В детстве Мартин Дюссен даже не смог бы предположить, что когда-нибудь станет офицером подразделения ракетного пуска на подводной лодке, несущей смертоносный груз, способный уничтожить не только города, но даже страны.
Он появился на свет, когда его родители-французы жили в столице Алжира, тогда еще остававшегося французской колонией. Но с начала пятидесятых годов привычно-спокойная жизнь французов-колонистов стала медленно обретать иные черты, где на первый план стало выходить беспокойство за собственное будущее. От Великобритании и Франции начали отпадать все новые и новые колонии. В большинстве случаев это происходило по мирному («индийскому») варианту. Но вот в таких британских колониях, как Малайзия и Кипр, шла полноценная война с повстанцами. Что касается Франции, то и тут события кое-где уже принимали угрожающий оборот. Партизанская борьба начинала разворачиваться во Вьетнаме и в Алжире, в последнем пока лишь в отдельных провинциях, но было понятно, что со временем она охватит и остальную часть страны.
По этому поводу у Дюссенов состоялся семейный совет, в котором не участвовал только Мартин: по малости лет он еще только-только научился правильно говорить.
- А ты уверен, что все так плохо, и нам нужно уезжать? – сомневалась Клотильда.
- Уверен! – отрезал Оскар. – Во всем, что касается колоний, Франция – вечная неудачница. Сначала Англия отобрала у нас Индию и Канаду, потом негры вышибли нас из Гаити, а американцы хитростью заставили отдать им Луизиану за смешную сумму. И хотя весь девятнадцатый век мы обрастали колониями, сейчас процесс пошел в обратную сторону. Значит, скоро придется не уходить из Алжира – убегать!
Клотильда спорить не стала. Вопрос, куда переезжать, тоже не стоял. Конечно, во Францию, на свою историческую родину. Понятно, что поначалу на новом месте придется нелегко, жилье придется только снимать, но со временем все наладится – была бы только хорошая работа.
Дюссены покинули Алжир, а во Франции обосновались в небольшом городке Нейденбронне, недалеко от Страсбурга и границы ФРГ, где открылось еще одно производство автомобильного концерна «Рено». Там Оскар и начал работать – оператором сборки.
Работа вроде бы несложная – стой себе возле конвейера, совершая одну и ту же операцию. Но требуется хорошая физическая форма и предельная собранность. Ошибку допустить нельзя, чем она серьезнее, тем выше штраф в виде вычета из жалованья.
Оскар довольно быстро освоил работу, начал привыкать, но тут началось странное.
Дюссен-старший был от природы человеком ответственным и к работе своей так и относился, но мастер цеха постоянно к нему придирался и выписывал штрафы за сущую ерунду, чего в отношении другим работников не происходило. Да и они, местные уроженцы, явно воспринимали Оскара как чужака, общались с ним подчеркнуто холодно и только по необходимости. По этой причине он и не принимал участия в общих разговорах в раздевалке. Чаще всего эти разговоры сводились к политике, что для французов вообще характерно. Рабочие ругали социалистов, находящихся у власти со времен окончания войны и до нынешнего времени, за то, что те, провозглашая себя рабочей партией, ничего хорошего ни для кого так и не сделали, особенно сейчас, когда безработица росла, а инфляция поедала доходы, напоминая прожорливую акулу. Защищал левых только пожилой механик, который рассказал, как до войны произошла всеобщая забастовка, по итогам которой впервые за всю историю страны французские рабочие добились права на получение оплаты отпусков, после чего летом впервые массово поехали на курорты к морю. Это вызвало недовольство буржуа, которые, видимо, считали, что море принадлежит только им одним, а может, дело было в том, что отельеры мгновенно отреагировали на возросший спрос и подняли цены.
Социалисты тогда эту забастовку поддержали. Но сейчас никто к механику прислушиваться не хотел. Большинство считало, что надо заканчивать с карикатурной «Четвертой республикой», установить президентскую власть и призвать Де Голля.
Причину неприязни к себе Оскар понял, когда, случайно оставшись незамеченным, услышал разговор, где речь шла о нем. Мастер высказывался об «этих чертовых иммигрантах, которые валом приезжают из колоний и отбирают работу и хлеб у настоящих французов». Остальные рабочие мастеру вторили.
Дюссен-старший возвращался домой в бешенстве.
«Настоящие французы»! А я какой? Нарисованный, что ли? Снобы доморощенные! Возьму завтра расчет, и нечего нам делать больше в этой стране! А они пусть тут хоть провалятся со своим Де Голлем!»
Дома Клотильда приняла его решение спокойно. Она уже успела заметить, что Оскар стал нервным и раздражительным, и догадывалась, что на работе у него не все гладко.
- А может, в США? – вдруг предложила она.
Оскар задумался:
- А что? Хорошая идея. Это страна иммигрантов, никто не попрекает тебя чем, что ты родился не там, где надо. И с работой в Америке, говорят, лучше, чем везде.
Общее решение было принято.
И вновь перелет, теперь уже через океан, а потом через все Штаты с востока на запад. Местом проживания семейство выбрало небольшой городок Фресно в Калифорнии.
Калифорния – этакий слепок со всей страны. Есть небоскребные мегаполисы вроде Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, а есть и «одноэтажная Америка», к которой относился и Фресно. Здесь не было центральной променадной улицы со сквером и главной площадью, да и многоквартирных домов почти тоже не было. Фресно – это сплошь и рядом частные дома, раскиданные по степи и отдаленные друг от друга почти на километр. Жизнь здесь размеренная, монотонная, расписанная на десятки лет вперед. Жители придерживались консервативных патриархальных нравов, а на выборах неизменно голосовали за республиканцев.
Местной достопримечательностью был пожилой Боб, который когда-то сидел в тюрьме за неуплату налогов, а недавно привозил в качестве невесты восточную славянку, которая была моложе его лет на двадцать. Сбежала она очень быстро – от «одноэтажной Америки» и деспотичного и слегка сумасшедшего Боба.
Оскар устроился на работу комплектовщиком заказов в супермаркете, а Клотильда в нем же фасовщицей фруктов. Работа у обоих была не из тяжелых, а зарплаты хватало на вполне приемлемую жизнь – если не путешествовать, конечно. Жилье они сначала снимали, но потом удалось получить кредит. Оскар и машину купил: общественного транспорта здесь почти не водилось, разве что специальные автобусы развозили детей по школам.
Словом, супруги были счастливы. Они обрели спокойную безмятежную жизнь и стабильный, хоть и не сильно большой, доход.
А вот Мартин воспринимал происходящее иначе.
Пока он учился в школе, он еще как-то смирялся со скукой. Но чем ближе было ее окончание, тем больше он думал о том, что в такой «тоскливой дыре», как Фресно, он рискует просто свихнуться.
Если же заглянуть немного назад, то, когда Мартину было восемь лет, с ним произошел довольно странный случай. В городе из-за какой-то аварии на время прекратилась подача водопроводной воды. Местная власть заверила жителей, что работы по устранению проблемы уже в разгаре и надолго не затянутся. А дело было в середине лета, жара в Калифорнии стояла нестерпимая.
Мартин рос аллергиком и иногда чесался. Невозможность смыть грязь и пот многократно усиливала неприятные ощущения. Но мальчик знал выход. Он направился в находящийся неподалеку бытовой городок строителей, который, как он слышал, имел автономное водоснабжение. Мартин решил попросить строителей пустить его помыться в их душе.
На тот момент рабочая смена уже кончилась, и строители куда-то разбрелись. Мартина встретил лишь кочегар, который как раз направлялся в этот самый душ. Зачем в такую жару в бытовом городке вообще нужен кочегар, было непонятно. Главное, что он оказался человеком отзывчивым, мальчишку не выгнал, а повел с собой в душ. И там даже предложил его намылить.
Сначала он сделал это спереди, поставив Мартина на небольшую табуретку, а потом, развернув к себе спиной, принялся намыливать сзади голову, потом остальное тело. Но вдруг душ как-то невнятно зашипел, и вода перестала из него литься.
- Я посмотрю, что там, - каким-то измененным голосом сказал кочегар. - Сейчас вернусь.
И он вышел.
Какое-то ощущение непонятной тревоги вдруг побудило Мартина обернуться. Позади себя он обнаружил еще одну табуретку, а на ней лежал закрытый журнал. Любопытство заставило Мартина его открыть.
Журнал изобиловал фотографиями голых мужчин, которые что-то друг с другом делали. Что именно - мальчик не понял. Но одно было ясно: когда кочегар его намыливал, он зачем-то одновременно просматривал этот журнал.
И Мартин вдруг почувствовал безотчетный страх. Почему - он не мог себе объяснить. Но интуиция кричала ему, что надо немедленно покинуть не только душевую, но и вообще это место. Схватив в охапку одежду, он выбежал и пришел в себя только тогда. когда оказался за пределами бытового городка. На улице он рубашкой, как мог, стер с себя мыльную пену, быстро оделся и отправился домой, уже не обращая внимания на зуд.
Об этом походе мальчик рассказывать родителям не стал: его привычка в одиночку бродить по разным местам города ими не приветствовалась. Зато в школе он рассказал одноклассникам про непонятное поведение кочегара. Те рассказ никак не восприняли. Зато рядом ошивался старшеклассник, великовозрастный балбес Артур, который от нечего делать прислушивался к разговору малолеток.
Артур принялся дебильно хохотать. А потом с видом знатока объяснил, что собирался сделать кочегар. Получалось, что Мартин чуть не стал жертвой так называемых «развратных действий». Тут принялись смеяться и одноклассники, а торчащие в разные стороны большущие уши Мартина загорелись от стыда.
Дюссен-младший после этого несколько дней чувствовал себя словно оплеванным. Одноклассники эту историю быстро забыли, а вот он забыть не мог.
Но к шестнадцати годам это воспоминание уже давно ушло на задний план. Мартин теперь думал только об одном: скорее бы закончить школу и сбежать их этого опостылевшего городка. Разумеется, об этих его настроениях родители знали, и Оскар очень тревожился за сына. Вот уедет он в большой город, полный соблазнов, не всегда хороших людей и связанных с этим опасностей, так сможет ли там избежать всевозможных ловушек, на которые так щедра судьба в отношении людей без жизненного опыта?
Отец заставил Мартина прочитать «Американскую трагедию» и потом спросил, что сын вынес из этого произведения. Парень, конечно, сказал то, что Оскар жаждал от него услышать, но при этом сильно покривил душой. На самом деле на него произвел впечатление лишь один эпизод – где Клайд Грифитс получил первый сексуальный опыт. Эта тема для юноши с перенасыщенным гормонами организмом - в силу возраста - была более чем актуальной. А вот все остальное… Так, беллетристика. Он же не Клайд Грифитс, на идее убийства не зациклен, так зачем ему брать в голову чье-то совсем чужое, совсем не свое.
После школы восемнадцатилетний Мартин сразу начал реализовывать свой план. Решительно объявив
