пароходы, моторки… И – думать.
- Есть о чём?
Он после раздумья тихо, приходится напрягать слух, отвечает:
- Думать всегда есть о чём. Даже если думать не о чём.
Мне кажется, он что-то за сказанным прячет. Жду продолжения.
- Видишь лес, тайга там, вдали за рекой, - он усмехается, - похожа на декорацию зелёно-коричневого цвета, сплошной полосой. На самом деле она редкая, можно человека рассмотреть или зверя крупного за десятки метров. Расстояние съедает мелкое. Преломляет. И расстоянием, и колебанием воздуха, и взором. Особенно сейчас, когда с возрастом зрение теряет остроту и окружающее приобретает характерную размытость. Если подняться на воздушном шаре, - он выпрямляется, не меняя позы, шевелит плечами, - можно увидеть… рассмотреть серебряные зеркала озёр, свинцовые монетки болот, длинные блестящие нити лесных ручьёв и речушек, большие поляны, аласы, как говорят мои соплеменники, таёжные посёлки и зимовья…
Проявив немалую сноровку, он взбирается на парапет ногами.
Его экстравагантность несколько нервирует, вот чего за ним не наблюдалось, так это склонности к разным чудачествам, но в жизни многое меняется вместе с ними меняется и человек и как говорил герой одного сериала, раньше земля была плоской и лежала на трёх китах. Также подумал, как бы его эпатажная выходка не привлекла внимание правоохранителей, но поблизости их не наблюдалось, один-единственный экипаж проехал полчаса назад.
Он выбил чечётку. Неумело. Криво выбрасывая ноги.
- Чего замолчал?
- Что говорить? – спрашиваю его.
Он разворачивается на каблуках. Лицо натянуто.
- Решил ехать, уезжай. Что тебе, нуче, здесь делать?
- Не пори бздуры? – говорю ему, стараясь не нервировать; а его будто распирает изнутри взрывная волна.
- Что, польска крев понёсла?
- Need say - поднёсла – вообще-то говоря.
- Какой ты умный! – что-то происходит неестественное, неправильное, это качество, меняющее его, начал замечать давно - он язвит. Тогда, наверное, когда решил обратиться в католический костёл к ксёндзу, чтобы начать изучать польский язык. Обучение шло хорошо. Но в какой-то момент ксёндза Анджея, меж собой он просил обращаться к нему Ендрусь, выпроводили не только из республики, из страны, вместе с представителями новоапостольской церкви, патерами или как там их правильно величать. Знакомый из компетентных органов вскользь обронил, мол, давно подозревали в сборе, когда подтвердилась информация, решили не мешкать.
- Да, взыграла во мне польская кровь – уже резко отвечаю ему. – Не вижу ничего в этом плохого.
- Вали…
Вновь поднявшийся сильный ветер всколыхнул северную берёзовую икебану; заскребли голые ломкие ветви и сучья по жирному брюху синего неба, посыпалась труха, листья, капельки влаги, мелкая сухая крошка, обломившиеся сучья и прочий мусор.
Неприятную беседу нужно кончать решительно. Впрочем, как и затянувшуюся бестолковую встречу. Разворачиваюсь и, ускоряя шаг, иду прочь, в спину ветер поёт тоскливо и протяжно знакомые волчьи зимние песни, наполненные вьюжным завыванием и унынием метели. Никогда не любил артистичных трюков. Решил обойтись и сейчас.
Отойдя на приличное расстояние, услышал забивающийся ветром голос, срывающийся на злой крик:
- А вас, Штирлиц, я не попрошу остаться…
Глебовский, 22 января 2023 г.
