В столице той страны, что не сыскать, сколь ты взглядом не рыщи, теперь на карте, стоял дом каменный (я найду его и сейчас с закрытыми глазами – от метро Нахимовский проспект сразу вверх по улице). Все четыре этажа его служили временным пристанищем усталым путникам и морякам, что коротали какую-то ночь перед вылетом в рейс, или по прилёту. Между собой морской люд привычно величал обшарпанный дом «Бич-Холлом», или ночлежкой.
- Где начинается Москва, там кончается порядок! – ворчали в те давние времена старые морские волки.
Напрасно они роптали: порядок внутри поддерживался неукоснительно бдительными бабушками – вахтёршами. И когда вломился августовским вечером на ночлег лихой экипаж, ключница бабуля отважно встала на пути:
- Вы откуда и куда, ктуй такие? Вы что – не знаете: ГКЧП к власти пришло, сейчас комендантский час!
- Какое тут у вас еще чп случилось (вот, оставь их без присмотра только!) ?! Аль, без него нонче жизнь дюже сладка? – возопили в доску аполитичные мареманы, бражничавшие весь трансатлантический перелёт. – Ключи давай от номеров, клюшка, нам почивать пора!
Быт опочивален был, конечно, убог немало. Четыре железные кровати с металлической сеткой в комнате, матрасы продавленные и белье застиранное. Деревянный стол с графином воды посредине, какой-никакой шкаф. Но, заезжим пилигримам перебичевать сгодится: в Первопрестольной, с её вокзалами, что в ночи превращались от спящих истинно – в Куликово поле, и то - за великое благо!
А на следующий день – когда уж два часа до сборов и отъезда на вокзал оставалось, - пронёсся по коридору клич призывный, боевой:
- Мужики, поднимайтесь! Люлько обули – мафия московская! Доллары забрали.
То поднимал войско самозваный воевода – матрос Гриша.
- А много ль отняли разбойники? – чесали затылки лежебокие товарищи.
- Пятнадцать баксов.
- Ну, у московской мафии фиг ты чего вернёшь, - резонно ввернул тут кто-то, нутром чуя подвох затеи.
Для придания боевого духа, и поведал тогда Гриша все леденящие душу подробности.
Друг его закадычный – матрос Люлько (сколько дней-ночей они локоть о локоть, посреди пучины морской, на промысловой палубе отработали!) шлялся без цели, но и без убытка для окружающих, в тополином пуху окрестностей. И вдруг кличут его двое молодцев крепких, в спортивных костюмах фирмы «Puma» и «Adidas» - мафия, ясно, московская – лютая.
- Моряк?
- Моряк! – гордо выпятил грудь подвыпивший Люлько: как говорится, врагу не сдаётся!..
- С рейса?.. Девочку хочешь?
Что это был бы Люлько за моряк, если после пятимесячного рейса сказал бы: «Нет»! За кого бы его приняли мафиози доморощенные? Так ведь, не то, что себя – флот бы опозорил!
Зашли в подъезд соседнего дома, поднялись на этаж, ввалились в квартиру.
- Пятнадцать долларов за полчаса, - кивнул на запретную, облупившуюся дверь бандер.
Вздохнул наш герой про себя: оно ему надо, вообще-то? Завтра вечером уж дома будут!.. Но, коли назвался груздем…
Девица сидела на подоконнике, не пряла, но равнодушно покуривала в открытое окно. И без волшебного зеркальца видно: «Ты прекрасна, спору нет!».
И-э-эх, - порадел тут Люлько, - чего же ты этим занимаешься? Ведь красивая такая!
Нисколько не смутившись, лишь удивившись чуть, красавица только на мгновение отвела взор очей от пейзажа московского двора на прикольного такого клиента, и фыркнув, опять отвернулась.
- Тебе же замуж выходить – вот, что ты мужу рассказывать будешь? Как в глаза будешь ему глядеть?
Равнодушная к пылким речам, бессовестная девица молчала и прикуривала новую сигарету.
- Тебе же еще детей рожать! – продолжал стыдить диву матрос.
В какой-то момент его политинформации двери распахнулись и на пороге возникли те самых два амбала.
- Мужик, ну всё – время вышло: гони зелёные!
- Так, а я ничего не делал, - простодушно заявил лопоухий.
- Так, а кого это может колыхать?
В итоге, разбойники оказались вполне благородными – взяли с незадачливого только тринадцать долларов, и всучили еще бутылку коньяка – армянского, три звёздочки.
Коньяк тот и я с дрУгами пил, и гонимому говорил: по срамными девками не шляйся, с мафией не якшайся, а коли пришел дело делать – лишней агитации не разводи, балабол!
Могу вам дом тот показать – в котором история эта приснопамятная и случилась: стоит и поныне, варягов из ближнего теперь зарубежья принимая. Только в те дни августовские уж вернуться нельзя – и повернуть куда-то, на путь верный: хоть знать бы тогда – куда?
