Немеркнущая звезда. Часть первая

свои математические способности, Вадик попробовал было тогда подключить к решению задачи мать, с успехом прежде ему помогавшую… Но на этот раз, к стыду своему, и она оказалась без-сильной и сыну старшему не помогла. Даже и путь к решению не подсказала, даже метод…

Несколько раз он обращался за помощью к Вовке Лапину - подскажи, мол, Володь, сделай милость; или хоть намекни - как? Чтобы я смог с места сдвинуться. Ведь ты же, мол, круглый отличник, всё знать и уметь обязан, и всё решать. Но тот, хитрюга лукавый, голубокровный, всякий раз отнекивался, утверждая твёрдо, как на духу, что и сам ещё якобы ничего не решил, ни одной задачи.
- А что же отец-то тебе не поможет? - дивился Вадик. - Ты же всегда хвастался, что он у тебя математик сильный, что решает абсолютно всё!
- Отцу сейчас некогда: он на работе с утра до вечера пропадает, - неохотно как-то и неуверенно отвечал на это его дружок, раздражаясь и пряча глаза, и Вадик чувствовал, что Вовка лукавит, что наверное просто ему помогать не хочет - один мечтает в Москву поступить…
Что было делать Стеблову? к кому обращаться? где помощь-подмогу просить, или хотя бы подсказку? Оставалась одна учительница, - но к ней Вадик не решался идти ни под каким видом: для него это было табу.
«Школьные-то задачи не можешь решать нормально, - прогнозировал он будущий её ответ, - а берёшься поступать в Москву, в Университет столичный! Нахальный же ты, скажет, парень, Стеблов! И очень пронырливый и ушлый, к тому же!...»
«А может я и впрямь всё это напрасно затеял? - вконец обессиленный и истощённый, находясь на грани нервного срыва, начал уже думать он на исходе первой недели февраля - месяца, отпущенного на решение присланных из Москвы задач. - Куда я, в самом-то деле, лезу? Для этого, наверное, особые способности нужны, талант… А у меня, по всему видать, нет ни того, ни другого…»

71

Психологически это был самый драматический момент в истории с ВЗМШ, самый со всех сторон напряжённый, когда Вадик реально готов был плюнуть уже на свою мальчишескую затею и другу Серёжке плакат обратно вернуть - соврать, что поступать передумал. «На что он, действительно, юнец самонадеянный, замахнулся и размечтался о чём? - лезли в голову чёрные мысли, - если он даже и в школе-то своей никогда не был первым учеником, если контрольные по алгебре и геометрии на четвёрку твёрдую всегда решал, редко когда на пятёрку… А тут - спецшкола математическая, Всесоюзная, при Московском Университете созданная; тут такая интеллектуальная мощь, широта, высота! А главное - тут столько всего, наверное, знать и уметь надобно!... Способен ли он был реально на подобную высоту, на задачи такого уровня? И - шире: способен ли он вообще к математике, к глубоким занятиям ею?»
Эти и подобные им вопросы, душу предельно изматывавшие и надрывавшие, и без того неудачами достаточно уже издёрганную и затюканную, то и дело лезли ему в голову по вечерам, на сон грядущий, как правило. Случалось это после очередного, впустую потраченного дня, когда с решениями полный крах получался. И стали они, вопросы,  собою Москву потихонечку заслонять, спецшколу, задачи конкурсные, попутно отбирая веру, надежду, силы последние, отшибая к дальнейшей работе руки, приглушая страсть. В него незаметно страх утробный закрадывался, который принялся волю, способности скудные подавлять, перераставший, как снежный ком, в комплекс неполноценности…

Что удержало его тогда, дало силы не бросить всё, не сломаться, не похоронить навсегда свой первый икаровский порыв души? Что заставляло семиклассника Стеблова семь дней подряд по сотне раз на дню настойчиво искать виновника разбитого окна в запутанном деле о пяти братьях? - на это, читатель, Вам не ответит никто! Ибо такие действа-деяния из той предельно закрытой человеческой области происходят, что характером прозывается. Или судьбой. Или же вообще - роком… Как бы то ни было, и какие определения ни давай и ярлыки ни вешай, - но только на исходе недели те праведные его усилия были вознаграждены. И первое решение одной из двенадцати присланных из Москвы задач явилось ему, как по волшебству, в готовом и законченном виде!
Как и почему это произошло? - загадка, тайна Божественная, непостижимая, которую никому не дано разгадать, как никому не дано понять и вмешаться в Промысел Божий. Вадик и сам не понял тогда, как это всё у него так лихо срослось-получилось. Ошалелый и поражённый, и, одновременно, как лимон в чашке чая выжитый, он только мог бы повторить вслед за всеми первооткрывателями мира их единственные после каждого очередного открытия-прозрения слова, вырывающиеся из тощей груди помимо воли: “Я всё время об этом думал”… И всё. И ни слова больше. И только великий всеобъемлющий праздник в душе, равного которому ничего не бывает на свете!…

72

На вопросы “как” и “почему” мы с Вами ответить не сможем, читатель, - увы! - а вот поэтапно описать то знаменательное событие постараемся. Это будет по силам нам: при желании это по силам каждому…

Итак, в воскресенье, в последний день той судьбоносной недели, Вадик играл со своим младшим братом в крестики-нолики и, казалось, не думал совсем о измучившей его задаче. Детская игра эта была популярной в городе и в семье Стебловых, и дети частенько соревновались друг с другом в свободное от школьных занятий время: часами могли сидеть и бумагу попеременно переводить, убивать время… Когда игра только появилась в доме, дети выбрали для себя самую простенькую её разновидность: три на три. Освоившись, они решили перейти на более сложный вариант игры: пять на пять, - который с тех пор и прижился у них, вытеснив собой все другие варианты, включая сюда и совсем уж сложные.
Итак, сидя с братом в большой комнате за гостевым столом и попеременно заполняя с ним пустые клетки очередной расчерченной на тетрадном листе таблицы, которых за прошедшие полчаса с момента начала игры набралось уже добрый десяток, Вадик вдруг неожиданно вспомнил про братьев-хулиганов из задачи. Он вспомнил, как всю неделю судорожно выписывал на бумаге столбцы с их именами и потом подле каждого имени выводил плюсы и минусы, в зависимости от показаний, как бессчётное число раз переправлял один знак на другой и обратно. И как в результате подобных бездумных манипуляций показания безжалостно наваливались друг на друга, превращаясь под самый конец - на бумаге и в голове - в сплошное невообразимое месиво, которое невозможно было потом разобрать, с которым невозможно было работать; которое уйму сил у него отнимало, времени, и не приводило ни к каким результатам, кроме разве что головной боли и раздражения.
«…А что ежели… показания братьев расписать по столбцам такой вот таблицы? - подумал он вдруг, глядя на лежавший перед ним расчерченный на бумаге квадрат пять на пять, над которым склонился тогда его азартный братишка. - По строкам таблицы пусть будут имена пяти братьев, как я их раньше выписывал, а в столбцах - их показания друг на друга… Я, таким образом, как бы растащу по листу эти показания, сделаю их более осязаемыми, более разборчивыми и удобными для анализа… Тогда и путаницы никакой не будет…»
Подумав так, он вскочил со стула и, боясь мысль пришедшую потерять, бросился к своему портфелю, в котором был бережно спрятан Серёжкин драгоценный подарок. Вытащив вчетверо сложенный лист с условиями задач, он быстро вернулся назад к столу, решительно отодвинул прочь от себя лишние на столе бумаги.
- Ты что, не будешь больше играть? - спросил его брат, отрывая от таблицы голову.
- Подожди, - сухо отрезал Вадик, уже разворачивая и раскладывая на столе плакат московский. - Ты… это… поди, погуляй пока: мне сейчас некогда.
- Ну-у-у! Как всегда! - капризно захныкал младший Стеблов, недовольно из-за стола вылезая. - Как только начинаешь проигрывать вдрызг - так у тебя сразу же какие-то там дела объявляются! Так нечестно!
Выиграв несколько партий подряд, он только-только вошёл во вкус и не желал прерывать победную поступь…
Но Вадик уже не слушал брата, сидел и быстро на бумаге таблицу чертил пять на пять, столбцы и строки которой он озаглавил именами братьев из задачи - так, что каждый столбец и каждая строка в результате получили собственное своё имя… Когда таблица была готова и подписана, он, боясь упустить нечто важное, что зарождалось в его голове, что там как драгоценный плод вызревало, также быстро стал читать уже оскомину набившие показания и торопливо заносить их потом в соответствующий именной столбец знаками “+” и “-”… Показания, следовавшие одно за другим, быстро заполняли таблицу комбинациями знаков, сквозь которые всё ясней, всё чётче - точь-в-точь как зарождается фотография в баночке с проявителем - проглядывала картина описанного происшествия.
Когда в пятый столбец, над которым было выведено имя “Юра”, были внесены показания последнего брата, - решение задачи явилось само собой. Таблица очевидным образом высветила это решение. И сделала это чётко и однозначно, не допуская при этом никаких иных вариантов, что появлялись прежде…
- Надо же, как просто оказывается! - вслух тогда произнёс поражённый всем этим “фокусом” Вадик. - А я-то, дурачок, столько дней мучился понапрасну, бумагу, время переводил. - Мам! - уже в следующий момент закричал он на всю квартиру. - Иди быстрее сюда! Быстрее!
У готовившей на кухне матери тарелка полетела из рук и вдребезги об пол разбилась.
- Что тут у вас опять стряслось, Господи?! - испуганно спросила она, быстро вбегая в комнату и глазами по ней ошалело шаря; два сына по детской дурости частенько огорчали её своими ссорами и потасовками ежедневными, и ей приходилось поэтому всё время быть начеку.
- Я задачу решил, - сказал Вадик, глядя на мать сияющими счастьем глазами.
- Вадик! - с облегченьем и горечью одновременной в голосе и глазах выдохнула тогда мать, в бессилии опуская руки. - Ну что ты, в самом деле, а?! хочешь мать свою до инфаркта довести, что ли?! Я думала: у вас тут опять неладное что-то; опять, думала, подрались.
- Я задачу решил, мам! Только что решил! - за одну минуту!
- Какую задачу? - не сразу поняла мать, вплотную подходя к столу и на ходу вытирая тряпкой мокрые от воды и грязной посуды руки.
- Ну про братьев, помнишь? которые стекло разбили? - затараторил Вадик, что есть силы старавшийся подавить своё крайнее возбуждение. - Мы решали её с тобой - и не решили! Помнишь?… А я решил! только что решил!… Всю неделю над ней думал! мучился! - представляешь! - а решил за одну минуту! Тут всё просто оказалось: смотри.
И он стал быстро рассказывать матери про свою находку с таблицей, которая пришла ему в голову минуту назад - во время игры фактически. Рассказал, как здорово помогла ему эта замечательная таблица, так чётко и так красиво расставившая всё по местам, и также чётко и быстро показавшая единственно верный ответ на поставленный вопрос задачи.
- Толик разбил окно-то, мам! Толик! - вновь посмотрел он на матушку счастливыми, преданными глазами. - Вот она, таблица-то, - она не врёт! Здесь всё ясно видно!…

Ничего не сказала на это мать - только лишь машинально улыбнулась в ответ, со стороны блаженную напоминая, и головой седеющей туда-сюда потрясла, словно не веря глазам своим и ушам, чуду случившемуся не