Предисловие: Третий рассказ про Веронику
— А-чхи! Чхи! Чхи! – раздалось за стеной спальни, и заиграла тяжелая, классическая музыка — приглушенная, но отлично слышимая в хрупкой утренней тишине.
Вероника ничего не имела бы против, если бы услышала ее не в шесть часов утра. На работу вставать в семь, и она поспала бы еще часок, но уже пробудилась — где-то глубоко в затылке и неясно. Настолько неясно, что не ощутила ни капли раздражения в адрес пожилой француженки, с которой соседствовала спальнями.
При слове «француженка» часто возникает образ некоей утонченной дамы типа Коко Шанель, которая и в старости не позволяла себе выходить на люди, не покрасив волос, губ и ногтей. Соседка же совершенно не походила на знаменитую соотечественницу: маленькая, сутулая старушка в бесформенном пальто, с растрепанными волосами, поседевшими неравномерно и принявшими непонятный, грязный цвет. Именно этими неухоженными волосами она позорила стильное звание «француженки». Жила она в Голландии давно и одиноко. С соседями не общалась по причине слабого владения языком – этот ее недостаток Вероника открыла, когда один раз поговорила, стоя на балконе.
«Поговорила» — неточное слово, так, перебросилась фразами.
Была весна, самый разгар, в саду плодовое дерево сплошь покрылось крупными, бело-розовыми цветками – прямо-таки голландская сакура. Плоды его, не похожие на вишню, но тоже красные и съедобные, появлялись в августе. Когда ветки дотягивались до второго этажа, Вероника их срывала и не чувствовала себя воровкой – все равно голуби склюют. Соседка выглянула из окна кухни, что-то коротко сказала, показывая глазами на дерево. Вероника не разобрала, из вежливости ответила – да, красиво. Соседка проговорила еще что-то, длинно и неразборчиво, на что отвечать не имело смысла. Вероника кивнула и ушла в комнату. Жить в стране и не владеть языком – это инвалидность, почему на старости лет дама не вернулась на родину?
Неизвестно.
И было бы неважно, если бы не ее неподходящий утренний ритуал: ни свет ни заря чихнуть три раза и завести оркестр, иногда с завывающим оперным голосом. Наверное, она желала подчеркнуть свое благородное происхождение, или хорошее воспитание, или музыкальное образование. Или считала по-французски элегантным просыпаться под классическую музыку и, отчихавшись, принести себе в кровать свежий капучино с хрустящим круасаном.
Потом она включала телевизор, и Вероника слышала речь – однотонной скороговоркой, в нос и с частным употреблением звука «же», которого нет в голландском. И разговаривают здесь совсем в другой манере — неторопливо, разборчиво. Но тоже картаво, на французский манер, особенно в южной провинции Брабант, который граничит с Бельгией…
Потом звонил будильник у Вероники. Его миссия заключалась не в том, чтобы разбудить хозяйку, а в том, чтобы подать знак – пора вставать. Она, не глядя, хлопала ладонью по верхней кнопке, открывала глаза и лениво потягивалась, как кошка после долгого лежания в одной позе. Руки в замок и поднять повыше. Ноги вытянуть подлиннее. Покрутить ступнями, пять раз в одну сторону, пять в другую. Прочитала недавно в русской газете — лежачая гимнастика легка и полезна, помогает быстрее проснуться, подготовить мышцы к работе.
В самый разгар упражнений по второму заходу пикал будильник, причем настойчивее. Вероника нажимала другую кнопку, сбоку, отбрасывала одеяло и вcтавала с кровати.
В тот день было русское Рождество, но в Голландии его, естественно, не отмечали. Свое, католическое отпраздновали две недели назад и уже забыли, будто и не было, жили каждодневными заботами. Елки выбросили на второй день Рождества, даже до Нового года не дали достоять. Эту местную традицию Вероника не понимала и принимать категорически отказалась. Она поставила себе задачу интегрировать в голландское общество, но чтобы встречать Новый год без елки… Нет, это заходило слишком далеко и вообще выходило за пределы ее логики.
Любая интеграция начинается с освоения местного языка. Голландский – язык корявый, говорят, по сложности уступает лишь китайскому. Многословный – есть понятия, которые на русском объясняются одним словом, а на голландском целой фразой, потому переводные книги в полтора раза толще оригинала. Есть слова, которые звучат одинаково на обоих языках, например: кучер, лампа, стул, их, кажется, еще царь Петр на родину из Голландии привез.
Хорошо детям, они овладевают языками без напряга, на слух. А когда тебе за сорок, учить что-то сложновато, даже если имеются способности к запоминанию и достаточный уровень интеллекта. Но мозги забиты воспоминаниями, эмоциями, ожиданиями, в них мало места для новой информации. Чтобы ее туда впихнуть, необходима настойчивость. Еще способность фантазировать, сравнивать, догадываться.
И помощь извне не помешает.
Помощь оказал муж Симон, который работал в библиотеке. Ежемесячно там проводили ревизию и списывали в утиль книжки, потерявшие внешний вид. Симон отбирал нужные и приносил домой, бесплатно. Самой ценной книгой для Вероники стал голландско-русский словарь – толстенный фолиант в твердых синих обложках, которые немножко протерлись внизу.
После получения вида на жительство плотно занялась языком, учила днем на официальных курсах, вечером дома по детским книжкам с картинками. Делала домашние задания, давала проверять мужу. Писала с ним диктанты, чтобы запоминать грамматику. Правильное произношение с ней лично тренировал один добрый преподаватель, когда у него выпадал свободный час.
Изучение языка состоит из четырех дисциплин: «читать», «писать», «понимать» и «говорить». Последняя – самая сложная, приходит позже всех, скорее всего из-за того, что люди стесняются делать ошибки и выглядеть смешными. Вероника не стеснялась: кто хочет, пусть смеется, а сразу превосходно овладеть чужой речью еще никому не удалось.
С мужем поначалу общалась на английском, оба владели им на бытовом уровне. Когда занялась изучением местного языка, английский вылетел из головы. Неважно. Он, как шекспировский Мавр — сделал свое дело, и может уходить. Когда понадобится, вспомним.
Сама она была неболтливой, и приходилось себя заставлять больше разговаривать, чтобы Симон указывал на ошибки. Он любил поговорить, на разные темы, в том числе о себе. Вероника слушала с двойным вниманием – вникнуть в язык и получше узнать мужа, ведь поженились они, практически не зная друг друга.
Не до того было. Оба спешили, особенно замученная неустроенностью жизни Вероника. Неустроенность проистекала по не зависящим от нее причинам. В те критические годы страна сделала резкий поворот и сменила две важнейшие вещи: название — с Союза на Россию и государственный строй – с социализма на… неизвестно что. Произошло массовое бегство граждан за рубеж, о чем ежедневно показывало передачи телевидение. Задумала сбежать и Вероника.
Познакомилась с Симоном по международному объявлению в газете. Впервые встретились на нейтральной территории, в Польше – туда ей оказалось легче приехать по турвизе. Провели вместе три дня. Замечательные. Волшебные. Как в сказке. Хоть и не походил Симон на «прекрасного принца» — на восемнадцать лет старше, тогда ему было уже под шестьдесят, роста невысокого, толстый, во рту зубов через один. Но был он последней надеждой Вероники, а последней надежде в зубы не смотрят…
Она честно намеревалась жить с ним долго и счастливо, но ни то, ни другое не удалось.
Вот принято считать, что в разводе виноваты оба. Неправильно это. Очень часто виноват один. И почему сразу – виноват? Просто захотел развестись и все.
Ее первый брак — с русским мужчиной не получился, за что она полностью брала вину на себя. Второй брак, с Симоном, тоже не получился, но на сей раз из-за его неуживчивого, корявого характера, о чем говорил тот факт, что она оказалась его четвертой женой. И то, что он многие годы не общался с единственным родным братом. И то, что у него практически не было друзей…
Если бы она знала это с самого начала, не спешила бы, поискала бы других зарубежных корреспондентов.
Но это из пословицы «если бы да кабы».
Когда узнала свой номер в списке его жен, понадеялась, что окажется его последней супругой, что он с возрастом поумнел, остепенился, стал терпимее…
Он жил в Гааге, в скромной трехкомнатной квартире, и привез туда Веронику.
Ее первое впечатление от Голландии: все люди — иностранцы, все машины – иномарки. Второе – богатейшая страна. Маленькая, уютная, ухоженная. Чистая. Цветы на каждом шагу, деревья, парки в несколько гектаров прямо посреди города. Сияющие чистотой и новизной автобусы — с затемненными окнами и кондиционерами. Даже на загруженных транспортом улицах воздух не загрязнен автомобильными выхлопами. Здания школ, госучреждений, магазинов не оскорбляют взгляд обшарпанностью или облезлостью.
На дорогах взаимное уважение и нежелание создавать аварийные ситуации. Ступишь на «зебру», ближайшая машина останавливается и ждет, не подгоняя пешехода нетерпеливыми гудками.
Вообще заметно уважение к человеку. Рядом с обычной лестницей обязательно пологий спуск для колясок и велосипедов. На перронах, остановках – выпуклости в тротуаре, которые слабовидящие люди ощущают подошвой. Автобус подъедет, опустится на передних колесах, чтобы пожилым и детям не пришлось высоко поднимать ноги. Мелочи, из которых состоит целое.
У людей расслабленные лица и неторопливые движения. Ходят по магазинам, сидят на террасах, едят, пьют, болтают, смеются. Много мужчин. Они хорошо одеты и пахнут хорошим парфюмом в отличие от русских, которые «благоухают» тремя вещами – потом, перегаром и табачищем. Женщины выглядят довольными, макияжем не увлекаются, одеты удобно, обувь носят без каблуков.
Встречая непринужденные, доброжелательные взгляды, Вероника подумала: вот страна победившего счастья. Здесь все так умно устроено, что у жителей не может быть проблем. Они не печалятся о прошлом, не страшатся завтрашнего дня. Не болеют и не умирают.
Возмечтала: вот бы влиться в эту идиллию, расслабиться, пожить по-человечески…
Первый год ее оказался кошмарным. Привыкание к новой стране – это стресс, который не зря «культурным шоком» называют. Получала его Вероника каждый день. Прежде всего от того, что не владела языком и чувствовала себя немой, от того беспомощной – ни в магазине объясниться, ни по телефону ответить, ни со врачом поговорить. Тупо смотрела в телевизор и удивлялась – неужели Симон понимает эту странную речь?
Еще стресс от неопределенности собственного статуса. Брак заключить в Голландии оказалось сложно даже со всеми ее документами, подтвержденными апостилем. Симон нанял адвоката, и тот пообещал урегулировать вопрос. Урегулирование длилось долго, двухнедельная Вероникина виза давно просрочилась, и она не знала, на каком положении жила. Адвокат уверял, что
|
