Наш двухэтажный дом не выделялся особенной архитектурой. И вообще ничем не выделялся. Он был грубовато прост, как и его обитатели. Построенный в 20-х годах для строителей Турксиба на скорую руку он представлял собой деревянный каркас, стены которого были набиты матами из камыша. Отштукатуренный и побеленный известью он ничем не выделялся среди таких же близнецов нашего района.
В доме не было воды, как и туалетов, зато в каждой квартире была печка. Раз в несколько лет, после очередной побелки, дом менял свой унылый серый цвет на празднично-белый. Это напоминало мне парусиновые туфли отца, которые чистились зубным порошком к очередному празднику.
В доме было 8 квартир, в каждой по 2 семьи. В одной из квартир на втором этаже жила наша семья из 5 человек. Нам повезло, в нашей комнате было целых 16 метров, а вот у наших соседей по коммуналке только 14 - на шестерых.
Нашими соседями по квартире были чеченцы из числа депортированных с Кавказа в 1944 году. Были они шумными и бесцеремонными. Почти каждое воскресенье к ним приходило много родни. Устраивалась шумная вечеринка с плясками под гармонь, которая затягивалась далеко за полночь.
Дядя Саша, глава семейства, был большим и грузным, но спокойным. Его жена, в отличие от него, - крикливая и шумная. Она всегда с кем-нибудь ругалась. Ходила постоянно беременной. Дело в том, что их 4-х летнюю дочку Малику задавило насмерть бревном во дворе. После этой трагедии соседи решили родить девочку, но почти каждый год появлялось по мальчику. К 1957 году, когда чеченцам разрешили вернуться на Родину, у них уже было 6 пацанов.
Прямо под нами, на первом этаже жил портной Семён Абрамович с женой тётей Клавой. Жили они зажиточно. По праздникам к ним приезжали на «Победе» дочь с зятем. Для нас, детворы, это было целым событием, на нашей улице редко когда проезжала грузовая машина, не говоря уже о легковушках. Мы облепляли машину со всех сторон и глазели как на чудо. Выбегала тётя Клава и отгоняла нас.
Семён Абрамович запомнился нам пацанве особенно. У этой семьи был во дворе сарай , где они держали цыплят. Соседский рыжий котяра повадился их таскать и однажды был пойман. Затянув петлю на шее кота, Абрамыч, на глазах всей детворы, с оттяжкой стал бить его об дерево. Мы решили отомстить и как-то вечером выпустили из сарая цыплят, которые тут же разбежались. Вопли и причитания тёти Клавы мы слушали потом с удовольствием.
Особое место среди обитателей нашего дома занимало семейство Телятниковых. Зто было бабье царство: бабка с тремя взрослыми дочерями не считая деда, который права голоса не имел и был совсем незаметен. Зато остальное семейство было шумным и скандальным. В небольшом нашем дворе они выкопали погреб, построили печку и поставили стол со скамейками. Получилась летняя кухня, где они каждый вечер перемывали косточки соседям. На мнение жителей дома им было наплевать.
Ни у одной из дочерей не было мужа, может по этой причине они были ещё и злыми. Когда семья наших соседей освобождала комнату для отъезда домой на Кавказ старшая дочь Телятниковых прибежала с топором, чтобы захватить комнату. Она не знала нашей мамы, которая в тот момент была готова дать отпор самому чёрту.
Бабка Телятничиха меня не выносила. Стоило только мне появиться в поле её зрения, как она начинала ругаться и прогонять меня, хотя я и не шкодничал. Позже, когда я уже подрос, мама рассказала мне, что нашего отца хотели увести из семьи и женить на одной из дочерей. Этим объяснялось всё.
Семья Моталыго, в отличие от Телятниковых была образцово-спокойной. Дядя Гриша, бывший офицер, занимал какую-то немаленькую должность на заводе. Тётя Аня, его жена, работала там же. С их сыном Вовкой, моим ровесником, у нас проходили все детские игры. Его старшая сестра Аня была не по годам развитой и умной. Во время «оттепели» она где-то доставала и давала нам читать Солженицына и Войновича. Впоследствии и Вовка и Анечка закончили МГУ, а позже эмигрировали в Штаты.
Ещё одна, вполне интеллигентная семья жила в доме. Это была казахская семья педагогов. У них имелось даже пианино, на котором играла их дочь Ася. После окончания московской консерватории она, будучи профессором, преподавала в консерватории Алма-Аты.
Их соседкой по квартире была дворничиха тётя Шура. Жила она одна, если не считать периодического появления её сына Бломбика. (Не знаю, так ли на самом деле звали его, или это была его кличка). Появлялся он после очередной отсидки в тюряге, куда попадал то за драку, то за грабёж. Это был здоровый верзила с татуировками и хищной улыбкой, которую ей придавал блеск стальных зубов. С его появлением спокойная жизнь дома прекращалась. Дружки Бломбика каждый вечер во дворе устраивали шумные пьянки с руганью и мордобоем. В это время дом испуганно замирал. Не боялся их только дядя Гриша. Однажды он пообещал перестрелять их всех к чёртовой матери, в руках у него был пистолет. Подействовало, пьянки во дворе прекратились.
Одно время в доме жила довольно странная еврейская семья: отец с дочерью. Отец был довольно мощным мужчиной с наголо бритой головой. Ходил, как правило, в офицерских брюках-галифе на подтяжках, в майке и тапочках на босу ногу. Дочери его было лет 30, и была она сумасшедшей. Её так и звали Катя-сумасшедшая. Однако была она тихой и безвредной. Ходила постоянно улыбаясь. Поговаривали, что свихнулась она от чрезмерной учёбы.( Моя сестра Таня, которая не отличалась большим усердием в школе в ответ на мамины упрёки говорила: - Ты хочешь, чтобы я стала такой же, как Катька?)
Взрослые её прогоняли, и поэтому она постоянно находилась возле детворы. Дети её не особенно брали в свои игры, а чаще дразнили и обзывали. Тогда она начинала плакать и бежала жаловаться отцу. Его мы очень боялись и когда он, ругаясь, выходил во двор, разбегались и прятались.
Два брата-близнеца Митяй и Толян, которые жили со своей матерью, уже считали себя взрослыми. Им было уже по 15, и учились они в ПТУ. Косили под блатных: кепки-шестиклинки, чёлки на глазах и расклешенные брюки. На нас-мелюзгу они обращали внимание только тогда, когда им не хватало денег на папиросы или пиво. Мы их боялись и поэтому безропотно отдавали те копейки, которые перепадали от родителей. Понятно, что их мать, которая работала уборщицей, не могла полностью обеспечить их растущие запросы и поэтому как-то, раз братья ограбили газетный киоск. Кроме папирос ничего стоящего там они для себя не нашли. Но сам факт, что они теперь вроде, как герои, придавал им гордости. Тем более, что милиция положила это дело в долгий ящик.
Успех безнаказанности вскружил близнецам голову, и они подыскивали очередной объект для повторного криминала.
А тут, как специально, в магазин, расположенный недалеко от нас, завезли партию китайских авторучек с золотыми перьями. Решив, очевидно, что золото даст им путёвку в достойную жизнь, близнецы решили повторить успех. Это им удалось. Ювелир,которому они предложили купить у них золото, поднял их на смех. Золота в этих перьях было с гулькин нос. Не зная, что дальше делать с ручками, парни начали одаривать ими своих друзей и подружек. Через месяц милиция их вычислила, и братья загремели в колонию для малолеток.
Одну из комнат дома занимала молодая семья с трёхлетним бутузом. Валерка, глава семейства, был ещё студентом политеха и вот-вот должен был защищать диплом. Семья, как семья, и ничем особенным не привлекала внимания. Но однажды Валерка не приехал домой после лекций. Не явился домой и к ночи.
«Загулял парень», - злорадствовало семейство Телятниковых. Светлана, жена Валеркина, всю ночь места себе не находила, а утром уже собралась бежать в милицию, но тут явился её муж. Живой, но несколько помятый и с чёрными кругами на лице.
«Хулиганы, бандиты?» Реальность оказалась куда страшнее. Как рассказал сам Валерка: - Утром завернул конспекты в газету и сел в автобус. Доехал до института, выхожу, а тут мужик, который ехал в этом же автобусе останавливает меня.
– Пройдёмте, - и показывает удостоверение КГБ, - Надо кое-что выяснить.
– Опаздываю на лекцию, - говорю я ему.
– Лекции подождут, - отвечает он, - а может и совсем не нужны будут.
Приводит в свою «контору» - Теперь отвечай, кто и с какой целью решил опорочить Генерального секретаря КПСС товарища Н.С. Хрущева? - и кивает на газету с конспектами. Смотрю, а на первой полосе газеты «Правда» портрет генсека с пририсованными козлиными рогами и ослиными ушами. Мелкий постарался. Заперли меня в «кутузку». – Посиди и подумай, кого ты растишь в нашем советском государстве. Думал, всё, конец, попрут из института. Но вот он счастливый случай – через неделю Хрущёва за волюнтаризм снимают со всех должностей и дают ему пинка под зад.
Были у нашего дома и свои тайны. Одной из них была девушка по имени Клава. Она рано осталась без родителей и жила одна. Была молчаливой и не с кем не общалась. Когда бы она ни появлялась, на её шее был завязан шёлковый платочек. Поговаривали, что она скрывает след от петли – результат несчастной любви.
Тайной было и появление одним ничем не примечательным утром, в нескольких почтовых ящиках нашего дома антисоветских листовок. О таком мы слышали только от забугорных вражеских радиоголосов. А тут на тебе – приплыли. Получите подарок. Листовки были написаны ровным ученическим почерком. Но содержание было вполне взрослым. В них говорилось об обнищании народа, о карточках на продовольствие, которые были введены Хрущёвым, о кукурузе, уже навязшей в зубах, о культе личности генсека. Всё это соответствовало действительности, но с другой стороны это же бунт против «царя».
Одна из листовок оказалась у Нины Сергеевны, учительницы истории, живущей в угловой комнате. Она проявила бурную деятельность. Первым делом поставила в известность дирекцию своей школы. Затем организовала проверку почерков школьников нашего дома и, на всякий случай, учеников своего класса. Когда в нашем доме появился человек «оттуда», она дала характеристику на всех соседей по дому и вместе с ним обошла все квартиры. Вежливый человек «оттуда» пообещал каждому жильцу суровую кару за разглашение и взял клятву под роспись.
Дом ветшал, и власти решили сделать ему капитальный ремонт. Для этого во дворе дома сколотили деревянные сараи, куда на полтора месяца были выселены все семьи. Если комнаты, в которых мы проживали, были небольшими, то каморки, в которые нас переселили, были и того меньше. Всё это время жили без электричества. Выкручивались, как могли: варили еду на керосинках. Одна из керосинок опрокинулась. Пожар тушили всем двором. Слава Богу, обошлось. В одном из домов по соседству пожар оставил только фундамент.
Нашим родителям такой образ жизни был тяжёл, а мы, дети
Мне этот рассказ очень напомнил песню В. Высоцкого "Баллада о детстве". Вот только той глубины в нём нет. И изложено вроде неплохо, даже умело, но всё портит сплошная "бытоописательность". Есть только наметки и намеки. Да, картинка получилась богатая, но без развития. С такой фактурой можно было целую серию рассказов написать, один другого краше. А в таком виде это всего лишь "дневниковые записи".
Жаль.
