В половине пятого вечера, как обычно, канарские работяги, побросав «кучары» - мастерки в «бальде» - ведра с водой и в пять минут переодевшись, попрыгали в свои «коча» - автомобили и газанули от строящегося дома. А зловещие сине-фиолетовые тучи уже наползали на Санта-Бригиду. Задрав голову вверх, Уздечкин верно подумал, что сейчас эти тучи обязательно зацепятся за высокогорную вершину, завязнут, проколятся на каком-нибудь пике, как надутый водой шарик, и все потоки обрушатся точно на этот домик без крыши.
А они и так вчера с Лёпой водонепроницаемые куртки поверх одеял стелили.
- Брат сегодня приснился… Помянуть бы надо!
- А где здесь взять? – вяло отозвался Лёпа. – Только, что в баре, где Чану живёт. Я могу тебе отсюда показать, но сам не пойду.
Он не верил сейчас в Уздечкина.
- Покажи!
Вдвоём они вышли за рукотворные Лёпой «ворота», что старательно городил он из железной арматуры, деревянных поддонов и связующей их дырчатой маскировочной сетки («Внутрь полиция зайти не имеет право – частная собственность»), и пройдя по каменистой дороге полста метров, остановились на краю такого крутого, склона, что даже кактус на нём не рос..
- Вон, видишь, - указал рукой на стоящие три домика у дороги Лёпа, - вроде рядом отсюда, да? А по дороге минут сорок петлять придется.
- Пойду! – решил Уздечкин. – Брата надо помянуть по-любому.
- Куртку только одень, - покосился Лёпа.
Одев зелёную непромокаемую куртку, что однажды привез и им в том числе начальник – «хэфе» Цессар, и выудив из потайного тайничка в отверстии газоблока пятнадцать евро, Уздечкин двинулся в путь.
В самом деле : он тут на днях собирался пешком в город, что и виден отсюда не был, шагать. Это час, без малого, езды на автобусе скоростном. А до ближайшего бара дотопать – семечки! Тем более, по делу такому святому…
Да-а, а с костюмами непромокаемыми была своя история. Приехал как-то хэфе Цезарь вместе с незаменимым помощником Лино в разгар рабочего пасмурного дня, а на территории строящегося особняка никто из албаниль - строителей не только бегом не бегает – не ползает даже: беспредел, говоря, по канарски-то! А все бездельники от дождя внутри, в гараже, спрятались, кофе по-быстрому запитывают. «Ке пасо? Порке но трабаха – дурака валяете?» - «Лювья – дождь, начальник, мешает! Продрогли до костей, вот кофе поко -поко, чуть-чуть согреваемся». В момент сгонял тут верный Лино в ближайщее предместье – Санта-Бригиду, - купил и привёз дюжину зелёных непромокаемых, якобы, костюмов.
Костюмы, признаться, были – так себе! Никак не устоять зелёным было против оранжевых морских «проолифенок» еще советского образца, в которых столько в свое время проработал Уздечкин. Канарские, неплотные, мягкие, жиденькие все-таки промокали и довольно быстро. А отечественные, морские, что в угол ставить можно было – не согнутся, те отсыревали только. Грудью впору было в них на пробоину ложиться – не промочишь!
А между тем, разыгралась настоящая гроза. Обложной дождь превратился в самый настоящий ливень, сверкали молнии, стемнело. Но Уздечкин упорно шел по самому краешку извилистой, как змея, дороге, держась ее не с края обрыва, но с края высоких круч. Пока что получалось идти вполне по правилам – навстречу движению: другое дело, что нормальные люди пешеходами здесь сроду не ходили. Потому абсолютно каждая встречная машина (а неслась их нескончаемая вереница – жители вольных предместий спешили домой после рабочего дня в большом и шумном городе), высветив фарами зловещую, как смерть, фигуру в надетом капюшоне, машинально сбавляла скорость, а потом неизменно резко давала по газам. Словно каждый завороженный водитель вдруг опоминался: нет, не по его еще душу ходок в свете молний мимо чапает.
«Здесь, в Испании, такие дороги – повороты под острым углом бывают! – вспомнил Уздечкин слова друга Лёпы. – И летают они здесь, скорости почти не сбавляя. Мотоциклисты – особенно. Лихой народ! Наши бы ездюки по кюветам внизу лежали, а эти – нет! Но, они в этих горах родились, вот что».
Получается, ошибался немного дружбан: сбавляли скорость перед Уздечкиным, непременно сбавляли.
Лёпа – Сергей, вообще-то, - он на Канарах от бандитов своих скрывался. Вычислили и достали те его даже «на континенте» - в Испании. Нашли аж в Валенсии, где с другими своими земляками (из Черновцов Сергей родом был) нелегалом горбатился Лёпа на полях, плантациях, да в свинарниках.
- Кампо – поле: первое испанское слово, которое я узнал… После первого дня, когда апельсины ножницами срезали, пальцы разогнуть не мог – так сведёнными и оставались. Вернулись на хату – ну, а квартиру толпой снимали, - я в кресло сел – очереди в душ дожидаться. Только глаза закрыл, меня уже в плечо толкают: «Вставай!». Я думал – очередь моя в душ подошла, а оказывается – утро уже, на работу пора: всю ночь в кресле так и проспал, как убитый.
Вполне Уздечкин его понимал – у самого в жизни такие трудные первые дни новой работы случались. А тут еще – на чужбине…
- Да, нас там по двенадцать – пятнадцать человек в трёхкомнатной квартире жило. В пятницу деньги получаем – сели пить! Бац – слово за слово, кто-то с кем-то закусился: понеслась махаловка! Квартиры мало – на лестничную площадку вывалили. Соседи в шоке вызывают полицию. Те приезжают: вся лестничная площадка в крови, и в квартире хари побитые: «Бьенбэнидо, пор фавор! Проходите, гостями будете!» - «Но, но – грасиа!». Разворачиваются, и соседям: «Разбирайтесь с тем, кто квартиру эту им сдал!». А утром встали: «Так, из-за кого вчера буча затеялась?.. Давай, хватай швабру в руки – площадку мыть». Вот, хлопец с фингалами лестницу драит, тут люди сверху спускаются: «Буэнос диас!» - им. Те – по стеночке, по стеночке, с глазами по пять копеек: «Буэнос…диас».
Лёпа явно гордился таким героическим прошлым.
- А ели, бывало, знаешь как? Зайдет наш в супермаркет, отсюда пирожок хватанул, на ходу съел, оттуда – бокадильчик - бутербродик: так, по магазину прошел, вот уже и сытый.
Но, кончилась у Сергея сытая жизнь: прищемили и в беспечной, благодушной Испании свои бандюки. Возвращался как-то вечером он с работы, и в переулке, у самого уже дома, товарищ его и перехватил: «Лёпа, по твою душу приехали – тебя шукают». Вот, Серёга в чем был и бежал на Канарские острова – благо, своих карманных денег, и того, что приятель в ту отчаянную минуту наскрёб - отжалел, на билет на самолёт хватило. Здесь, на острове, спал Серёга какое-то время под лодками, потом, в поиске работы, и забрёл в порт, где сжалился над ним строительный фирмач Цессар, строивший там склад. Так бедолага на этом строящемся высоко в горах особняке и оказался – и сторожем, и «пионом» - подсобником: тачки с раствором работягам катал. Впрочем, крепкому в кости Лёпе было на привыкать: «На континенте на свинарнике работал, так там приходилось столько навоза за день тачкой перевозить!».
Даром для психического здоровья Лёпы те скитания не прошли: старательно запирал беглый теперь на ночь железную дверь в комнатке в подвале, где бичевали они с Уздечкиным («От шакалов двуногих»), и не мог спать в тишине: включал чуть не на всю громкость радиоволну технопопа – так, что Уздечкину не помогали даже судовые наушники.
Но, терпел Уздечкин – судьбу горькую нежданного друга памятуя.
Все было и просто, и пошло, в духе времени. Жинка Серёги любимая спуталась с бандитами. Он ей разок «накатил», другой – та за защитой к бандюкам и бросилась. Те - Лёпе: «Чего ты её трогаешь – она теперь с нами!». Дальше были какие-то тухлые разборки, «тележбы» - в общем, нагрузили ревнивого мужа на пять тысяч «зелени» - целое состояние в незалежной Украине! А срока дали – три месяца. Вот, Серёга и ломанулся нелегалом в Европу – не столько на заработки, сколько в бега.
- Четвёртый год уже петляю…
«Петляю» - точное слово нашел. Как заяц от хищника. Кстати говоря, речь Лёпы была достаточна грамотна – он окончил политехнический институт. Но, кому теперь нужны технари – инженеры!
А Уздечкин, пропетляв несколько зигзагов дороги, вышел теперь на финишную прямую – хоть и прилично еще вдалеке, но маячили уже огоньки трёх домов у дороги – двух одноэтажных, и одного двухэтажного. В котором, по словам Лёпы, жил добрейший плотник Чану, что работал с ними бок о бок на особняке.
Дождевик Уздечкина отсырел почти насквозь, но парняга все также бодро мерял широкими шагами дорогу, мысленно напевая себе: «По-прежнему лица от ветра не прячем, сердца проверяем мы в деле горячем!».
По святому ведь делу шел! Да он вообще собирался пешком, если что, обратно на свое судно выдвинуться. Бессребреником и мытарем обманутым – если Цессар с зарплатой кинет. До сего вечера оставалось, правда, еще пятнадцать карманных евро – на тот самый случай, если придётся убывать отсюда не солоно хлебавши. Но, этим двум купюрам оставалось жить меньше часа.
У Уздечкина здесь была своя история. Гораздо более счастливая. Три месяца назад прилетел он в Лас-Пальмас в составе морского экипажа матросом – камбузником. Попал сюда тоже по блату – выложил женщине из отдела кадров барбекю у дома (в том Уздечкин был на пол города известный умелец), вот она в благодарность, но больше в качестве расчёта за работу, и снарядила морячка на Канары: «Главное, ты там будешь работать». Уздечкин, честно говоря, тогда не очень понял – о чем это она.
Экипажу из шестнадцати человек надлежало охранять и поддерживать на плаву три тунцеловных сейнера. Нужны они были хозяину – «бандосу» уже отечественному – для того, чтобы продавать выделяемые на них квоты на вылов дорогостоящего тунца на сторону – то ли испанцам, то ли французам: не моряков ума это было дело. Их задачей было – посудины посреди портовой акватории не утопить. А то, как сказал капитан: «Нам всем за жизнь не рассчитаться».
Уздечкин, уставший от шабашек для капризных жлобов и быков в родном краю, блаженно чистил шеф-повару картошку, мыл тарелки и драил салон, пока тот самый шеф не намекнул старательному: не для того, мол, тебя сюда послали.
- С такими умениями, - разглядывая фото в альбомчике строительных работ Уздечкина, цокал языком шеф, - и на судне просиживать!
А картошку, мол, он и сам оформит в лучшем виде.
Уздечкин уразумел, что от строительного мастерка ему и здесь не отвертеться – не «откорячиться» , и рьяно взялся за дело - будем потом отечественным клиентам в уши лить: «Вот, когда я работал на Канарах…». Поездил несколько дней на первую попавшуюся, разовую работу к хитрованам индусам. Взялся за большую шабашку у бывшего советского соотечественника, хоть знающие моряки и отговаривали: «Не связывайся с ним». Да, ничего – и связался, и разошелся более-менее нормально. Привез повару у за две недели сто пятьдесят два евро – за вычетом капитанской мзды в пять посуточных евро («Я же рискую вас на работу отпуская!»).
И от капитана, и от шефа вопрос прозвучал только один: «Ты когда опять на работу?» - «Завтра». «Не подведи Россию!» - но, это только капитан напутствовал. Шеф же говорил на крайний случай: «Если кинут, так кинут обоих!» - мол, примет он эту жертву безропотно.
Но вот, у Цессара, похоже, к тому и шло. Не заплатил хэфе с лучезарным взором лазурных – как сами атлантические воды
