…В бане пахло вениками, травой и чем-то чистым, знакомым. Почему-то сразу вспомнился отец, мама…
Надежда протянула полотенце: «Я не очень натопила, а то Вы с непривычки….».
Замялась, постояла и ушла, тихо прикрыв дверь.
Николай с удовольствием опустил руки в прохладную воду.
Показалось, что и раньше он всегда в бане опускал руки в воду. Все ощущения были знакомыми, привычными, приятными. Без труда, разобравшись с нехитрыми премудростями бани, он с удовольствием лил на себя воду и даже попарился – похлопал себя веником.
…Надежда ждала его на крыльце. Открыв дверь и пропустив его впереди себя, она задержалась на кухне: «Давайте в большой комнате посидим. Просторнее…»
Николаю, захотелось курить. Он достал пачку, – в ней одиноко болталась последняя сигарета. Он поймал взгляд Надежды.
– Пойду, возьму в машине, – он поднялся.
– Я провожу, а то поздно, собаки примут Вас за чужого, порвут, – Надежда первая пошла к выходу.
– Давайте на «ты»… А?.. – Николай остановился.
– Не надо. Не те года, да и не к чему это, – она опустила глаза.
Около машины, и правда, сидело три лохматых пса, всем своим видом показывающие, что они здесь несут охрану этого незнакомого объекта.
Чувствовалось, что право на охрану было отстояно в схватке, в результате которой был найден компромисс, в виде коллегиальной охраны. Псы сидели-лежали с трех сторон вокруг машины с безразличным видом. При виде Нади они встали, демонстрируя бдительность и выказывая уважение к ней.
Николай вспомнил, что в машине пакеты с различной снедью, которую он накупил, и удивился спокойствию псов. С их чутьем, казалось, что запахи должны вызывать беспокойство. Но псы были дружелюбны и спокойны.
Вдруг появилось какое-то чувство облегчения, что рядом Надежда, которая наверняка со всеми проблемами разберется.
– Надежда, тут продукты… Я про них забыл, – он открыл дверь машины и развел руками.
– Ничего. Разберемся, – Надежда стала вынимать пакеты.
Собаки сели полукругом и наблюдали за «разгрузкой». Николай отнес часть пакетов и вернулся.
– Может сторожам, что-нибудь… за работу? – он кивнул на собак. Собаки, похоже, поняли его и завиляли хвостами.
– Ох, уж эти сторожа… я им потом снесу. Это не работа их, а долг и обязанность. А за исполнение долга плату не берут. Так ли? Они честные… Награда… Это ещё – куда ни шло… – сказала Надежда, обращаясь к ним.
– Эта сумка от «Любы из города» она просила передать. Я не знаю, что в ней.
– Значит знает уже… Эх, Любушка-голубушка… – содовая голова. Ладно. Значит приедет. Ничто не удержит её… Уезжала – ревела, приедет – изревется…
…В сумках оказался приличный коньяк, сыр. Они, молча, выпили с Надеждой.
– Хоронить–то когда? – Николай посмотрел на Надежду.
– Завтра или утром или к вечеру. Братья твои просили дождаться, обещались приехать.
– Какие братья? – Николай был удивлен.
Он точно знал, что у него не было, и нет братьев.
– Так с Севера. Парни двоюродного брата дяди Миши, они здесь каждый год бывают.
… Саша, Алеша, Паша. Как есть твои братья, а кто же они тебе?.. – Надежда с изумлением смотрела на Николая.
– Братья! – подытожила утвердительно еще раз Надя.
…Николай вспомнил, что ведь точно, у отца был двоюродный брат, который жил где-то толи просто на Севере, толи на Севере Сибири.
Вспомнил, что отец ездил к Михаилу на встречи братьев, слышал, что у того есть сыновья, но никогда их не видел и не знал, сколько их, кто они, как их зовут.
– Семья-то у них большая, еще две сестры есть, а сам-то года три как умер. Дядя Михаил сокрушался, что проститься не сможет. Далеко. Туда на самолете лететь надо.
…Прислали телеграмму, чтоб дождались. Они такие, сказали – приедут. Но опять ведь, далеко. Приедут! Может в ночь приедут. Бедовые. Ой, бедовые!
Но дядю Мишу уважали. Что уважали – то уважали. Цыкнет на них, – хвосты прижмут, насупятся, а молчат.
Да они считай, здесь и выросли. Мальчишками-то каждое лето приезжали.
Да, их здесь все за своих считают. Ой, бедовые… – Надежа, что-то вспомнив, засмеялась.
…После бани и коньяка, под мерный рассказ Надежды глаза слипались. Заметив это, Надежда провела Николая в маленькую комнату и показала кровать.
…Железная кровать была высокая, с замысловатыми, коваными спинками, с белыми блестящими шарами. Перина взбита, простыни проглажены и казались неестественно белыми.
Николаю вспомнился госпиталь, куда он попал в девяностые с двумя пулевыми ранениями в упор. После этого он нигде и никогда не видел белого постельного белья.
Там, когда он пришел в себя, все вокруг было белым. Было полное безразличие и все вокруг было белым. Белые стены, белые люди, белые лица. Николай старался не вспоминать те дни. Тогда в палату впустили только отца, а потом выгнать его не могли. Так и сидел дня два, пока Николай не съел апельсин. Апельсин был без вкуса и запаха, но он помнил, как отец с удовольствием смотрел на то, как по подбородку Николая течет оранжевый сок, как с удовольствием хмыкнул: «Косточки не проглоти, бедокур, а то в животе вырастут».
Николай лег и провалился в спокойный и безмятежный сон.
…Сквозь сон почувствовал, что на него смотрят!
Около кровати стояла Надежда: «Приехали! Часа два как уже! Там у дяди Миши. Вас будить не стали! Пусть – говорят – спит. На двух такси приехали.
Пашка с Людой – женой и сыновьями. Алешка и Сашка тоже с детьми. Жены с малыми дома остались. Этой весной родили, одна – через месяц другая. Без Люды не отпустили бы своих. Хорошо – отдохнут от мужиков да пацанов. А Люда им здесь спуску не даст. Не даст!
Надо же у всех одни пацаны, а сейчас девок родили. Сразу две девки, чудеса!
Подружками будут. Надо же – две девки и шестеро братьев. Может еще девок народят... Чудеса! Теперь Пашка не успокоится, пока не родят кого-нибудь. Не умеет быть вторым нигде. Баламут…»
Надежда стояла и почему-то шепотом рассуждала о жизни братьев.
– Ой! Идут! – Надежда отдернула на окне занавеску.
Николай приподнялся, вдоль палисадника шел отряд мальчишек, следом молодая стройная женщина, чуть отстав – трое мужчин.
…Сомнения не было – это были братья. Младшие – братья все – это точно.
И те, что постарше, видно было, тоже. Все почти одного роста, все светловолосы, коротко стрижены, все в джинсах в футболках, обтягивающих крутые плечи. Руки были сильные, тяжелые. Плечи чуть откинуты назад, локти чуть-чуть повернуты наружу.
«Как у меня», – подумал Николай. «Братья! Чудно! Сразу три брата и шестеро племянников и все в один день. Еще где-то две племянницы – подружки». Он посмотрел в зеркало: «И волосы, как у меня, и прическа. Братья!» Он встал и пошел навстречу.
…Мальчишки зашли в дом. Чувствовалось, что инструктаж им проведен, поэтому мальчишки вели себя тихо, но было видно, что они здесь не в первый раз. Быстро расселись. «Как воробьи», – подумал Николай.
– Че, не здороваемся? – молодой мужчина глянул на мальчишек и подошел к Николаю, – Павел! – и протянул руку.
– Николай! – Николай пожал руку. Рука была крепкая, сухая и теплая.
– Старшие – Сашка и Алешка! – Павел очертил вокруг себя круг рукой.
Братья подошли, поздоровались. Кто из них был старше – определить было невозможно.
– Че, не здороваемся? – повторил Павел, глядя на ребятишек.
– Здравствуйте! – ребятишки вразнобой пробурчали, не глядя на Николая, поудобнее усаживаясь на невесть откуда взявшиеся стулья.
– Люда! – молодая женщина протянула руку. Ладонь была крепкая узкая. Николай осторожно пожал руку, Люда смотрела на него в упор. Николай почувствовал себя неудобно.
Ребятишки были притихшие, было видно, что все недавно увиденное ими было для них неожиданным и пугающим.
– Орлы, давайте во двор, на стол соберем, – позову!» – Надежда подошла к одному, положив на плечо руку. «Как воробьи орлы-то…», – подумал Николай, глядя, как пацаны выскальзывали через дверь.
– Николай – ты старший, командуй! – Павел сел за стол. Братья и Люда тоже сели. Осторожно присела к столу и Надежда.
Николай взглянул на оставшийся стул и тоже сел к столу. Стол был большой круглый, большие коричневые руки братьев лежали на нем, выделяясь на белой скатерти. Николай придвинулся к столу, положил свои, ладонью прикрыв ладонь.
– У меня не получится! – Николай посмотрел на Павла.
– Не получится… Может и не получится! – согласился Павел и серьезно посмотрел на братьев.
– Тогда так!
…В двенадцать, Сашка, давай на кладбище – проверь все ли готово. Мужики сказали, что все подготовили. Проверь. Возьми бутылку с собой.
Алешка, спроси у Нади, что надо – и в магазин.
Николай, дай ключи от машины Алешке.
Алешка, съезди к батюшке, привезешь его, пусть отпевает.
Люда, отдай старушкам крестик, что привезли, пусть на дядю Мишу оденут. Крещеный – некрещеный, там наверху разберутся, а крестик одеть надо. Так?.. – Пашка обвел всех взглядом и посмотрел на Люду. Люда опустила глаза.
– Люда, Надя – за вами стол. Старшая – Надя, – он посмотрел на Люду, – все вопросы по столу ко мне, через неё. Поминать будем на улице. Все, небось, придут. Народу будет много, в доме не поместиться. В доме посидим, когда люди разойдутся.
…Надя, че на стол у вас принято и как, подскажешь.
Брательник твой, когда подъедет?
– Да уж должен быть. Сказал: «Утром буду»
– Скажешь ему, что столы и лавки с него. Запозднится, – мне скажешь.
Надежда кивнула. Павел оглядел всех, выдержал паузу, как бы ожидая вопросов.
– Пойдем, на улицу покурим, – остановил взгляд на Николае.
…Вышли на улицу. «Да, хороша!» – Павел кивнул на машину, вокруг которой крутились ребятишки. Николай сразу понял, что к своим прибавились и деревенская ребятня. «Хороша!» – повторил Павел и покачал головой.
– …Коль! Мы пока ехали – так решили... Одним словом…
…Тебе надо и дом, и землю на себя переписать. Больше не на кого. Ты самый близкий по родове. А хозяйство без хозяина не должно гулять. Поэтому и вести себя должен заглавным. Как хозяин должен себя вести.
…Перепиши все на себя. На другого не надо. Там на сына или дочку – не надо. У нас так не принято. Будешь переписывать, учти, что земля вся до реки – твоя. В сельсовете должны быть все бумаги, я тогда сам оформлял. Вот от дома и до реки, я тогда землю – как покос оформлял дяде Мише. Он там ульи ставил. Ты проверь, а то зажмут. Там знаешь, какие проныры там сидят?! О…о…
Я тогда пришел к ним, говорю: «Оформляйте, приватизация!» Они улыбаются так подленько: «Не положено, только двадцать соток.» Я говорю им: «А сами через «положено» по два гектара себе прирезали?» Они: « Так у нас – под строительство.» Я говорю: «Тогда и нам под строительство. На каждого по двадцать и оформляйте. И под строительство… И забронируйте ещё на моих детей, которые не родились… На пять…»
Они смеются, говорят: «У нас столько земли нет, чтоб всем вам нарезать». Я говорю: «Тогда от дома и до реки нарезайте». А они говорят: «От соседей бумагу давай, что претензий нет».
Дядя Миша смеялся только. А заодно и Надежда написала. Я и ей до реки все оформил. Она смеется, говорит: «Куда мне столько»? Я говорю: «Это сейчас не надо, потом всем понадобится наша земля, да поздно будет. Я
<<=== Начало "Корни" ч.1
