любитель походов, театров и книг, любитель задушевных компаний. Думал, что торговля и он - две вещи несовместимые. Потому так долго с ним и общался, дружил… Но, вижу теперь, что ошибся, увы. Он оказался таким же жуком и таким же пройдохой безсовестным, как и его брат: одного поля ягодки. Не успел на фирму прийти, как уже с бухгалтершей нашей снюхался, сорокалетней еврейкой Райкой. Живёт теперь с ней в открытую вот уже сколько месяцев, по кабакам почти ежедневно мотается, по друзьям и клубам; потом к ней на хату едет - любовь крутить... Бухгалтерша эта сначала с братом его жила, а теперь на Кольку переключилась, стерва похотливая и хищная, когда его брат другую себе завёл, посимпатичнее и помоложе. Так что не долго расстраивалась и горевала наша Рая, не до того. Замену себе нашла - и обрадовалась, и про брата забыла… Незамужняя! - чего ей! Ей, дуре гладкой и праздной, чем больше мужиков, тем лучше. “Оголодала”, лярва, до невозможности! Вот на всех и кидается!
-…А Галька-то чего же тогда молчит, интересно, не чешется? - произнесла Марина задумчиво, удивлённая и расстроенная до крайности такими неожиданными известиями. - Ни разу я от неё не слышала жалоб на то, чтобы Колька ей изменял, чтобы с какою-то там бабою на стороне путался.
- Так он же ей не говорит про это, наверное: про любовницу-то свою похотливую и служебный роман, - искренне засмеялся Вадим, слыша слова такие. - Наивная ты у меня девчонка, Марин, наивная и смешная. Кто же про такие вещи жёнам своим рассказывает! Он ей, наоборот, всё про свои дела крутые плетёт: что, мол, так поздно приезжает домой потому, что “базары с кем-то перетирает”, “стрелки наводит”, важные переговоры ведёт - якобы почву для собственного дела готовит, собственной фирмы. А на самом-то деле… на самом деле он только Райку ежедневно холит и “трёт”: задницу ей и передницу до блеска вылизывает… Да меня регулярно предупреждает, прохвост, чтобы я, в случае чего, Гальке его подтвердил, что он действительно до позднего вечера на фирме как проклятый “пашет”; а порой и ночи прихватывает, и выходные тоже… Представляешь, что Галька мне скажет, когда обман его вскроется, и он её бросить, к примеру, захочет. И на нашей бухгалтерше с дуру взять и жениться, красоте такой. Кошмар! Она глаза и ему и мне тогда моментально выцарапает, жизни нас обоих лишит. Она у него баба отчаянная, Галька-то, на всё пойдёт - с горюшка и обиды...
26
Рассказ про любовницу и измену сильно не понравился жене Стеблова, которая уже и пожалела даже, что этот разговор начала. Такая правда грубая и неприкрытая, пусть даже и про соседку, ей совсем не понравилась, ну просто совсем. И идти самой по соседским следам ей, естественно, не хотелось... Она надолго задумалась, в себя ушла, губки прикрыла плотно… И потом, минут через пять, произнесла холодно и решительно, с прищуром взглянув на мужа:
- То есть, ты уже твёрдо намерен уйти с работы - я так тебя поняла? да? Торговля, бизнес тебе не в радость.
- Да, именно так! Поняла ты всё быстро и правильно, молодец! Не престало мне, выпускнику МГУ им.Ломоносова, кандидату наук к тому же, математику самой высокой пробы, в торговом дерьме возиться, водку сутками жрать да дур безпутных и озабоченных трахать. Я, сколько себя помню, всё время стремился наверх, к вершинам Духа и Разума. Опускаться добровольно в “болото”, в торговое дерьмо и грязь не в моих правилах и принципах.
- Это всё громкие слова, Вадим, годные для девочек молодых, для трибуны, - устало поморщилась жена. - От них, как ты сам понимаешь, мало проку. Их на хлеб не намажешь, в тарелку вместо щей не нальёшь, и детей и себя не накормишь… А есть и пить нам требуется каждый день, вот что прискорбно-то, постоянно требуется одеваться и обуваться… Так хорошо жили в последнее время, и вдруг - на тебе: ухожу. И катись ты, спокойная и сытая жизнь, куда подальше… Ладно, не будем о грустном, как говорится, - улыбнулась она невесело. - Лучше, куда пойдёшь работать, скажи? В институт-то свой прежний не захочешь ведь возвращаться, надеюсь?
- Не захочу, не захочу, успокойся, - подтвердил Стеблов виноватым голосом, видя, что здорово расстроил жену известием об уходе и о потере заработков, после чего добавил как можно уверенней: - Что я - ненормальный что ли, чтобы дважды в одну и ту же реку пытаться входить. Поищем что-нибудь получше и попривлекательнее в материальном плане… Я же - кандидат физико-математических наук у тебя, как-никак. Ёлки-палки зелёные! Передо мной все дороги открыты! Хочешь - в науку иди, хочешь - преподавай. Лет десять назад, помнится, когда я только-только кандидатскую защитил и университетские стены покинул, за такими специалистами, как я, настоящая шла охота. Все хотели заполучить к себе такого крутого сотрудника, прямо на части рвали. Я думаю, с той поры мало что изменилось. Даже и после ельцинской перестройки, будь она трижды неладна…
27
На такой вот оптимистической ноте и закончили они разговор. А уже на следующий день, встав пораньше и взяв по звонку отгулы на фирме якобы по болезни, Стеблов кинулся искать себе новое место службы, что на поверку оказалось делом совсем не простым в свете последних событий. Угорело пробегав несколько дней по Москве и встретившись с прежними приятелями по Университету и аспирантуре, обстоятельно с ними переговорив, проблемы обсудив насущные, наш герой-коммерсант вдруг к ужасу своему обнаружил, что он, простофиля, всё самое главное-то, оказывается, и пропустил, проторговал заграничным пивом и жвачкой. Которые, как выяснялось, заслонили от него всю текущую, ореформленную Гайдаром и Чубайсом жизнь непроницаемой розовой плёнкой.
А жизнь-то, между тем, была ужасной в стране, тяжелейшей и беспросветной прямо-таки для фабрично-заводского рабочего люда и интеллигенции. И эпоха правления Б.Н.Ельцина для этой категории граждан кардинальным образом отличалось от прежнего славного советского времени, как небо отличается от земли, или как день от ночи. Ельцин с помощниками вздыбили и перевернули страну, поставили её с ног на голову словно часы песочные. И то, что ценилось и культивировалось тогда, что хорошо оплачивалось и уважалось, - теперь это вдруг сделалось отжившим, бесполезным и смешным, никому, по сути, не нужным, не интересным. Учёные и инженера, преподаватели технических вузов, кем вознамерился опять начать работать Стеблов, в новой России оказались людьми совершенно лишними - изгоями и чуть ли ни паразитами, от которых власти старались избавиться побыстрей как от клопов-кровопивцев. Это чувствовалось по всему; это было видно невооружённым глазом.
Зато как тараканы в бомжовнике плодились повсюду посредники-торгаши, воры, громилы и рэкетиры, нарко-дилеры, сутенёры и проститутки. А ещё - маньяки разные и аферисты, растлители человеческих душ, опустошители чужих кошельков и карманов. Плодилась нечисть, короче, служители тёмных сил, или славное воинство Сатаны, грозного и безжалостного Люцифера. Оторопевший от увиденного Вадим тогда это быстро понял, возжелавший вернуться в прошлое.
Интеллектуальная же элита страны при Ельцине оказалась в глубокой опале, или в заднице, если совсем уж грубо, - на свалке Истории, на помойке. Правительство махнуло на прежних кумиров и рыцарей Духа рукой: платило им либо гроши, либо совсем ничего не платило, по полгода и больше задерживая зарплату, прокручивая её в коммерческих банках для собственной пользы и выгоды.
«Хотите - работайте, не хотите - не надо: плакать по вас не станем; пишите заявление на расчёт и гуляйте себе на здоровье: без вас как-нибудь обойдёмся в современных рыночных условиях, - был у Гайдара с Чубайсом девиз. - Идите себе тогда, дескать, с Богом на все четыре стороны: мы никого не держим, работать не заставляем. Мы же ведь демократы, ёлки зелёные, а не диктаторы никакие, не Сталины. Поэтому и ведём себя по-людски и по-демократически… Денег у нас на вас, дармоедов, нет и в ближайшем будущем не предвидится, - говорим честно. Так что хватит сидеть, штаны протирать и в носу целый день ковыряться. И хватит изобретать и умничать, гениев из себя корчить, хватит, - кончилось ваше время. Шабаш, парни, завязывайте давайте с изобретениями-то! Столько уже всего наворотили и наизобретали за 70 советских лет - девать те ваши изобретения некуда. Хоть пруд ими бери и пруди, честное слово, или печку топи деревенскую. Лет на десять, поди, хватит; а, может, и больше того. Куда к чёрту! - такая производительность труда и такие скорости!...»
28
От подобной позиции и директивной установки правительства в академических институтах Москвы, что занимались чистой наукой, да и в столичных вузах тех же господствовали паника и пессимизм, куда ни приди, уныние и чемоданное настроение. Учёные сотрудники их были в шоке, в глубокой нищете и прострации. И не знали, что делать, что предпринять: либо остаться на прежнем месте и прозябать-голодать безо всякой надежды на будущее и перспективы, либо уволиться и удавиться. Сил выносить и терпеть весь этот ельцинско-гайдаровский шабаш у многих просто не оставалось.
И только самые предприимчивые и деловые, самые крепкие и энергичные поняли, что их институты рано ли, поздно ли, но прикроют, и наука долго ещё не будет нужна. И им, поэтому, побыстрее нужно всё бросить здесь, в России, продать квартиры, дома и машины, и побыстрей уезжать из страны куда глаза глядят - если кто ещё хочет профессию и знания сохранить, и продолжать научными исследованиями заниматься. В противном случае надо менять профессию и мировоззрение - становиться банкирами, предпринимателями, депутатами, чиновниками и бухгалтерами на самый худой конец, - и начинать здесь вместе со всеми крутиться-вертеться юлой, в гайдаровские реформы вписываться. И воровать учиться, набивать бесхозным советским добром свои квартиры и дачи, виллы и гаражи, а долларами - счета банковские. Других вариантов прожить тогда у работящего и образованного советского гражданина просто не было…
В этот период начинается массовый отъезд молодых и талантливых советских учёных на Запад в поисках лучшей доли. Там им на удивление быстро - нонсенс вроде бы для кичливой Европы или Америки, что традиционно крайне ревниво и жёстко оберегают самих себя от разного рода нашествий и поползновений, - там всем им предоставляли условия для работы, для жизни творческой, сносной. Что означало, как теперь ни оправдывайся и ни крути либералам нашим, что Запад хищнически начал пользовался опять нашим интеллектуальным добром, что выращивалось десятилетиями в СССР, бережно копилось и культивировалось, доводилось до передового уровня и наилучшего вида. Все прежние друзья-товарищи Стеблова, или почти все, кандидаты и доктора наук, славные выпускники МГУ, механико-математического факультета в частности, в итоге и укатили туда, поменяли гражданство и подданство - у кого не было формы секретности, кто не работал на оборону и советский космос. И все они добывали славу в расцвете лет Европе, Америке или Канаде той же - но только не своей Родине России, где когда-то родились, выросли и воспитались, ума и сил набрались, получили достойное образование. Разве ж это правильно, скажите?! разве ж по-государственному, по-деловому?!
Именно в это
