Я не думал, когда говорил правду, а правда заключалась в том, что меня лишили наследства. Так что я сказал? Я сказал, что ты сходишь с ума, когда этот человек смотрит на тебя чарующим взором. И что такого? Ну, ты влюбилась. Конечно, не мне судить тебя... а-а-а – я понял, ты хотела... Ты влюбишься, конечно, тоже, заведутся ребята и я лишний. Ну, что ж, дерзай! Я ухожу к другой, оставайся с ним. Я ушёл. Собрал вещи и ушёл. Пришёл он: неприхотливый, серьёзный, немного застенчивый и началось...
- Ты мне изменяешь с кем-то другим! – кричал он. – Я чувствую, как ты пошла в сторону от меня... ты уходишь, я страдаю, – и плакал горько, навзрыд.
Она утешала, говорила:
- Только на минуточку зашла: он мне должен...
Она не кривила душой: я должен.
- Раздевайся, – я указал на постель, – и дальше продолжил, что у нас было всегда.
Да, я должен, но немного: парень явно не дотягивал до меня своими охами и вздохами, но он ей нравился. Наследства меня лишили, но теперь я купался в роскоши от этой облезлой обезьяны. Я не придумал ничего хорошего после того, как она меня обозвала "последышем" и гнусным словом "Альфонс". Да, я жил за её счёт, но она ничего не зарабатывала, просто жила в роскоши. А "облезлая обезьяна" появилась в моей голове после первой встречи. Зубы вставные – она их придерживала языком зачем-то, а причёска наподобие вороньего гнезда, в котором из волос – три пучка, и она ими гордилась.
- Смотри, какие шелковистые, – и трогала их прядь за прядью, всего три.
Будто я никогда не видел женских волос, а эти крашеные, посечённые на кончиках и корни седые. Я охал, восхищаясь, и целовал ручки (кстати, ручки были ухоженными с узкими ноготками – они мне нравились). Ещё мне нравились её мужицкие ухватки: она будто боролась с кем-то, всё время давила себе на грудь и резко выдыхала. Говорила, что это полезно для её здоровья – один гуру подсказал. Меня это умилило и больше ничего не помнил от "любви". Но дамы устают с годами, мне хватило двух лет, чтоб надоесть: а как уйти, чтоб не опозорить себя и не потерять в деньгах? Завёлся "брат", не по крови, но по ремеслу. Сговорились и начали "раздел" между собой. Она быстро поняла, что обмишурилась и стала приходить ко мне, а её "ребёнок" плакал, она жалела. Я горячился, что не один, но она хотела, чтоб я оставался – пробовать что-то другое я не стал.
Однажды летним вечером она пригласила меня к себе.
- Я узнала, – сказала она чуть не с порога, когда мы едва поздоровались с её "суженым", – страшную новость: меня увезут в больницу и оставят надолго там, вот что я скажу вам, мальчики: миритесь, деритесь, но вы мне больше не нужны – уходите! Прошу, – она заплакала и проплакала всю ночь.
Мы сидели и пили дорогое вино, слушали музыку и негромко беседовали между собой. Тихо говорили, но она всё слышала. Уходя я сказал ему:
- Если некуда идти, приходи ко мне, спи на диване, ты мне не помешаешь.
- Приду, если пустишь, – он улыбнулся чарующей улыбкой.
Как такую улыбку можно пропустить?
- Конечно пущу, приходи.
Я закрыл за собой дверь, погладил кота: его время гулять, я изучил кошачий график. Сел в машину и уехал. К вечеру следующего дня её ловелас приехал со всем шиком – нарядный как попугай.
- Ты что это так вырядился? – спросил я, предпочитая более сдержанный стиль.
- А что церемониться с одеждой? Пусть хоть так.
Он переживал, вздыхал: как он будет теперь? Улыбка улыбкой, но нравиться ещё чем-то нужно, а это не того... у него, как оказалось, нет.
- Совсем? – спросил я, стесняясь своей нескромности (в нашем деле без "того" нельзя, улыбка это так).
- Не совсем, но так... – дальше продолжать не было смысла.
- Устраивайся вон туда, – я показал ему место в гостиной, дальше не пускал, – после подумаю, что с тобой "таким" делать.
Я собрался уходить.
- Ты куда?
- Я приду скоро, не жди, – показал на буфет, – ешь пока там...
- А она уехала, если ты, конечно, к ней.
- Нет, я к её доктору, надо поговорить.
Доктор говорить со мной не стал: я чужой. Видел меня из окна, я ждал её в машине, но не муж и не сын.
- Вряд ли, вряд ли, – дал подсказку себе под нос и выпроводил меня из кабинета.
Ух! Доктор! Таким лучше не попадаться, а в коридоре людей прибавлялось – несчастных людей.
Я поехал в больницу, там в приёмном покое сказали, что такая существует, но... приказано её не беспокоить, только родным можно. Интересно, кто родной у неё? Оказывается есть дочь, я узнал позже, но она с дочерью так и не помирилась, а теперь та живёт где-то на краю света. Только мы с "братом" и остались. Я стал носить её любимые булочки (знал, где купить), гулял с котом под окнами (она видела). У кота была привычка лазить по чердакам: уж что ему так нравилось? Мы привыкли, а соседка, заядлая кошатница, ни в какую:
- Не слажу с таким, – сказала, и я забрал его к себе.
Редкой породы и хулиган, пришлось взять: мне он доверял.
Позвонила, просила прийти, только меня одного просила. Откуда узнала, что мы вместе живём? Он так и не нашёл пассию. А что искать? Я же принял.
Пришёл к ней в больницу с очередной порцией булочек и цветами.
- Ты кота моего береги, – заплакала.
- Куда я денусь без него? Пусть у меня живёт.
Она выписала чек.
- Вот Феликсу, а вот тебе, с этим уродом. Ну, что я в нём нашла? – она плакала и смеялась.
Я смеялся, поддерживая шутливый тон и жалел: ту женщину, которую желал по принуждению, вдруг стал жалеть пронзительно и чётко, не сомневаясь, что она мне дорога.
Я выписывал её на время, привозил снова в больницу. Кота привозил и увозил к себе. Когда хозяйки не стало, кот загрустил, сник и умер за неделю. Всё кошачье достояние, всё наследство, досталось мне и этому слезливому юноше (я так распорядился, уж слишком прикипело к сердцу его навязчивость).
Через полгода я женился на девушке с физическим изъяном и мы, не ссорясь ни разу, зажили счастливой семейной жизнью. А дочь этой женщины я встретил, отдал ей полдома, передал от матери послание: "Не прощаю, не жди", – и не выгонял, даже когда ей хотелось меня ударить, дебоширить и бить, что в руки попадётся. Жена терпела и жалела наркоманку. Личная жизнь так у неё и не сложилась, но большого вреда за ней я не замечал – пусть живёт.
Зачем я всё это рассказал? Не судите строго – я "Альфонс", а моя жизнь – аттракцион.
