Жил-был на шкафуте - средней части верхней палубы большого Корабля Баркас. Это был не современный спасательный бот, похожий на большое оранжевое яйцо с дизельным двигателем внутри, закрытый сверху от волн куполом. И не рыбацкий баркас одесских биндюжников, вечно пахнувший, тюлькой, бычками и кефалью, а старинный шлюп - с четырнадцатью парами весел и парусами на двух мачтах.
Закрепленный на шлюпочных балках по «штормовому», с убранным бушпритом - наклонной носовой мачты для кливера, то есть паруса и сложенными вдоль борта мачтами для грота и фока, он был похож на альбатроса, привязанного шкертом - небольшой веревкой к леерам-канатам за хвост. Живой, но не взлетишь и не насрешь морякам на голову.
Баркас, глядя, как Корабль, собирающийся в длительное плавание, решил самостоятельно плыть вместе с ним. Старший товарищ, узнав про это, удивленно посмотрел потными иллюминаторами ходового мостика на самонадеянный Баркас и сказал:
- Дружище, ты же предназначен только для плавания в гавани и на рейде! Для перевозки почты и небольших грузов. Как ты собираешься многодневно плыть в даль-непросветную по непредсказуемому бурлящему морю-окияну? При палящем солнце и в проливной дождь? В шторм и бурю? Днем и ночью?
На что получил самоуверенный ответ:
- Не лохмать мои паруса! Я крепкий! Сильный и выносливый! - Баркас победоносно посмотрел на Корабль. - Смогу и сумею достичь своей цели! Мне море по ватерлинию.
- Будь, по-твоему! - Корабль фыркнул клубом черного дыма из трубы и выставил за борт шлюпбалки, чтобы Баркас, придерживаемый бакшагом - снастью бегущего такелажа мог спуститься по шлюп-талям за борт. - Посмотрим, что из этого получится! - а сам подумал: «Тяжело быть бестолковым! Создаешь проблемы не только другим, но и себе».
Прекрасным солнечным утром, когда прекрасное выглядело прекрасным, побрившись и умывшись, позавтракав несколькими тоннами угля, Корабль, разведя в котлах пары на маршевый режим, вышел в открытое море. Вместе с ним, по команде: «Рангоут поставить!» - это значит мачты, подобрав под себя корму, расправив и натянув ветром белые паруса, вышел из гавани в открытое море и Баркас.
Все было прекрасно и романтично. Чайки купались в солнечных лучах, летучие рыбы пытались протанцевать Ламбаду. Корабль носом стремительно разрезал на две равные половинки встречные волны теплого и нежного моря, которые с нежностью огибали его борта. Блестки лазурных брызг создавали волшебную радугу поэзии водных просторов. Всмотревшись в глубину зеленоватого моря можно было увидеть русалок и дельфинов, показывающих, как положено курс Кораблю, который набирая скорость, быстро стремился за горизонт.
Мелодия свободного плавания в парусах Баркаса была гимном морской стихии. Здесь не было слышно движение стальных механизмов, не было дымного угара и запаха машинного масла. Слышался ветер разговаривающий с парусами в обтяжку. Простор и чистый воздух завораживали Баркас.
Когда пришло время, проходить опасный пролив, Корабль остановился подождать своего спутника, чтобы подстраховать при прохождении опасной проливной зоны, где было масса банок-отмелей и рифов-скал. Баркаса не было час, другой, третий. Наконец, когда солнце было почти готово спрятаться на ночь за выпуклый морской горизонт, вдали показались взъерошенные паруса на фок и грот мачтах. Через некоторое время к борту Корабля пришвартовался уставший и голодный Баркас.
Корабль, серьезный как ураганомер, снова напомнил:
- Салага, еще раз подумай! Ты небольшой и к тому же парусный, а нам еще плыть и плыть за три моря без остановки. Сколько для тебя надо напастись попутного ветра, чтобы преодолеет это расстояние? Сколько сломать пар весел в безветренную погоду? Не дойдешь же!
- Не полощи впустую мои паруса дымом и не езди по мне словами-кнехтами! Я крепкий! Сильный и выносливый! Смогу и сумею достичь своей цели! Мне море по ватерлинию.
Утром Корабль и Баркас благополучно и дружно прошли опасное место. Корабль встал на встречный галс и продолжил свой путь. Ему с паровой котельной, которая давала энергию двигателям, куда были запрятаны ни одна тысяча лошадей, точнее их сил, все были нипочем: ни волны, ни качка, ни встречный ветер. За ним по кильватерному следу в опасный путь шел и Баркас.
После того, как Корабль прибыл в порт назначения, через несколько дней на горизонте появился небольшая посудина с рваными парусами. Это был тот самый горемычный Баркас! Вид у него был, будто его со сладострастием не по одному разу любили все русалки моря, что доказывало парадокс морской службы: «Все что достигается в плавании - по прибытию в порт не хочется достигать!»
Мокрый как цуцик от клотика до киля, с погнутым бушпритом и разбитым транцем - брусом, образующим корму, Баркас дрожал как кальмар, попавший в трамвай. После преодоленного шторма с ураганным ветром, когда валы свинцовых волн готовы были расплющить его остов и набор шпангоутов, Баркас не имел половины парусов. Многие весла были сломаны, а от флюгарки-флажка на корме осталось лишь древко! Баркас застыл возле борта Корабля не в силах перевести дыхание и не мог даже вымолвить «Мяу».
Корабль, поправив флаги на гафеле, уважительно посмотрев на морского собрата, сказал:
- Да, братишка! Ты действительно сильный и выносливый! Мужественный и отважный!
- Отстань! Я крепкий! Смог и сумел достичь своей цели! Мне море по ватерлинию, - посмотрев на свой потрепанный вид, Баркас, уставши, добавил, - но какой же я дурень!
Мораль притчи сомнительна, но верна: В жизни и плавании многое значит правильно поставить себе достойную цель, но достигая ее, главное не стать Дурнем!
