Памяти павших будем достойны...

Между книг молитвенных,
За иконой старенькой,
Лист, до дыр зачитанный,
Я нашла вчера.
Где-то между битвами,
Он к сестрёнке маленькой
Жизнью непрожитою,
Рвался чрез края.

"Папа, мама, здравствуйте,
И сестрёнка Наденька,
С посевной управились,
Эх, дождя б сейчас ...
Сон я видел явственно,
Как с косичкой ладненькой
Шла с осанкой правильной
Надя в первый класс.

Берегите Наденьку,
Дайте обещание,
Чтоб рекою длинною
Жизнь её текла.
До свиданья, маменька,
Папа, до свидания,
Не пишите, милые,
Адрес мой - Война".

За иконой старенькой,
Весь до дыр зачитанный,
Словно бабьей осенью
Пожелтевший лист,
На ладонях Наденьки,
Временем испытанный,
Десять лет на восемью
Становился чист.

Исчезали буковки,
Только на прощание
Обещаньем прошенным -
Проживи до ста,
Застегну на пуговки
Все свои страдания,
Проживу хорошую
С чистого листа

Колька бежал по хутору с криками:
- Немцы! Я видел немцев! Они в село зашли! Целый отряд! Скоро, наверное, к нам на хутор заявятся!
  От перевозбуждения пацана аж потряхивало, белобрысый чуб взмок, щёки раскраснелись. Бабы застонали, заохали. Дед Прокоп молчал, думая свою стариковскую думу. Он слышал, как зверствовали фашисты в других оккупированных сёлах, как угоняли молодёжь в Германию, несогласных расстреливали на месте. На попечении Прокопа остались невестка, да девятилетняя внучка Зинка.

  Невестка была небольшого росточка, худющая, кожа да кости. Прокоп подумал, что её можно выдать за свою внучку лет пятнадцати.
- Может антихристы отстанут, и не заберут её в Германию, пропадёт ведь там, - размышлял он, скручивая самокрутку с табаком.
  Зинка видела переживания деда и мамки, и сама уже не щебетала, как ранняя птичка. Прокоп невестке сказал:
- Ты, на всякий случай, собери узелок. Одёжку какую положи, да краюху хлеба. Как оно всё обернётся, неизвестно...

Алла Волонтырёва. Отрывок из рассказа "Дед Прокоп"
https://fabulae.ru/prose_b.php?id=135144

В гостях у соседки

Девять свечей в окне у моей соседки.
Надо зайти. В последнее время мы видимся редко.

-Здравствуйте, тетя Фаня. Все ли в порядке?
-Здравствуй, девочка. В мои годы уже не сладко.

Впрочем, все потихоньку. Заходи, покушай.

-Спасибо, я не хочу.
- Послушай!

Я вспоминаю души
Моих родных

Поминальный обед  для них

Каждая свеча –
Чья-то душа.
Не обижай их.
Ешь, не спеша.

Видишь, накрыла я стол:
Белая скатерть, серебро, фарфор
Все честь по чести,
Словно мы вместе,
Будто еще никто не ушел,
Будто еще никто не погиб.
В каждой свече вижу я лик:

Крохотный огонек справа –
Это сестрица Мара
Она была маленькой,
Веселой, кудрявой,
Любила возиться в саду и собачку Ваву…
Их застрелил фашист. Так для забавы…

Третья слева
Горит неровно
Это дядюшка Лёва
Шебутной больно!
«Не человек – огонь!», -
Про него говорили.
Вспыхивал, словно порох…
Его тоже убили.

Маленький огонёчек
Такой аккуратный -
Бабушка моя Злата…
Ешь, ей будет приятно.
Как она стряпала,
Не описать словами!
Ухаживала за садом,
Все в доме делала своими руками...

На нее не тратили пуль
Просто добили прикладом.

Четвертое справа
Стройное пламя:
Красавица Римма
Гордость папы и мамы.
Отличница, умница.
Душа золотая.
Вспыхнула как искра.
Вспыхнула и пропала.
Огонь в печи был жаркий
Горели ярко
Она  и мама, и папа
И еще много наших
И пепел их, даже угасший
Был долго горячий…

-Тетя Фаня, прошу, не надо!
Как у Вас лицо потемнело!
- Это просто моя душа
Рвется из тела.

Это просто сердце мое
Летит к ним навстречу!
Не окликай меня.
Я сейчас тебе не отвечу.

Видишь, бьются их души,
Рвется пламя?
Это огонь, который
Не загасишь словами…

Моя соседка сидит.
Пламя свечей между нами.
Надо бы попрощаться,
Да не могу.

Кругами
Движется память.
        Еда на столе.
              Пламя бледнеет.
Память сильнее
        Вспыхивает
             В столовом серебре.

А вот этот листок мне особенно дорог. Одна из моих учениц так расчувствовалась, прочитав рассказ Татьяны Лаин "Опоздал" https://fabulae.ru/prose_b.php?id=25761, что решила написать на него свой отзыв. Листок побывал в руках у всех родственников девочки, а так же у ребят, кто вместе с Леной ходит в летний лагерь. Ребята проявили такой интерес, что перечитывали отзыв не по одному разу. В результате нам пришлось "реанимировать" листок, переклеивать его на ещё один. А Лена кроме отзыва, нарисовала ещё и собаку...

        Помню, 22 июня в воскресенье мы всей семьей пошли на массовое гуляние. Родственники с нами, соседи, вся улица. Тогда часто устраивали массовые гуляния. Позже такие гуляния пикниками стали называть. Казалось, вся Камбарка высыпала на берег пруда, туда, в верховья. Солнце пригревало. А бережок-от густой травкой порос весь сочной да зеленой, – точно по влажному ковру ходишь. Я, значит, маме помогала: покрывало расстелили, еду разложили. Ребятишки кто купаться побежал, кто в игры играть. Молодежь по лесу прогуливались, валежник для костров собирали. Мужики байки рассказывали да ребятишек гоняли, чтоб те не подслушивали. Самовары задымили; кто-то и патефон умудрился принести, красивый такой, красным бархатом изнутри обтянут. Дядя Савва на гармошке играл, улыбаясь беззубым ртом и мигая одним глазом. Второй-то глаз он в Первой мировой с германцами оставил. А девки до того голосисто частушки пели, даже в лесу эхо повторяло… Что скажу: дружно все жили, весело, душевно! И напьется кто, дак песни горланит, а не в драку лезет.

        Туда к пруду и радио протянули даже, чтобы музыку играло. Жердину вкопали, репродуктор нацепили. Этот-то репродуктор и заскрипел, захрипел : «После полудня прозвучит важное сообщение!» Мы-то детвора дальше играть – и ухом не ведем. А взрослые притихли, начали переглядываться. Я еще у мамы-то спрашиваю: «А что такого по радио-то сказали?» – «Сама ни чего не поняла, дочка, – мама-то отвечает»
Иди, говорит, за малыми присмотри, а то вон у воды играются.
        И вот спустя какое-то время музыка из этого рупора прекратилась и диктор заговорил: «Германия, без объявления войны, напала на Советский Союз!»

        Что тут началось! Закричали, заплакали люди-то; ребятишек похватали и домой бежать. Бегут и кричат: «Филипьевна, ты-то как будешь? У тебя же трое их, сыновей-то!», « А я-то, бабоньки, как? Вовсе ведь одна… сгину!», «Ой, а мне-то чё делать – одне девки у меня-то!» Мужики шли быстрой походкой к своим домам и грозили бабам кулаком: мол, хватит причитать! А голодные чайки уже клевали брошенную на берегу пруда еду.

        Ночью Камбарка не спала. Я на печи лежала и слышала, как тятя с мамой до самого рассвета обсуждали, как жить, что делать: продавать скотину или покаместь оставить. Словом, выдюжат ли. А мне одного только хотелось: лишь бы тятю не забрали. Плакала неслышно, кулак кусала.

        На утро – 23 июня 1941 года – на базарной площади у литейно-механического завода (в народе литейка) собрали митинг. Народу – тьма: улица Ленина на квартал заполнена, Советская до самой церкви забита. На небольшой трибуне речи произносили, Гитлера проклинали, призывали сделать всё для победы над фашистами. А нас и агитировать не надо было – все как один готовы были сражаться: и мужики и бабы. Фашистов возненавидели сразу, ещё сильнее, когда первая волна мобилизации пошла.
   
        С этой первой волной-то всех парней у нас с улицы и смыло. Кто помладше работать пошли или в училище. Училище было ремесленным и находилось в г. Сарапул. Ребята хотели освоить профессию и двинуть на фронт, если война всё ещё не закончится. Тогда ведь думали, быстро фашистов одолеем. И мы каждое утро мечтали проснуться без войны. Помню, как парни и девчонки с училища изредка приезжали на выходной в Камбарку. О, что ты! Форма новая, пуговички блестят, ботиночки на деревянной подошве – загляденье. Они там, на полном гособеспечении были. Мы даже чуть-чуть им завидовали, сами-то ходили в том, что было и обновок не предвиделось.

        А я в школу продолжала ходить. Отметки хорошие были: особенно арифметика нравилась. Писали на газетах, обоях. Домой ничего не задавали, всё успевали делать на уроках, да и когда нам дома с уроками-то сидеть! Родители с нами тоже особо не нянькались, оно и понятно – время такое настало. Мы понимали, что надо быть ответственнее, послушными быть… взрослеть. Меня это больше коснулось – я же старшая была. Все заботы по хозяйству: огород, скотина, дом, – всё с мамой нам на плечи легло. Ох, и тяжко было…

22 июня 
Ночная нехотя бледнела тень
В предутренней истоме ожиданья
Восход солнца. Новый день, 
Предвестник горя и страданья.
В четыре ровно взорван был,
И разделен на до и после.
И люди вглядывались в мир,
Вдруг ставший страшен и уродлив,
От взрывов рвутся перепонки,
Пожаров дым, а впереди
Теплушки, голод, похоронки
И годы долгие войны.