не надеяться было невозможно. И Боянка верила во что-то совсем безумное, таящееся в завтрашнем дне.
–Ты иди, сестра ко мне,
Шаг свой в ночке затаи.
По земле иди к воде,
Встань у берега и жди…
Боянка вздрогнула и заозиралась. Никого. А голос прозвучал так явно, так разборчиво, и что-то было в нём настойчивое, требовательное и одновременно просящее.
«Уморилась!» – подумала Боянка и тряхнула волосами.
Голос повторил:
–Ты иди, сестра, ко мне,
Шаг свой в ночке затаи…
«Может, ещё чем одарит?» – Боянка поднялась. Идти было боязно, но не идти она не могла. Простые слова манили её в неизвестность.
***
–Ну и зачем? – спросила Варна, когда Ганка отпустила уже посиневшую девушку.
Варна не вмешалась. Не могла. Она и без того сегодня уже прошумела. Не забудут её сёстры, но Варне и не надо их прощения. Она уйдёт этой ночью в дальние реки, станет водяницей. Не по ней это, но ничего не сделаешь – даже в посмертии можно быть достойной.
Но прежде Ганка позвала её за собой, к берегу.
–Поплыли, покажу кое-что, – обещалась русалка и подмигивала.
Варна поплыла. На берегу увидела знакомую ей с утра фигурку Боянки, обернулась к Ганке, чтобы спросить что та хочет ей показать, и только сейчас поняла, что Ганки нет за нею.
А в следующее мгновение Ганка объявилась. Мощный хвост змеиным ударом хлестанул по берегу, и Боянка, испугавшись, не ожидая такого, потеряла опору, и в следующее мгновение сильные женские руки – множество рук потащили её вниз, к воде.
Напрасно Боянка билась. Напрасно звала на помощь, её утащили, а через минуту явили её на поверхность, положив лицом в воду и не позволяя голове дёрнуться.
Топила сама Ганка. На жертву она, между прочим, даже не смотрела, смотрела на Варну – как та отреагирует.
Варна выдержала. Посмертие закаляет от слабости. Спросила только:
–Ну и зачем?
–Как зачем? – нарочито изумилась Ганка, – за гребень! Мне он нужен назад!
И добавила уже тише:
–И тебе в назидание. Знай своё место, Варна!
Варна улыбнулась:
–Нет у меня места, Ганка. И не было. Поплыву искать!
Не дожидаясь ответа, плеснула хвостом, и поплыла прочь от сестёр по несчастью поскорее, чтобы не видели её горечи и не думали что победили.
