кавказского хребта, нашу разведгруппу забросили после трагических событий декабря 2003 года.
В Хунзахском районе Дагестана тогда неожиданно, как призраки, появились боевики Руслана Гелаева и Доку Умарова. И, расстреляв из засады пограничный наряд, испарились.
Чтобы отыскать и уничтожить банду, над горами барражировали, расстреливая горное эхо, вертолёты и штурмовики. Ну а все тропы были надёжно перекрыты.
И результаты, судя по радиоэфиру, были сногсшибательно-потрясающими: в результате героических кровопролитных боёв чеченские боевики несли громаднейшие невосполнимые потери.
Мы, разведчики Железноводского погранотряда особого назначения, слушали эфир и усмехались. Грешным делом не верили. Многотысячные цифири потерь не могли быть реальностью, ибо столько народу не было во всей Чечне.
Но всё же горная война шла.
А у нас на перевале был настоящий курорт. Горнолыжный, наподобие швейцарского альпийского.
И перевал Жирбак, и все окрестные кошары дышали миром, спокойствием, благодатью.
И пели нам беззаботные пташки-кеклики:
- Мороз и солнце, день чудесный!
А сегодня, в придачу к швейцарской идиллии, ещё и чудесный бодрящий аромат бразильского кофе!
Ну и дела! Прапорщики наши варганили на трескучем костерке, разведённом посреди сарайчика, божественный напиток городского миролюбивого офисного планктона.
Руку мою, протянутую за своей порцией ароматного кофе, остановил резкий и хлёсткий, как выстрел, окрик:
- Стоять! Руки!
Нас, понятное дело, выдуло из хлипкого сарая как ветром.
"Началось!" - думал я, разглядывая бородача, лежащего на тропе. Автомата при нём не было, но чёрный горный костюм и военные берцы выдавали матёрого боевика.
Втащив незнакомца внутрь сарая и наскоро обыскав, командир взвода капитан Егоров приступил к допросу.
Снайпером оказался наш пленный, бойцом группы Руслана Гелаева. Вся группа вроде как погибла под лавиной, вызванной бомбовым ударом.
Там же, в лавине, осталась и его эСВэДэшка. А сам он уцелел. Шёл сюда обогреться и поесть чего-нибудь.
- За дураков нас держишь? - выслушав боевика, усмехнулся капитан. - Ладно! Проверим!
И скомандовал разведчикам:
- К бою! Занять круговую оборону!
Ну а наша боевая тройка, невидимая в белых маскхалатах, неслышно покатились вниз, к мосту.
Там, за кошарой, и обнаружились следы. На свежем снегу отпечатались они чётко. Так что пленный наш врал, как сивый мерин.
Шло здесь, судя по отпечаткам, как минимум двое. И один опирался на винтовку.
Надо быть осторожными!
Страхуя друг друга, короткими бросками мы окружили кошары.
И вот он, результат! В сене сразу же обнаружился вооружённый автоматом боевик. Правда, очень худой и продрогший от собачьего злого холода.
Не ожидавший такого напора, он сказал, что искал здесь спрятанные доллары. И хотел, конечно, отдать их нам. Двести баксов. Чтобы сдаться в плен.
Пришлось ткнуть его автоматом в бок:
- Кто ещё здесь?
- Никого нет!
Проверив другие кошары, мы убедились, что боевик говорил чистую правду. Всё чисто!
Собрались было уходить, да прапорщик Данилин решил ещё раз заглянуть в один подозрительный сенник. И полез на чердак сарая.
Выстрел, ещё выстрел.
- Чисто! Я прострелил все подозрительные места! - послышался его возбуждённый голос.
И - тишина!
"Странно! Где Данилин? Чего завяз там?" - подумал я.
Заподозрив неладное, я ринулся вверх по ступеням шаткой лестницы.
Прапорщик мой стоял, подняв руки. Дуло автомата упиралось прямо в его висок, не давая шансов на спасение.
Здоровенный бородач, держащий палец на спусковом крючке, мрачно зыркнул на меня:
- Застрелю!
"Твою дивизию мать! И застрелит!" - только и мелькнула мысль.
Что делать? Застрелит ведь обоих и не поперхнётся!
- Ильин, ты? - как гром среди ясного неба прогремел вопрос боевика. Не опуская автомата, он приглядывался к морде моего усатого лица.
Миллисекунды понадобилось мне, чтобы идентифицировать этот грубый хрипло-простуженный бас.
Ба! Знакомый голос давнего моего волгоградского детдомовского друга Вахида Шишханова!
Сразу и ярко вспомнилась наша первая встреча. Тогда, после боя у развалин Омечу в Аргунском ущелье Чечни.
Здорово меня шарахнуло! Контузило!
Очнулся, а вокруг - боевики. В плен тащат.
На моё счастье, среди них оказался мой детдомовский чеченский друг Вахид.
И теперь, глядя на друга детства, я удивился:
- Вахид? Какими ветрами? Ты ж Аргунским ущельем заведуешь.
- Петро! Потом расскажу! Давай мирно разойдёмся! - не отпуская палец с курка, отвечал мой друг боевик.
Задал же задачку детдомовский кореш! Трудную!
Отпустить его - нарушить приказ.
Не отпустить - нарушить законы дружбы. Тем паче, я - его должник. Если б не Вахид, пристрелили меня ещё тогда, 23 февраля двухтысячного, прямо у развалин Омечу.
- Долг платежом красен! - решил я, поворачиваясь к выходу. - Отпусти бойца и уходи сам! Мы тебя не видели! Только прошу не вступать в бой! Хорошо?
Данилину, конечно, потом пришлось объяснять, что выхода у нас, в общем-то не было. А Вахид слово держит. Стрелять не будет.
Прапорщик, подумав, согласился со мной.
Выхода у нас реально не было. Сейчас бы лежали с пробитыми черепами. С Вахида станется, рука у него верная!
Ну а мы невидимыми тенями помчались дальше, вниз, к мосту через бурливую гремящую речку.
Данилин остался со мной в прикрытии, а Веклич осторожно перешёл мост и осмотрел следы.
Движением руки показал нам, что следы уходят вверх, на узкий отрог, густо поросший огромными соснами.
- Отличное там место для привала! - негромко комментировал я. И помахал Векличу, чтоб не пёрся в лоб, на пулемёты.
Впрочем, прапорщик и сам всё знал. Потому и свернул с тропы, осторожно начав обход справа, по скальному выступу.
Но, пройдя метров пятьдесят, аж присел от нежданно прозвучавшего выстрела. Похоже, нарвался-таки на заслон боевиков.
Пулемётная очередь расколола тишину горного ущелья.
И добили бы нашего прапорщика, обязательно добили. Но!
- Сдавайтесь! Мы – погранвойска! - раздался крик, перемежаемый русским многоэтажным матом.
Кричали где-то выше по течению реки. Судя по русскому народному французскому, были это наши. Видимо, капитан Егоров привёл ещё две группы. И вовремя сориентировался, что Веклича надо срочно вытаскивать.
Ответом матершиннику стала короткая злая пулемётная очередь.
- Видел? Сними его из эСВэДэ! - крикнул я Данилину, выцеливая пулемётчика. И тут же дал короткую автоматную очередь, прочертив нужное направление цветастыми трассерами.
Снайперская винтовка стегнула, как кнутом! Ещё раз.
Попал наш снайпер, попал! Ответного огня не последовало.
Это и помогло Векличу броском проскочить простреливаемую зону и оказаться совсем рядом с днёвкой боевиков.
Но встретили его таким плотным огнём, что прапорщик мгновенно вернулся назад, на исходную позицию.
Данилин, воспользовавшись суматохой, метнулся вниз. И, прикрываемый моим огнём, проскочил мост и укрылся за стволом вековой сосны. И начал методично отщёлкивать появляющихся боевиков.
При этом прапорщик неустанно орал, разбавляя свой французский матершиной:
- Взвод, обходи справа! Гранатомёты, к бою!
А тут и помощь подоспела, возглавляемая капитаном Егоровым.
Если б не его подмога, нас могли перестрелять, как куропаток. Очень уж выгодную позицию выбрали боевики - выше нас по склону, на лезвии крутой скалы. И прятались гелаевцы за толстыми стволами сосен.
Подойти к ним было невозможно: справа зияла провалом обрушившаяся узкая тропа, слева – крутой, скользкий снежный склон.
- Обойти их нельзя! - резюмировал Егоров. И, подозвав связиста, вышел в эфир.
Доложив обстановку и выслушав приказ, он повернулся к нам:
- Уходим! Сейчас авиация начнёт работу! Завтра вернёмся.
Ну а завтра опять был бой.
Несмотря на мощный ракетно-бомбовый удар, некоторые боевики остались в живых. Они-то и встретили нас огнём. Правда, не особо дружным. Всё ж таки ночь, проведённая на морозе, сковала их действия основательно. И двое попали-таки к нам в плен.
Их-то, замерзших и голодных, мы и доставили в аул Хушет, штаб пограничной операции.
Здесь же, в ауле, нас осмотрели пограничные медики. И подтвердили наши опасения, что покашливание и затруднённое дыхание - это симптомы воспаления лёгких. А потому нужна срочная госпитализация.
Меня, как имеющего невнятные симптомы, в госпиталь не отправили. Решили понаблюдать пару деньков.
И душа моя, маясь от безделья, как всегда потянулась к приключениям.
Тёмной глухой морозной ночью вылез я из палатки, дабы полюбоваться громадными южными звёздами. И отыскать, по своему обыкновению, родную мне Большую Медведицу. Чтобы, как обычно, перенестись в родную сторонушку, на величественный Тихий Дон.
Чу! Тихо! Что это?
В доме напротив скрипнула дверь, засветился огонёк.
"Странно! Два часа ночи, а народ гуляет! Надо присоединиться!" - решила моя дурная голова.
То, что голова моя совсем-совсем дурная, подтвердили яркие звёзды и красно-оранжевые сполохи, вспыхнувшие в моих глазах.
А полыхнули они сразу после того, как я пересёк улочку и постучал в дверь подвальчика.
- Петро! Очнись! - привёл меня в сознание хриплый бас моего детдомовского друга Вахида.
Открыв глаза, я увидел полутёмную комнату, похожую на школьный класс. На стенах - портреты Лермонтова, Толстого, Пушкина. На стульях - бородатые мрачные люди с автоматами.
- Петро! Ты опять сунул нос куда не надо! - усмехнулся Вахид. - По-хорошему, тебя надо расстрелять. Но ты ж мой друг. И спас мне жизнь. Так что задал ты нам задачу! Помоги решить эту задачу.
Хорошо сказать, помоги!
Как помочь, если голова раскалывается от боли, а в лицо смотрят злые зрачки автоматов?
Вахид о чём-то переговорил с бородачами на чеченском языке. И вынес приговор:
- Отвезём тебя на пару дней в другой аул. Гостем будешь. А нам придётся покидать это место. Да и пора нам уходить, потому что федералы завершили свою операцию.
Немного подумав, он улыбнулся и указал на бородача, сидящего в кресле школьного учителя:
- Познакомься! Это Руслан Гелаев!
Спасибо!