Так бывает. Ещё как бывает! Когда зима уже встала, окончательно и прочно, на ноги, и вдруг, прямо с самого утра или ещё даже ночью, пойдёт дождь. Да такой настоящий и сильный, что осенняя морось с неба покажется просто детским баловством. И холодно. Да ещё и сыро становится вдобавок. Никто такие погодные фиоритуры не жалует. Но снега от такого дождя быстрее тают: прижимаются к земле и уходят в неё, становясь лишь воспоминанием. Дождь зимой, – наверное, всё же благо.
А Кате сегодня так не казалось, когда рано утром, ещё в темноте, она открыла глаза и услышала барабанившие по крыше капли. Сначала подумалось, что оттепель, потом поняла, что – нет: для оттепели слишком уж частая дробь. А когда встала и подошла к окну, то даже плечами передёрнула, потому что представила: нужно будет выйти туда, в это расхлябанное ненастье, дойти до работы и весь день свершать служебные поступки, творить на благо общества. Муж уже давно ушёл свершать «трудовой подвиг», она и не слышала, когда. И до всего и всех, кроме него, сейчас ей не было никакого дела, потому что личная жизнь трещала, что называется, по швам и крошилась, как весенний лёд на реке, на бессмысленные осколки…
Она уже давно чувствовала, что у Саши кто-то появился. И не потому только, что задерживался с работы всё чаще и чаще – и раньше такое бывало. Поняла по глазам. Они, в последнее время, у него как-то … обесцветились, побледнели. И даже когда он говорил с нею, то словно бы смотрел вдаль и сквозь. И даже когда целовал её, губы были не те – чужие совсем, сухие и не горячие. Сначала Катю насторожили и испугали такие перемены. Потом она стала злиться. Сама не знала, на кого: на него ли, за эту «внутреннюю эмиграцию», на себя ли, из-за непонимания того, что с мужем происходит. И так было уже давно, несколько недель. Катя чувствовала, что даже уставать начала от этого состояния. Попытки её задавать ему вопросы оставались безуспешными. Саша как-то вяло отвечал на них и не сопротивлялся. Но и сам на разговор не шёл. Просто делал всё как всегда. Но так казалось только внешне. Внутренне они расходились в разные стороны, как две льдины в весеннем пруду: течения нет, но, медленно и неумолимо, куски когда-то единого целого плывут к разным берегам. И не известно, к какому берегу пристанет каждый.
Сейчас сесть бы за стол, поговорить, ничего не тая друг от друга. Но Катерина даже не знала, с чего такой разговор можно начать, и чувствовала, что Саша – тоже…
Ладно. Нужно собираться. На работу она уже опаздывала.
Быстро – душ, зубы, макияж. Творог и кофе. Юбка и блузка в шкафу, приготовленные ещё вчера с вечера. А, чёрт возьми, где же они!.. Сашины костюмы, сорочки… Опять – брюки его. А из кармана письмо, уголок конверта, торчит. Секунду помедлила. Нееет… Нельзя же… Не выдержала. Взяла конверт. Почерк старый какой-то, округлый. Адрес – тот самый город, из которого муж сюда приехал, давно уже, несколько лет назад. Достала письмо – тетрадный листок в клеточку. Странно даже видеть такое сегодня, когда рядом ворд, смс и всё такое…
Развернула. Присела на краешек дивана и прочитала:
« Сашенька, здравствуй!
Пишет тебе Лидия Сергеевна – бывшая соседка ваша. Помнишь меня? Я жила в квартире напротив и с мамой твоей, покойницей, дружила. А адрес свой ты мне сам же оставил, когда хоронить её приезжал. Помнишь? Сказал ещё: «На всякий пожарный… мало ли что…» Вот и приспел тот самый «пожарный случай», иначе я бы тебя беспокоить не стала.
На прошлой неделе умерла Галина. И дочку вашу, Леночку, забрали в детский дом. Сказали, что, в связи с тем, что в свидетельстве о рождении, в графе «отец» стоит прочерк, искать тебя не станут. И в дальнейшем судьбой Леночки займётся государство. А она большая уже, на следующий год в школу надо. Трудно ей будет привыкнуть к детскому дому.
Тебе решать, конечно, самому. Но ребёнка жалко…»
И всё. Вот так коротко и так предельно всё ясно.
Катя сидит на самом краешке дивана, и рука с письмом безвольно лежит на коленях. Но это – только минуту. Она вскакивает, хватает телефон и набирает его номер. Только один длинный, он сразу отвечает:
- Да, Кать, что-то случилось? Говори быстрее, я на совещании…
- Случилось?! И ты спрашиваешь?.. Прости, но я прочла письмо… А ты сидишь и совещаешься?..
Он довольно долго молчит, а потом неуверенно отвечает:
- Я… думаю… Возможно, Леночка и не моя дочь…
- ДУМАЕШЬ?! Спасать ребёнка нужно, а не думать. А там уж разберёмся, чья она. Если не твоя, то пусть будет моею!!! Значит, так: я звоню и заказываю билеты, на завтра… Нет! На сегодня! Только спросить хотела: один или два?..
|