Только утихли страсти по поводу двух подброшенных к гаражам собак, дворянки Жужи и корги Клеопатры. Первая, названная Счастьем, обрела дом и друзей. Вторую, оставленную случайно, нашли вернувшиеся хозяева. Жизнь сторожа гаражного кооператива Василия вошла в своё привычное русло.
Три овчарки, Муха, Кабан и Дон ночью несли свою службу, днём отдыхали. За воротами приходящую подружку Жужи Рыжуху ждала миска с остатками каши. Словом, как в программе «В мире животных»!
Гаражный кооператив находился на краю жилого района, рядом с лесополосой. У двухэтажной сторожки разросся ряд старых тополей.
Утро в июне раннее. Окно светлело в три часа ночи. Только темень за окном чуть серела, как, неожиданно быстро, вставало солнце. И, как по взмаху дирижёрской палочки, начинали петь птицы. Тут и воробьи, и синички, и трясогузки, и зяблики, и щеглы. Целый птичий базар. Даже маэстро соловей, на общих основаниях, выводил свои замысловатые трели. Полчаса такой «репетиции», и хор смолкал. Гимн восходящему солнцу заканчивался.
После паузы, пернатые успокаивались и издавали звуки уже поодиночке. Можно было даже узнать солистов. Дятел включался в работу. Он издавал не «Тук-тук-тук!», как описывают в детских книжках, а раскатистое «Т-р-р-р-р…». Как только голова не оторвётся? Помните байку о том, что дятлы умирают от сотрясения мозга?
Ночью птицы стихали. Спали.
В этом году ночью происходили странные вещи. То шорох раздавался в кроне крайнего, самого большого тополя. То ветви шумели, колыхались, как от ветра. А ветра нет…
Необычные звуки послышались однажды, а потом повторялись каждую ночь: «У! У! Уууу!», - с одного дерева. «У!», - с соседнего в ответ.
Однажды Василий курил на балконе второго этажа сторожки. Темные крылья мелькнули в ночном небе. Размах их был около метра. Взмахи чередовались с парением. Полёт туда-сюда, зигзагообразно. На земле увеличенная чёрная тень. Прямо динозавр какой-то. Летучие мыши? Ласточки? Нет, слишком большая птица. Орёл заглянул на огонёк?
Уханье и странные полёты продолжались каждую ночь. Может, это совы поселились на большом тополе, рядом с мусорными баками, в которых обитали мыши? Несколько раз под деревом находились останки мышей-полёвок. Но совы не оставляют костей, глотают грызунов целиком. Кормят детей?
Однажды ночью, когда Василий курил на балконе, глянул в сторону, а там…
На фоне чёрного леса, полной луны, освещённый прожектором, на входном шлагбауме, сидел… совёнок-подросток удивительной красоты. Как на сцене, в свете рампы, птенец, уже не совсем маленький, но, ещё не взрослый, казался нарисованной картинкой. Сзади подсвеченный луной, как в светлом обрамлении. Белые очки вокруг глаз. Большие янтарные глаза. Серо-белые перья. Голова быстро вертелась из стороны в сторону. Казалось, она поворачивается на триста шестьдесят градусов. Птица прислушивалась к ночным шорохам.
«Вот кто оставляет мышиные косточки! Ещё не научился проглатывать еду целиком».
Из кроны тополя раздалось: «У!»
Совёнок ответил писком со шлагбаума, встрепенулся, расправил резные по краям крылья, и полетел на зов.
«Совы! Семья сов обосновалась в старом тополе. Такого на «скотном дворе» ещё не было!
С тех пор Василий частенько наблюдал за совёнком, облюбовавшим шлагбаум. Взрослые птицы не показывались. Только «ухали» с деревьев. Да летали, как птеродактили, во тьме. Василию казалось, может, только казалось, что видит жёлтые глаза в кроне тополей.
Однажды, просто ради интереса, что будет, он заготовил мышку. Оставил на перилах балкона, сам спрятался.
Несколько дней совёнок не появлялся. А когда прилетел, уселся на шлагбауме, повертел головой. Увидел лакомство. Заверещал, но не приблизился. Так повторилось несколько дней. Василий тихонько посвистывал. Совёнок пищал, крутил головой. Улетал.
Однажды, птенец, как всегда, уселся на шлагбаум. Услышал знакомый свист. Покрутил головой, пропищал, да и кинулся к балкону. Схватил мышку, и был таков.
Дело в дрессировке сдвинулось. Почти каждое дежурство Василия птенец, осмелев, прилетал на балкон, ел, оглядывался. Видел человека за окном, который посвистывал.
Василий почему-то, предположил, что совёнок девочка. Назвал про себя Аня. Из-за приоткрытого окна не только свистел, но и потихоньку звал: «Аня! Маленькая совушка Аня!»
К концу лета Аня стала совсем ручной. Она прилетала на балкон сторожки на свист, лакомилась угощением, не боялась человека, знала свою кличку. Василий одевал брезентовую рукавицу, им выдавали для уборки, куда клал еду. Не сразу, но Аня научилась садиться на руку человека. Есть с неё.
К осени Аня подросла. Перестала пищать. Отвечала «У!» на зов родителей. Те так и не приняли человека, прятались в кроне деревьев. Только по ночам «ухали» и летали над гаражами уже втроём. Размах их крыльев был около метра. У Ани поменьше, конечно.
Подросший совёнок осмелел. Садился на будки собак. Те его не трогали, привыкли, считали своим.
История закончилась осенью. Однажды ночью сторож обнаружил, что совы пропали. Совы в большинстве своём не перелётные птицы. Но иногда мигрируют. Вот и наши, видимо, улетели в лесополосу, поближе к собратьям. Ведь их детёныш вырос, пора ему привыкать к взрослой жизни. А дружба с человеком не для диких птиц.
Больше Аню Василий не видел. Ждал лета. Может, его подружка, по старой памяти, прилетит выращивать своих птенцов в кроне старого тополя?
И будет встреча человека и аюптицы. Написано трогательно!