Следующий день снова удивил Вильяма. Разбуженный сумеречным утром стуком в дверь он невольно испугался и схватился за нож, а после того, как мысли забегали в его голове, встревожился ещё сильнее. Глухой стук продолжался с большим напором и увеличением количества выстучанных за один раз ударов, но, когда встревоженный, второпях проснувшийся Вильям решил идти докладывать о ранних гостях Хьюго, резко прекратился. Вильям, легкий на смену эмоций, успокоился, убрал руку с ножа и завернулся в плащ, сдерживающий проникновение к телу свежего, холодного утреннего воздуха.
В то же время с тем, как он смог найти рассеянный сон, в его комнату вошёл Хьюго, ворча что-то, и отпёр входную дверь.
— Чего тебе? — хриплым, грозным больше от недовольства раннего пробуждения голосом спросил он стоявшего на улице мужчину.
— В последний раз Валдуин не загрузил одну бочку. — ответил тот, показывая на стоявшую за ним телегу.
— Почему её привёз не Роберт? — не впуская возчика в дом, экзаменовал Хьюго, протирая глаза и придерживая дверь полуоткрытой, что не мешало Вильяму всматриваться в мужчину, небольшая часть силуэта которого была закрыта телом Хьюго, так как щель была открыта именно в ту сторону, где он лежал, притворившись спящим.
— Он пропал два дня назад. Видимо, и меня будут скора считать пропавшим, если ты продолжишь упираться и не заберёшь бочку. — непривычным и даже красивым для этих мест голосом возмутился мужчина, оказавшийся с характером непростым, приняв тон не более грубый, чем использованный Хьюго.
— Подвози её ко входу. — примирявшийся трактирщик попытался закрыть дверь, но стоявший на улице воспрепятствовал.
— А я где стою?
— Вход в паб с другой стороны.
Дремота размягчила Хьюго, и он только бросил ответ перед тем как закрыл дверь и поплёлся, переставляя ноги в такт скрипящим доскам и перетекающему на животе жиру, дрейфующему по ткани.
Вильям, разбуженный нетихим разговором и разгоревшийся вниманием к новой личности, интуиция на нахождение в которых необычных подробностей у него работала исправно, стянув с себя плащ и отбросив его в угол, захватив нож, последовал за Хьюго. И догнал его уже в пабе, где тот, с занавешенным рубашкой телом, достававшей до колен, спешил к двери. На улице слышалось ржание лошади, но несмотря на это чуткий слух трактирщика заметил шаги Вильяма, к которому обернулся, освободив вход в паб от деревянного заграждения. Как показалось Вильяму, Хьюго хотел что-то сказать ему, но молча отвернулся и вышел на улицу.
Оставшийся незамеченным возчиком Вильям сел за столик первого окна и, приоткрыв створку, приготовился наблюдать за трудом Хьюго, веселившего его своей неуклюжестью и неумелостью действий, что длилось недолго, так как, когда бочонок был спущен за землю, возчик тихим, но поставленным в приказном тоне голосом, попросил того, кто «присматривает за мной», прекратить безделье, выйти и помочь им.
Тени начинали собираться воедино и вскоре их должны были выжечь первые лучи солнца, восходившего за домами. В их свете Вильям рассмотрел возчика.
«О нём же выделю самое главное. Немногие черты его были красивее лиц ранее описанных (конечно я говорю только об этой эпохе и не беру в расчёт временной промежуток, в который переместилась Лера.). Кожа как на лице, так и на других пригодных взору частях тела: шее и груди, открытыми не застёгнутыми пуговицами рубахи с подвёрнутыми рукавами, заправленной в короткие, прикрывающие только до колен, не по размеру большие штаны — была груба и шершава. Тёмные глаза сидели близко друг к другу, а когда Вильям подошёл к возчику ближе, то ему показалось, что один из зрачков скошен в лево. А подойдя ещё ближе и встав прямо перед мужчиной и вглядевшись, нашёл, что не ошибся. Вы заметили? Мои последние предложения не отличить от написанных автором, и вообще сольются с текстом, если убрать кавычки. Пожалуй, на время с меня хватит редактирования, а то потеряю индивидуальность стиля. Но пока что закончу. Волосы от рождения светлые, но вымазанные пылью и кожным жиром, потемнели, были стрижены коротко и, не приглаженные на макушке, вздымались над головой. По сложению он не походил на рабочего, а под не подходящей по размеру одеждой казался худощав.»
Втроём они вкатили бочку в широкие двери паба и поставили за стойкой.
— И как мы будем спускать её. — непривыкший к утреннему труду и от этого уже уставший, воскликнул Вильям, подход к дверце погреба.
— Что там? Погреб? — обратился к уходившему к своему столу Хьюго возчик.
— Да. — несколько раз повторил Вильям, вперёд трактирщика услышав вопрос, присев перед дверцей и присматриваясь, как удобнее за неё взяться, чтобы легче отодвинуть.
— Не надо. — крикнул, возвратившийся после того, как закрыл приходно-расходную книгу, Хьюго. — Поставьте её на дно и впихните под столешницу.
Мужчины точно последовали инструкции, и бочка плотно встала между двумя наполовину наполненными соседями: водой и элем.
— Скоро ли мы снова увидимся? — поинтересовался возчик, выходя из-за барной стойки.
— Да.
— Сможете сейчас сказать сколько бочек — готовить ли мне ещё лошадей или нет? — продолжал возчик, увидев за своей спиной стену, усыпанную бутылками и подойдя к ней.
— Одну.
Не позволив Хьюго продолжить, мужчина снова заговорил.
— Я передам, а пока посижу здесь несколько минут, а то устал погонять лошадь.
Вильям, отдыхавший, упав лбом на столешницу, выпрямился и, растолкав мужчин, сел за лавку у среднего, закрытого на замок окна, к нему подсел возчик, а Хьюго, закрыв входную дверь на щеколду, ушёл в следующую комнату.
Возчик, обвивший взглядом Вильяма, вскоре улыбнулся, а мужчина, всё ещё недовольный принудительной физической нагрузкой, сидел бездумно царапая стол отросшим ногтем. Не имея сил, чтобы говорить, он додумал о том, что может пойти сейчас спать, встал, но вместе с ним поднялся и возчик.
— Посиди со мной. — неожиданно попросил он, левой рукой придвигая Вильяма к столу.
— Не хочу. — он стряхнул неприятный жест.
— Как знаешь. — мужчина убрал руку. — А я хотел угостить тебя.
— Хотя, мне кажется, что я уже выспался. — заторопился Вильям занять свое прошлое место, но был согнан с него для того, чтобы принести выпивку.
Схватив одну из занимавших центр стены самых объёмных бутылок, вытащив из-под стойки две питы, Вильям вернулся, разлил жидкость по кружкам, одну поставил перед собой, другую отодвинул возчику.
— Меня зовут Лиам. — представился мужчина, отпив небольшой глоток.
— Вильям.
Выждав, пока Вильям выпьет всю питу, и улучив подходящую минуту, Лиам продолжил:
— Мне всегда было интересно, как мужчины могут работать в пабе…
— А сам возишь эль.
— Но за моей спиной бочка закрыта, — Лиам счёл не важным обращать внимание на то, что Вильям пытался его перебить, и продолжил тем же обычным голосом, — а здесь открыты, и к тому же не одна.
— Я здесь и не работаю.
Вильям налил себе ещё питу, но отвлёкся на разговор, оставив кружку в руках.
— Я отрабатываю долг.
— Сколько тебе сталось?
Замявшись для того, чтобы посчитать, Вильям ответил:
— Неделя.
— Ты один выпил столько, что отрабатываешь неделю! Наверное, мне стоит забрать у тебя бутылку. — не выполняя высказанного, оставив руки лежать перед собой на столе, пошутил Лиам и, к удивлению Вильяма, украсил лицо сдержанной, приятной взгляду улыбкой.
— Не я. Какая-то компания назвалась моими друзьями и, пока я спал, напилась, и, уходя, сказала, что я за них заплачу. Хотя этим они даже оказали мне услугу.
Залпом осушив стакан, Вильям сморщил лицо, сопротивляясь вкусу горечи, и, поставив его рядом с бутылкой, отодвинул оба предмета более чем за середину стола по направлению к Лиаму.
— И какую же выгоду ты нашёл? — перехватив управление бутылкой и стаканом, переместив их в угол стола, поинтересовался возчик, руки которого нашли себе занятие в обрисовывании древесных колец на столе.
— Какой глупый вопрос! — воспрянув пылом к повторному рассказу своего бегства,…
«В которое он уже сам начал верить.»
… воскликнул Вильям. — Конечно из-за работы. Ах, нет, ты же не слышал. Тогда я расскажу тебе с начала.
Непринуждённо улыбаясь, Лиам прослушал весь монолог Вильяма, не перебивая рассказчика, начавшего с трагедии — смерти его соседки — всё медленнее скользя рукой в небольшом овальном желобке стола.
— Как приятно, когда люди помогают друг другу, не чувствуя стеснения, когда каждый получает в итоге выгоду. — заключил в конце Лиам.
Вильям, соглашаясь, часто закивал головой, в то время как его дыхание, взбудораженное напором слов, темп выбрасывания из рта мужчины которых нарастал по мере повествования, утихало.
— Что же ты будешь делать, когда срок отработки закончится? Меня бы здесь задержала та стена, — говоря об усыпанной бутылками поверхности, но не указывая на неё, объяснился Лиам, — но у нас, видимо, вкусы разные. Есть идеи, где будешь работать после? Или, может быть, ещё во Франции мечтал…
— Никакие не мечты! — грозно воскликнул Вильям, посуровев лицом, чуть не ударив кулаком по столу, что сам он делал только в крайностях негодования. — Мечты — это глупости. Я никогда не мечтал.
И настроение его переменилось в третий раз: его слог стал более медленным, хотя он всё ещё говорил в темпе обычного разговора, плечи расправились, а голова подкинулась вверх.
— Ты видел, чтобы мечты сбывались? Ни у кого. Надеюсь, что сам ты не мечтал, а то осадок бы остался. Ты же не мечтал?
— Все мечтают.
— Все дураки.
— И в чём же решение твоей загадки?
— Мечтают только те, кто не может сделать задуманного. Те же, кому истинно хочется заполучить поставленного, находят цели и уже их всегда добиваются.
Будто закончив тираду, высказав все назидательные слова отправляющимся в дальнюю дорогу путникам, Вильям опустился, прижав тело к спинке скамейки.
— И у тебя наверняка есть цель.
— И ни одна.
— Скоро ли ты её достигнешь?
— Надеюсь через пару дней, но как недавно оказалось, это зависит от части и не от меня.
— Расскажешь?
— Нет.
— А секрет ли то, что ты будешь делать после того, как закончится неделя отработки?
— Если то, о чём я тебе не рассказал, к этому времени сбудется, то здесь я точно уже не останусь. Но всё же куда пойти не знаю, так что ты прав, пора и об этом задуматься.
В соседней комнате что-то заскрипело, зашуршала ткань. Лиам, вложив в руку Вильяма три пенса, попросил его поставить бутылку и питы на места, а сам попрощался и уехал. Пришло время открывать паб.
За день, большую часть которого Вильям провёл рядом с Анной, он забыл о непримечательном утреннем госте, подарок которого он после завтрака положил под подушку, и вечером, загнанный бодро сидевшими на своих местах посетителями, теряя контроль над ногами, не поужинав, повалился на пол и там же, не накрываясь плащом, уснул.
Следующим днём он проснулся с твёрдым намерением найти предлог, чтобы покинуть паб, вспомнив о том, что не имеет понятия о городе. А сразу за этой мыслью влетела другая, напомнившая, что Анна обещала провести его по самым примечательным местам поселения ещё несколько дней назад.
При первой же возможности разговора с девушкой, которая случилась за завтраком, он, минуя предисловие, начал о волнующем.
— Я хочу посмотреть город. Анна, я помню,
