Безумная

сейчас. ей снилось, как бабочка кружит вокруг её руки, взмахи такие лёгкие и нежные…
И вдруг обрывается сон. И бешеная страшная мысль: «они его забрали! Украли!»
Она вскочила. С нею – несчастная старая придворная дама, до конца решившая служить безумной королеве.
–Стража! Тревога! – кричала безумная, бросаясь к дверям.
И вот уже вскочила стража и вся несчастная свита.
–Ваше величество, в чём дело? – изумился первый из пришедших в себя советников.
–Они его украли! Где гроб? Где он? Где мой муж? – кричала королева.
Её вывели к гробу. По указанию королевы он охранялся особенно строго, гораздо строже, чем она, живая.
–Его там нет…– прошептала королева и снова зашлась криком. – Его там нет! Отняли! Украли! Украли! Воры!
–Ваше величество, он там, – её пытались успокоить. Тщетно.
–Откройте…откройте крышку! Откройте! – она бесновалась всерьёз, не замечая ничего вокруг, вцепилась когтями в свою же руку, и несколько капель крови выступили на иссушенной страданиями и тревогой кожи.
Открыли. И многие, даже с крепкими нервами люди, отшатнулись. Пять недель для тела – это не шутки. Кого-то замутило, кого-то откровенно затошнило. А она стояла, глядя на останки своего солнца.
–Закройте…– прошептал советник, и бережно взяв под руку присмиревшую королеву, повёл её уже, было, обратно во временные покои, очередная дневная остановка на пути к королевской усыпальнице, когда вдруг безумная королева обернулась на гроб, взглянула правее, и увидела страшное: на закрывающуюся крышку, вернее на то, что под ней, смотрела с вожделением молодая девчонка.
Эта мерзкая блудница смела любить её мужа! Отнимать его у нее!
И снова крик. И снова истерика, и попытки советников успокоить королеву, и слёзы перепуганной девчонки, которая, как видели все, смотрела не с вожделением, а напротив, с ужасом, ибо в разложившемся теле короля не было ничего от короля. Только одежда. И от ужаса она не могла отвезти взгляд.
–Никаких женщин подле моего мужа! – велела королева, успокоившись, и взглянула страшно и темно на тех, кто был подле неё, едва ли кого-то узнавая.
***
И снова сон. И снова мысль: «украли! Или подменили тело!»
И снова открывается крышка гроба. Нет, это он. Она смотрит на останки с нежностью и теплом. Он с нею, он всё ещё с нею. и она с ним. И никто их не разлучит.
Советники не волнуются. Они уже подуспокоились – отец безумной королевы уже близко, теперь это его головная боль, а каждый из советников уже наплевал на законность и незаконность этого регентства, они все устали и хотят на покой. Позже, конечно, начнутся новые интриги, но сейчас они согласны на любые условия и идут на любые уступки, только бы нашлась управа на безумную.
Безумная не плачет, в последний раз открывая крышку гроба. От её мужа уже ничего нет. Но она упорно видит – он там, он с нею, и сердце её трепещет от чего-то радостного, непонятного, но очень счастливого. Ведь он её не покинул! И он никуда, никуда уже от неё не сбежит, и они будут вместе навечно.
***
Она смотрит мимо отца равнодушно. Она не думает о том, что он ей говорит. Ей только жаль того, что она так и не открыла гроб в ещё один, последний-распоследний раз.
–Это всё прекращается, – говорит отец твёрдо. Он крепится. Он прослыл хитрецом и лукавым дипломатом, мастером интриги, но и в нём много человеческого и тяжело ему видеть дочь такой. – Ты отправляешься в монастырь. Там ты разрешишься от бремени…
Он осекается. У его дочери большой живот. Это последний ребёнок её и Филиппа и ему думать не хочется о том, что будет с этим ребёнком, ведь всё это время мать носила его под сердцем в ужасном состоянии, была разбита душой, ела когда заставляли и пила, когда едва не теряла сознание от духоты. Как это отразится на ребёнке?
«Мёртвым родится!» – думает отец и спрашивает:
– Ты понимаешь мои слова?
Она смотрит равнодушно, и куда-то сквозь, едва-едва кивает. Она понимает слова. Она понимает все их слова, все их игрища, все их интриги. Она знает, что её продали как продают любую другую принцессу, за мир и земли, знает, что пытались рассорить её с мужем, знает, что шпионили за ней, доносили до неё, и знает, что сам муж рассчитывал от её имени получить земли. Но ему она прощает всё, а отцу, матери и остальным – нет. Но её муж ждёт её там, где её пока нет, и она соединится с ним, докажет ему свою верность, проживёт здесь, на земле, весь отпущенный срок в верности ему, в его тени, чтобы потом, на небесах, соединиться с ним в вечность.
Взгляд её светлеет, отец лишь вздыхает: безумство – отвратительная вещь. Его дочь проиграна. Значит ему придётся позаботится о её детях, навести порядок, подготовить для них всех земли и власть. Он, конечно, мечтал о власти, но не о такой вмиг свалившейся бременем, состарившей его за пару минут встречи с безумной дочерью и осознанием, что на нём одном теперь заключено так много земель и так много безумств.
Она не реагирует на прощание с отцом и на детей смотрит с какой-то отстранённостью, чужие они ей какие-то, непонятные, враждебные. И так не похожи на её солнце. Почему, почему они не похожи?
Её увозят. Она привыкла к дороге, и легко переносит новое заточение. Покорная, она сносит холод монастырских стен и пищу – хлеб, сыр, реже овощи. Но потом рождается ребёнок, о котором сообщают отцу безумной королевы тайно.
Донесение тревожное:
–Ребёнок жив. Это девочка. Она никого к ней не подпускает.
На это стоит взглянуть, и отец собирается в путь, который не хочет проходить никогда. Но нужно.
***
Он смотрит на свою безумную дочь через хитрый глазок в стене, который с первого взгляда и не заметен. Встречаться с нею лицом к лицу он не хочет, поэтому и прибегает к таким мерам.
И увиденное его совсем не радует. Он видит как его дочь говорит со своей маленькой, ещё не умеющей и слова произнести дочерью, и ему плохо.
–Я знала, что ты вернёшься, – говорит безумица и в глазах её нежность, – я никому тебя не отдам. Ты будешь со мной здесь, на земле. только со мной. А потом на небе.
Отец отходит в опустошении – последняя надежда тает.
–Она говорит с ним как с покойным королём, – замечает настоятель скорбно, – верит, что это последнее, что у неё от него есть. Не даёт её ни осмотреть, ни накормить, ничего, словом, не даёт. Заходится криком. Разодрала сестре Марии лицо…
–Довольно! – обрывает отец. Впрочем, не отец уже, а регент и король. Он лучше всякого настоятеля знает свою дочь, но знает он и другое: врагам на руку разлад в семье. – Держите рот на замке и я не обижу содержанием. И помните – никого без моего прямого дозволения к ней не пускать. Лучшее, что сейчас можно сделать, это не показывать никому Её Величество. Ничего хорошего не выйдет. Поняли?
Настоятель кивает. Они быстро в молчании проходят тайный коридор, оставляя позади себя безумную королеву в заточении, счастливо склонившуюся над своей дочерью, воркующей с нею:
–Ты моя радость. Моё солнце. Никто тебя не заберёт у меня. никто…
И тысячи раз она повторит ещё это «никто», и с каждым разом этот повтор будет всё яростнее. И даже когда девочка, вырастая, будет скучать,  и просить свою мать о каком-нибудь развлечении, кроме взгляда в окно, она не услышит ничего, кроме страшного:
–Никто тебя у меня не заберёт. Никто.
И не увидит ничего человеческого в безумно нежном её взгляде.