Позже мы узнали, что то место, куда нас привезли, называлось очень интересным и красивым словом: «Ателье». И что палка, на которую при каждом удобном моменте опирался ругавшийся с Кореневым человек, называлась «метром», а сам дядька с громким голосом именовался «портным». В общем, я и мои подружки – аккуратные белые пуговицы с перламутровым оттенком, лежавшие в картонной коробке - очень быстро поняли, что «портной» - это тот, кому положено взад-вперед ходить по ателье и при этом не выпускать из рук метр. Но этого мало. Оказалось, что этот человек вечно чем-то недоволен! А Коренев, наверное, доволен всем, но увидеть его нельзя. Он существует только в телефонной трубке. Ещё мы обратили внимание на то, что к постоянно бранившемуся человеку с седой бородой ни разу никто не обратился: «Эй, портной!» Зато, когда он кричал по телефону, то так и начинал: «Эй, Коренев, ты слышишь?» И тут же принимался ругать и распекать его на все лады. А иногда даже произносил такие слова, что некоторые из нас были готовы провалиться сквозь дно коробочки, в которой мы все находились. Мы не видели Коренева, но нам в такие минуты было его жалко. Поэтому-то мы и решили, что Коренев был намного лучше портного. По крайней мере, нам не довелось услышать от него ни одного плохого слова.
И вот в один прекрасный день – а был он действительно прекрасным – меня и ещё нескольких таких же пуговиц вытащили наружу, ловко насадили на иголку с ниткой и стали пришивать.
Раз-два – и вот мы уже красовались на белом платье, которое висело на деревянной вешалке. А женщина, которая пришивала нас на лёгкую, почти невесомую, ткань, периодически отходила на шажок-другой, вглядывалась то ли в нас, то ли в платье, и взволнованно повторяла: «Батюшки, кто бы видел, какой шикарный наряд получается!» И вот так она сказала, вероятно, раз десять. А, может, и все двадцать. И после того, как она вышла из маленькой комнатки, платье тотчас же загордилось. Оно всё время повторяло, что если бы его не сшили вовремя, одной очень красивой девушке так бы и не удалось выйти замуж.
Мы не очень понимали, что такое «выйти замуж», зато все сразу решили, что платье зря кичится своей ему не принадлежавшей красотой. Ведь если бы не кружева, которые на нём были нашиты, и не блёстки, и не бисеринки, и если бы даже не мы – на это платье никто бы никогда не посмотрел. Но мы молчали, потому что спорить было бесполезно. И кружево молчало. Оно было действительно очень красивым, но почему-то предпочитало об этом не говорить. А платье всё разглагольствовало и разглагольствовало, и закончило хвалебные речи самому себе только под утро.
А через несколько дней мы узнали, и что такое «выйти замуж», и что такое «свадьба», и много чего ещё нам довелось увидеть и услышать. Но перед этим нас, а вернее, всё платье целиком - с кружевами, бисеринками и ленточками – принесли в дом. Судя по всему, нас там очень ждали, потому что сероглазая девушка по имени Майя, которая увидела платье, от восхищения только и смогла произнести: «Ах!» Причем, это «ах!» вылетело из её рта настолько неожиданно, что мы не могли понять, кому оно было адресовано: кружевам, шелковым ленточкам, бантикам, пуговицам или, быть может, кому-то одной из нас. В общем, каждая решила, что воздушно-восторженное «ах!» предназначается именно ей. А платье, конечно, вообразило себе, что все эти умиления и ликования касались только его. И оно так заважничало, что вообще перестало обращать на нас свое внимание. Ну и что! Мы даже обрадовались, что больше не будем слышать этого хвастовства, которое нам уже изрядно надоело, поэтому каждая погрузилась в свои собственные мысли.
А потом прибежали другие девушки. И тоже стали восторгаться. Все пытались потрогать платье, и при этом подружки Майи качали головами и называли ей «счастливицей». А Майя то смеялась вместе с ними, то вдруг из её глаз начинали катиться слёзы, которые через минуту снова сменялись улыбкой. Но так было недолго. Появилась какая-то строгая женщина (она очень напомнила нам «портного») и заворчала на девушек, что они скоро оторвут платью не только кружево, но и рукава. Потом она взяла вешалку и отнесла всех нас в свою комнатку. Платье тот час подумало, что она сама хочет надеть его, и мне даже показалось, что на его материи тот час появились пятна. Оно так разнервничалось, что сказало, что на нём разойдутся все швы и оторвутся все украшения, если эта старая ворчунья посмеет надеть его. Кружево, как всегда, с достоинством молчало, а мы впервые пожалели платье. Мы тоже мечтали о том, что его примерит юная прелестница, а не эта седая тётка с пучком на голове.
Но всё получилось именно так, как мы хотели. Через день девушка надела платье и долго крутилась перед зеркалом, выискивая, что было не так. Она то и дело поправляла кружева, одергивала пышный подол и, в конце концов, показалась нам такой хорошенькой, что мы были счастливы не меньше её. А потом приехал какой-то парень с друзьями. Он был очень серьёзным и смущенным. Друзья его – наоборот – постоянно шутили и смеялись. Потом один из них достал какую-то большую бутылку, и внезапно в комнате раздался такой хлопок, что мы со страху чуть не оторвались от белой материи. Платье, бедное, тоже перепугалось, потому что жидкость, которая с шумом вырвалась из бутылки, едва не попала на него и не испортила красивую ткань, на которой были пришиты красивые блёстки и пышное кружево. А потом молодые люди налили эту жидкость в хрустальные бокалы, выпили её, отчего развеселились и расшумелись ещё больше. Смущенный парень взял Майю на руки, вышел с ней из дома, усадил в какую-то длинную-предлинную машину, и все мы куда-то поехали.
Это было интересное путешествие, но Майя очень волновалась. Она то и дело крутила меня своими тонкими пальчиками, и я чувствовала, как они легонечко дрожали. А потом мы увидели, что находимся в совершенно незнакомом месте, где было много ещё таких девушек в красивых платьях. Наше платье, конечно, тот час же заявило с гордостью, что оно лучше всех. Я ни о чём не думала, потому что мне уже было не совсем хорошо. Голова моя кружилась, ведь меня постоянно вертели то в одну сторону, то в другую. Потом до нас всех донеслась какая-то красивая музыка, Майя со своим избранником вошли в красивый зал, где висело много цветных надувных шариков. Одна очень важная женщина стала говорить речь, в которой мы услышали уже знакомое нам слово «брак». Мы слышали его ещё в ателье, поэтому я и мои подружки невольно переглянулись: неужели сюда сейчас придет Коренев, и мы, наконец, увидим, кто он такой? Или в этом красивом зале опять появится наш давнишний знакомый – седоватый ворчун «портной»?
Но не случилось ни того, ни другого. Никто не пришёл. Вместо этого, парень надел Майе на руку колечко, они расписались в какой-то большой книге. Друзья бросились поздравлять их, Майя снова закрутила меня в разные стороны… И вдруг – ой! – мне показалось, что я куда-то лечу. Нитки почему-то ослабли, и я упала на красивый паркетный пол. От страха я зажмурилась, потому что думала, что разбилась на тысячи кусков. После этого в моей голове появилась какая-то темнота и больше я уже ничего не видела.
***
Очнулась я тогда, когда на меня со всего размаху шлепнулась мокрая тряпка, сделанная из мешковины, и потащила меня по полу. После этого вдруг в уже знакомой комнате стало светло, и надо мной склонилась какая-то женщина в синем халате. На руках у неё были надеты желтые резиновые перчатки, а на голове торчал забавный маленький хвостик из волос, туго перехваченных резинкой.
«Гляди-ка! – удивленно воскликнула она, - знать, у какой-то невесты пуговица от платья оторвалась!»
Я хотела объяснить, что оторвалась я не по своей воле, а оттого, что Майя слишком уж сильно крутила меня взад-вперёд. Нитки, видно, ослабли и уж больше не смогли меня удерживать. И поэтому я оказалась на полу. Но не успела. Женщина аккуратно обтерла меня подолом своего халата и положила в карман.
Второй раз за день в моей памяти возник провал. Потому что я почти ничего не видела. С расстройства я чуть не заплакала. Мне так хотелось повторения яркого дня! Хотелось снова увидеть Майю и её молодого человека. Я даже не была против, если бы меня снова начали крутить! Ничего, я бы потерпела. Но ни Майи, ни её избранника, ни важной тётки нигде не было. Вместо этого я чувствовала, что меня куда-то несут. И вдруг – раз!
О, нет, слишком много перемен для одного дня! Я опять зажмурилась. «А вдруг, - подумалось мне, - это поможет вернуться в тот красивый зал с шариками, где Майе надели на палец блестящее кольцо?»
Однако вместо этого я оказалась в довольно скромно обставленной, но чистой комнатке. Около стола сидела девушка и что-то шила. Меня снова извлекли на свет Божий, и та женщина, которую я уже видела в красивом зале, положила меня на стол.
- Смотри, дочка, - сказала она с улыбкой, - вот эту пуговичку я подобрала сегодня там, где прибиралась. Гляди, какая она необычная!
- Ну, что ты, мама, - ответила ей девушка, не выпуская из рук иголки, - пуговица как пуговица, ничего в ней особенного нет.
- Нет, дочка, - убежденно продолжала женщина, - я знаю, чтó говорю. Это хорошая примета. То, что потеряет невеста, непременно должно принести счастье. Потому что всё, что принадлежит незамужней девушке, должно найти такую же хозяйку, как и прежде. Вот увидишь, тебе эта пуговица ещё счастье принесёт.
- Разве только оно вдруг с неба вдруг на меня свалится, - произнесла девушка. Она не была такой красивой как Майя, но голос у неё был очень приятный. Мне хотелось слушать его ещё и ещё. Впервые за долгое время мне снова сделалось очень хорошо. В комнате было тепло и уютно. Молодая особа, которую звали Полиной, после того, как её мама ушла, ещё долго сидела в раздумье, разглядывая меня. Потом я ощутила лёгкий поцелуй, а затем меня убрали в небольшую коробочку.
После того вечера Полина часто вынимала меня, и смотрела своими лучистыми тёмными глазами. Позднее я узнала, что у неё, так же, как и у Майи, когда-то был молодой человек. И что познакомились они на катке, потому что Полина очень хорошо
