Окон было два.
В этой маленькой двухместной палате, после многочисленных ремонтов и перепланировок, появились два замечательных узких окна высотой почти во всю стену. Деревянные переплеты, выкрашенные белой краской, создавали ощущение тепла и уюта.
Маргоша и Женька смотрели из них во внешний мир, каждая в свое, если хотели уединиться, или вместе, «в гостях» друг у друга, плечом к плечу.
Мир за стеклами был замечателен, безграничен и независим. Он жил по ведомым только ему законам и позволял наслаждаться собой в любое время года. Этим октябрем больничный парк не спешил терять листву, демонстрируя буйство красок и оттенков желтого, багряного, коричневого, местами зеленого. Кокетливая модница при полном макияже. Слева мерцала темная вода канала, покачивая отражения расхваставшихся красой берегов и пронзительного неба. Резкость цветов напоминала театральную декорацию. Над кронами виднелась остроконечная крыша католической кирхи. В прошлом здесь было старинное немецкое поселение, ныне владения музея-заповедника. В кирхе жил орган. По воскресеньям, во время службы он пел. Музыка проникала в приоткрытую форточку, соединяясь с больничными звуками. Старый парк упирался в железнодорожную насыпь, увенчанную ажурным мостом, по которому неспешно проплывали поезда и электрички, приветствуя друг друга длинными гудками.
Подоконники облюбовали две птички. Маленькие, серенькие с желтыми грудками, они стучали коготками в ожидании крошек.
По утрам Маргоша выглядывала в свое окошко. Так она создавала настроение на день.
Мир по эту сторону переплетов был замкнут. Ограничен голубовато-серыми крашеными стенами, белым потолком, на котором ночью оживал всполох пожарной сигнализации. Здесь пахло лекарствами и болезнями.
* * *
С Женькой Маргоша познакомилась два года назад.
Во время рабочей смена на судостроительном заводе, где работала, она неожиданно почувствовала себя плохо. Вызвали скорую помощь, та отвезла Маргошу в больницу. Боль была сильной, непонятной, неправильной. Врачи задавали вопросы. Маргоша чувствовала себя диковинной рыбкой в аквариуме с толстыми стенами: на всеобщем обозрении, ничего не слыша, не понимая, не отвечая. Она пыталась говорить, но только открывала рот. Обследование, проведенное в больнице, показало, что ее предали почки. Устроили забастовку, отказались работать. Рыбку выловили сачком и вытащили из воды. Маргарита стояла на пороге палаты. Два узких окна. Две тумбочки. Две кровати.
Одна кровать свободна, к ней подвели Риту. На другой по-турецки сидела девушка. Она создавала впечатление чего-то странного и непонятного, то ли походила на замысловатую птицу, то ли на диковинное растение. Девушка была хрупко-миниатюрной, с узенькой талией. Волосы черной копной, пышной, вьющейся, создавали объем над бледным кукольным лицом. Мелкие черты, изящный рот. Черные глаза акцентом бездонного внутреннего, контрастом совершенного внешнего. Лицо – белая маска мима, выражающая эмоции одновременно всеми мышцами. Мимике помогали жесты кистей, пальцев.
«Здравствуйте!», – в кивке зазмеились черные пряди, глаза распахнулись, полыхнув. «Будем знакомы, Женя!», - порхнула ладонь, палец метнулся к ее груди и дальше, в сторону: «А это Ваша кровать!».
На протяжении их последующего общения Маргоша не переставала удивляться Женькиной способности помогать себе жестами и мимикой, создавая впечатления театрального действа и праздника.
Домой Маргоша вернулась вроде бы та же: улыбка на миловидном лице с ямочками на щеках. Ладненькая, как сдобная булочка. Умеренная полнота и небольшой рост не портили ее фигуру. Это был тот случай, когда мягкость и округлость форм были продолжением и выражением характера. Только за затемненными очками проглядывала синева под глазами. Да заколотые венки под сгибами локтей говорили о предательстве собственных почек.
* * *
Этой осенью Маргоша с Женькой, в который раз переживали сезонные обострения хронических болячек в «своей» палате.
При поступлении в больницу встретились в холодном приемном покое.
- Привет! Ты как? – Маргоша заглядывала Женьке в глаза. Та стала еще худее.
- Нормально. Инвалид второй группы пожизненно.
Маргоша вспомнила, как несколько лет назад, получив впервые третью, рабочую группу, Женька восприняла это как сигнал к действию. Сама больна, родители пенсионеры, как жить? Она окончила курсы медсестер, прошла практику, устроилась на работу.
- А как креатинин?
- Лучше. Был плохой, а сейчас…, - Женька назвала цифру, от которой у Маргоши глаза на лоб полезли. Похоже, Женькины почки не просто объявили забастовку, а самоустранились полностью. Показатель анализа крови был не просто плохой, а худший из возможных.
- Ты же знаешь, надо работать над собой и все будет хорошо, - вещала Женька, будто лекцию читала.
- Как работать, в смысле таблетки-диеты?
- Да брось ты свои таблетки! Я тут на сайт Нарбекова заходила. Там книги, курсы аутотренингов, дыхательная гимнастика. Человек хозяин своего организма. Только упорство. Многочасовой труд. Вера в себя. Мне помогло. Выздоравливаю. Как я выгляжу? – Женька по своему обыкновению жестикулировала, сверкала глазищами, трясла змеистой копной.
- ….. Нормально.
- Анализы же улучшились!
Женькина худоба еще сильнее усугубила впечатление диковинной птицы, почему-то раненой. А характеристики крови были убийственны. Раз человек уверен, что выздоравливает… Маргоша вздохнула. Нет, она так не может. У нее депрессия…
Тем временем Женька сообщила, что оставила работу медсестрой и трудится на дому. Скопила на новый компьютер и сделала ремонт. Теперь у нее розовая спальня, правда крохотная. Маргоша со своим здоровьем, которое по сравнению с Женькиным можно было считать достойным полета в космос, чувствовала себя немощной, несчастной и только хлопала глазами, глупо улыбаясь.
- Ритка, не смей реветь! Я из тебя сделаю человека! Мы с тобой горы свернем!
* * *
Маргоша считала себя обыкновенной, нормальной женщиной. Может, чересчур мягкотелой, беззлобной. Корила себя за улыбчивость и не могла ничего с собой поделать. С ней разговаривали, ее ругали или хвалили, а она улыбалась, как идиотка. Или вздыхала. Дома муж и уже немаленькие дети за такую ее беззлобность и покладистость любили и даже жалели. И понимали, что на самом деле, на Маргошиных пухленьких плечиках держится семья.
Кроме неблагодарных почек-предателей, ненормальной была ее тяга к писательству. Да-да! Клуша, мамочка Марго писала рассказы. Изредка на нее «накатывало». Взгляд за затемненными очками становился отрешенным. Она забивалась куда-нибудь подальше, искала листы бумаги или тетрадку и начинала строчить, прислушиваясь к себе ли, к кому-то ли, к чему-то ли. В эти моменты ее глаза молили не беспокоить. Поужинать самим яичницей. Помыть посуду. Пожелать себе спокойной ночи. Она исправится и все наверстает. Потом. А сейчас ее нет. Уехала в неизвестном направлении.
Женька знала об увлечении подруги. Больше того, их интересы оказались близки. Женька понимала толк в писательстве, обладала врожденным чувством литературного чутья и необходимыми знаниями. В свободное время от самоусовершенствования, работы диспетчера на домашнем телефоне, она для души совершенно бескорыстно читала, отбирала и редактировала опусы графоманов для местного молодежного журнала. «Когда уж тут болеть», - ворчала Маргарита. Она робела, но показывала свои творения Женьке, понимая, что это совсем не то, что подружки, расхваливающие и восхищающиеся домашней писательницей. Женька есть Женька. Припечатает так, что мало не покажется.
Этим октябрем на вопрос что нового в «творчестве», Маргоша протянула Женьке свои листочки и потом следила за лицом подруги, пока та читала у «своего» окна. Некоторые странички просматривались наискосок по диагонали, за несколько секунд и устраивались на подоконнике. Одну стопочку Женька задержала в руках, морща нос, лоб и щурясь одновременно. Накрутила прядку на палец, чуть прикусила.
- Вот. Это понравилось. На порядок выше того, что нам присылают. Язык. И мир осязаем. Всегда надо прорисовывать мир, в котором происходит действие. Хочешь, покажу главному редактору? Думаю, ей понравится.
* * *
Маргошу кто-то тормошил. В окне висело звездное небо. На мосту гудел тепловоз. Пожарный глазок подмигивал на белом потолке. Ночь сонно щурилась.
- Ритка, ну вставай же! – голос Женьки шипел громко.
- Зачем? Ночь еще!
- Слушай, я тут в Интернете через телефон сидела. Вычитала, что все неправильно.
- Господи, что неправильно? Ты не могла бы это днем сообщить?
- Нет, нельзя днем. Нам неправильно диагнозы ставят, анализы не так сдаем, не больны мы вовсе!
- Жень, давай поспим, а?
- Некогда спать. Утром анализы сдавать. А нам надо воду пить сейчас. До утра по литру выпить. Я уже вскипятила и остудила, пить давай!
- Не хочу пить, я спать хочу…
- И не надейся! Пей!
До рассвета сидели они на подоконниках, укутавшись в одеяла, по глоточку отхлебывая воду, разговаривали.
* * *
Ночные бдения прошли даром. Результаты обследования показали, что Маргарите светит новый курс антибиотиков.
Женьку лечащий врач вызвала в ординаторскую. Ее не было долго. Вернулась, тихо легла. Молчаливая Женька пугала. Маргоша крутилась под одеялом, сопя.
- Предлагают диализ, - бросила Женька.
Диализ – красивое слово. Диализ – совсем как анализ. Математический анализ крови. Акция: выпей за ночь литр воды, сдай анализ – марш на диализ! Бред какой-то. Женька и диализ. Женька – огонь, диализ – очередь.
- И что?
- Согласна. Другого не дано.
В отделение диализа пошли вместе: тишина, покой, стерильность, медперсонал стелется бесшумно. Заглянули в зал. Солнце в окна. Высокие кровати рядами. На них люди. Бабушка седенькая, дремлет. Парень, молодой совсем. Журнал листает. Дама в очках. Смотрит в окно. Девочка. Читает учебник английского. Безмолвие. Звук работающих аппаратов. Людей объединяет то, что их почки самоустранились, атрофировались, превратились в сморщенные ненужные кусочки плоти. И теперь, в этом зале, два раза в неделю, за них работают аппараты. Как соотносятся диализ два раза в неделю и человеческая жизнь? Диализ и учебник английского?
Маргоша почувствовала, что ее начинает трясти, всю, до самых кончиков пальцев. Женька скрылась за кожаной дверью.
За столом сидела блондинка с обложки глянцевого журнала. На бейджике значилось, что блондинка заведует отделение диализа.
- Я ознакомилась с вашими документами, Евгения. Вам показан диализ. На данный момент все места заняты. Могу поставить вас на очередь. Очередь продвинется в случае смерти одного из пациентов. Вам все понятно?
Что может быть понятнее? В очереди на выбывание: листают журналы, читают книги, изучают английский. В тишине под звук работающих аппаратов. Два раза в неделю.
- Все наши пациенты рано или поздно умирают. Примите это как данность.
* * *
Птицы на подоконнике, клювами по металлу. Электричка по мосту, гудит, здоровается. А вот и дождик на стекле, давно не виделись! Давай включим свет, подруга! А то темновато как-то, безрадостно! Приходи в гости на мое окошко. Будем вместе дождик встречать.
Оказалось, что встать в
Тем, кто не теряет надежду
