Всё. Отступать дальше просто некуда…
Это такая вот ситуация возникла в жизни Ивана Сергеевича.
Потому что позавчера ему исполнилось 60, а вчера он вышел на пенсию, навсегда простившись с родным предприятием, которому отдал 39 лет жизни. Прощание было тёплым и почти трогательным. Директор завода лично явился на рабочее место Иван Сергеича, сказал слова, только один раз ошибся и назвал юбиляра «Сергей Иванычем», пожал и вручил. Вручил грамоту «За безупречный труд» и конверт, где в нетолстой пачечке уместилось двухмесячное Ивана Сергеевича жалование.
На обеденном перерыве «дёрнули» с мужичками по маленькой. Каждый из них похлопал Сергеича по плечу… «ну, короче… пожелал… ему там всех благ и счастливого отдыха на пенсии». А потом бригадир, Николай, с которым Иван Сергеевич отработал 10 последних лет, вручил ему «памятный подарок» от всей бригады. Это была настольная зажигалка, выполненная в форме гранаты-лимонки в натуральную величину. Очень похожая на настоящую. У неё даже чека была, которую, при желании, можно выдернуть.
И – всё. Иван Сергеевич ушёл, чтобы не возвращаться больше на родное предприятие никогда, а заняться личной жизнью, наконец.
Это он так сам для себя решил ещё за полгода до выхода на пенсию:
1)Сделаю ремонт в квартире.
2)Буду бриться каждый день и гулять вечерами в парке.
3)Найду женщину, приличную и хозяйственную, и женюсь.
Дело в том, что жену Иван Сергеич похоронил 7 лет назад. Четыре года она лежала, разбитая инсультом. И все заботы о ней взял на себя муж. И это было нормально. Ивану Сергеичу даже в голову не приходило кому-то жаловаться на судьбу, потому что с Марией Сергеевной, Машей, женою, были они счастливы всю жизнь тем тихим счастьем, которое мерцает, словно свечка в церкви, тихо и покойно. Иногда трещать, правда, начинала, ну так ведь это недолго! А потом снова светила и грела. И благостью вокруг пахло…
Было у них два сына, которые выросли крепкими мужиками и жили уже со своими семьями в других городах.
Вечером, в день рождения, оба позвонили и поздравили. И невестки тоже в трубку слова сказали и «папой» называли. И внуки в трубку тоже кричали и «цалавали» дедушку.
После этих звонков он почему-то вспомнил, как старший, Лёшка, а было ему тогда лет 12, наверное, пришёл со двора избитый, плакал и рассказывал, размазывая по лицу кровь, как Вовка с Витькой…
Мать разохалась, тоже расплакалась и начала искать зелёнку и бинты. А Иван обнял сына за плечи, увёл его в ванную. И там они вдвоём закрылись. Он обмывал с сына кровь и здесь, потому что никто не видел, обнимал мальчишку. Так жалко ему было Алёшку, что аж скулы сводило и в носу щекотало. Оба не хотели, чтобы слёзы их горькие мать и младший видели. Прижимал его к себе и одно только повторял всё время:
- Не реви… не реви… не реви…
И успокаивался сын, только всхлипывал протяжно и как-то в несколько вздохов. А Иван уже гладил его по голове. Гладил и гладил. Гладил и гладил. А потом сказал:
- Терпи, сынок. Терпи и бейся, если знаешь, что прав…
Потом вытер ему распухшую от слёз и ударов мордашку полотенцем, и оба они вышли из ванной.
Иван Сергеич и тогда не ревел, когда хоронил Машу, хотя казалось ему, что с нею вместе сам он умер. Ничего внутри не было: ни страха, ни истерики. Пустота одна. И пустота какая-то чёрная. Потом он понял, что такою, наверное, и бывает настоящая скорбь…
А парни, сыновья, стояли рядом и тоже не плакали, обнимая своих жён, прижавшихся к ним и вытиравших платками мокрые глаза и носы…
… Ладно, всё, хватит кручиниться. Иван Сергеич начал действовать.
Весь первый день на пенсии провёл он в хлопотах, приступив к пункту номер один своего плана – «сделать ремонт в квартире».
Ходил по магазинам. Выбирал обои и краску, шпатлёвку и грунтовку и всякий инструмент, необходимый в таких случаях.
Домой, нагруженный свёртками и пакетами, возвращался, уже когда начало темнеть. Шёл пешком по лестнице к себе на третий этаж и ещё на первом лестничном пролёте услышал какой-то шум вверху. Потом его обогнал Фёдор – сосед по лестничной площадке. Поздоровался и быстро, через ступеньку, а то и через две, пропрыгал к себе. Шум и возня вверху не прекращались, а только усиливались.
Когда Ивану Сергеевичу остался всего один лестничный пролёт до квартиры, он увидел, что два долговязых парня, оба в чёрных балахонах с капюшонами, весьма недвусмысленно пристают к Лариске, дочери Анны Николаевны, жившей этажом выше.
Один из парней обхватил её сзади за локти, а второй старался расстегнуть пуговицы у неё на груди. Лариска плакала и вырывалась, но сделать ничего не могла. А тот, что пуговицами был занят, гаденько так и полушёпотом всё повторял:
- Не реви… не реви… не реви…
Иван Сергеич всё понял и понял, что обращаться к парням со словами «как вам не стыдно» уже некогда. Он бросил свою поклажу, рванулся к парню и ударил его в ухо, скрытое под балахоном.
Тот отшатнулся, выругался грязными какими-то словами и ударил Ивана Сергеевича в лицо. Удар был такой силы, что тот упал на колени и головой ударился о перила. Второй же, отпустив перепуганную девушку, пинком ударил старика в живот. Вот тут Лариса завизжала. Завизжала так, как женщины визжат в кино, когда им страшно по-настоящему. От визга этого, наверное, Иван Сергеевич и не потерял сознания. Он, держась за перила, почти вскочил и кинулся к себе в квартиру.
Всё происходило очень быстро. Голова работала совершенно трезво.
Распахнув входную дверь, ринулся он в комнату, где на журнальном столике рядом с пепельницей стоял «памятный подарок», тот самый, от родной бригады.
Схватил «лимонку» и снова выскочил на лестницу. Все участники предыдущей сцены были на своих местах: смертельно перепуганная Лариска припала спиной к стене и рукой сжимала на груди расстёгнутую уже наполовину блузку. А два ублюдка в капюшонах стояли лицом к Ивану Сергеевичу. Стояли и улыбались – ведь они же «победители»!..
Старик почти кубарем скатился с лестницы под ноги тому, что бил первым. Встал перед ним в полный рост, раскрыл ладонь с «гранатой», выдернул из неё чеку, а потом оттянул штаны у парня на животе и туда её сунул…
… Второй завизжал, как минуту назад визжала Лариска, которая только ещё сильнее прижалась к стене и закрыла глаза. Парень, всё так же визжа, летел с лестницы вниз, опережая собственный визг. На штанах у первого медленно расплывалось мокрое пятно…
