Жизнь имеет свойство налаживаться. При любых обстоятельствах. Даже в бараке. Даже в голодном разрушенном городе. Ведь не смотря ни на что, наступила весна. Зацвел абрикос. Юной зеленью покрылся истерзанный Мамаев Курган. Разлилась Волга.
Мать вернулась на Химзавод, на производство снарядов. Вот тогда-то в нашу жизнь вошло слово «каустик». Противным запахом. И трагическими событиями, произошедшими в связи с ним.
В голодное военное время каждый выживал, как мог. Изобретательные женщины, работавшие с мамой, придумали дополнительный способ прокормиться. Белое химическое вещество каустическая сода, сильно вонявшее и разъедавшее кожу, использовалось в производстве. Работницы нашли способ выносить его через военизированные проходные номерного завода на своем теле под бельем. Мама, вернувшись со смены, доставала белый кусочек и прятала под перину. Собрав достаточное количество сырья, на улице, на костре, варила из каустика мыло. А в свои выходные, прячась в товарных вагонах, добиралась до Краснодарского Края. Там совершался обмен мыла на продукты. Благодаря маме, мы не пухли от голода, а иногда даже ели сало, сахар и другие деликатесы.
В нашем бараке бедствовала семья погибшего фронтовика: бабушка, мамина ровесница Людмила и ее четверо детей. Как-то вечером, когда мы поужинали и собирались спать, в дверь постучали. На пороге стояла соседка в слезах: «Беда! Карточки потеряла продуктовые. Или вытащил кто. Дети два дня не ели. Мать пухнет. Помогите, Христа ради! А то руки на себя наложу. Пусть ребят в детдом заберут, там хоть прокормят!». Мать собрала в узелок, что могла. Головой покачала: «Да разве это поможет…».
В следующий раз позвала с собой Люсю в поездку мыло менять. Та обрадовалась. Запасли сырье. Наварили мыло. Поехали. Добрались до станицы. Обмен произвели удачно. И крупы им дали, и хлеба круглого, деревенского, и сальца с розовыми прослоечками, и головку сахара. Навязали оклунки, котомочки. Ехали домой в прекрасном настроении, предвкушая, как семьи порадуют и сами полакомятся. Песни пели, смеялись.
- Ой, Машка, спасибо тебе! Если бы не ты, с голоду бы вспухли мы, ей Богу!
- Да ладно, Люсь! Были бы руки целы, да голова на плечах! Если бы, да кабы…
Добрались до Сталинграда. Состав, на котором ехали, остановился на товарной станции. До дома еще километров двадцать.
- Ничего, пешком дойдем! Своя ноша руки не тянет!
И пошли потихоньку по шпалам. Стемнело. Вокруг не души. Один камыш шепчется, да звезды из-за тучек подглядывают.
- Слышишь? Состав идет. Рельсы гудят.
- Точно! Вон огонек приближается.
Их догнал маленький маневровый паровозик, чумазый и прокопченный.
- Эй, девчата, подвезти?
На открытой площадке темнела фигура, лица не разглядеть, только огонек папиросы подрагивал в невидимых руках.
- Сейчас тормозну, залезай!
Путницы переглянулись:
- Отчего не доехать, устали, ночь на дворе.
Забросили наверх оклунки, сами поднялись.
Из-за брезентовой занавески выглянул усатый, кочегар.
- Давай, девчата, подмогните! Уголек побросайте, а то взмок я весь.
- Отчего не помочь, поможем.
- Давай по очереди!
Люся первая исчезла за брезентовой занавеской кочегарки. Мария осталась на ветерке, у перил, отдыхала. Уж очень долгим был этот день. Стук колес убаюкивал. Вокруг ни огонька, только темные очертания разрушенных строений. Растянулся Сталинград вдоль Волги на сорок километров. Между окраинными южными районами и центром сообщение было в основном по железной дороге. Электрички в то время еще не пустили. Люди добирались в город на поезде.
Время шло, а подруга не возвращалась. «Уснула она там, что ли? Надо бы ее сменить». Мария заглянула в кочегарку. Топка пылала жаром. Источала сладковатый запах. Мария Трофимовна, моя мама, на всю жизнь запомнила это мгновенье.
В топке догорало тело Люськи. Языки пламени метались в дикой пляске. Мария заторможено, как в кадре замедленной съемки, обернулась. В дверях стоял усатый с ломиком. Она все поняла. Она следующая.
Что пробудилось от этого знания? Звериный инстинкт самосохранения? Жажда жизни? Собравшись в сгусток нечеловеческой энергии, она кинулась на усатого. Сбила с ног, вырвалась из-под брезента. Метнулась к перилам. Бросилась в ночь с идущего на скорости паровоза. Ударилась о гравийную насыпь. Покатилась вниз. Потеряла сознание.
Мария очнулась от боли. Преследовал сладковатый запах. Тошнота. Разбитое тело саднило, ощущало под собой каждый камушек, травинку. Она заголосила. Собралась с силами. Поползла.
Утром путевой обходчик заметил кровь на насыпи. Пошел по следу. В стоге сена нашел Марию. Доставил в милицию.
Ее допрашивали долго и, удивительное дело, поверили. Паровоз задержали на следующей станции. В топке обнаружили останки сгоревшей женщины. На открытой площадке стояли оклунки. Машиниста с кочегаром арестовали. Те сразу признались, что пошли на убийство из-за продуктов. Очень есть хотелось.
…Семья Людмилы осталась без кормильца. Бабушка не перенесла горя, умерла. Ребятишек определили в детский дом.
После трагедии поездки матери прекратились.
