Глава 18. Лиам Крэйг

сорванные Вильямом. — К счастью, это было летом, и наше путешествие продолжалось не больше месяца. Мы нашли друзей…
— В лесу?
Вместо ответа Лиам кивнул и возвратил голову в предыдущее положение, занявшее место часовой стрелки, остановившейся на десяти часах — откуда он мог смотреть как на небо, так и на Вильяма.
— И остались жить с ними.
— Как-то ты из далека начал.
— Неинтересно?
— Ещё есть время, продолжай.
— Всё же возраст важен: мне было пятнадцать, а Генри — восемь. Эти люди чтили авторитет и имели небольшую иерархию. Мы сразу решили, что останемся у них, поэтому я понял, что должен показать себя и занять не последнюю ступень. У меня был характер, хотя взбирался я долго, всё же расположение их к себе заслужил. Мои достижения доставались и брату, хотя он тогда ничего не делал, но я не мог бросить его внизу. Через несколько лет кое-что произошло и у… у наших друзей сменились приоритеты. Меня это коснулось в приятном смысле — я стал не последним человеком среди них. Но я был занят только развитием себя, а Генри только тащил за собой, будто держа его на поводке, чтобы он не убежал от меня ни вниз, ни вверх. Я не заботился о том, как выгляжу со стороны, и каким человеком кажусь в глазах других, и с братом не сближался… мы были как очень близкие друзья. Иногда мы с ним разговаривали, как я с тобой сейчас, но дальше общеизвестных моих мыслей, я не рассказывал. Но, как потом оказалось, Генри считал меня будто своим предводителем, эталоном, самым совершенным. И за несколько лет полностью скопировал те мои черты, которые видел. Он буквально стал тем мной. Но я был не тем, кого играл. Конечно, большая часть меня составляла тот образ, но он был дополнен тем, что я бы никогда не привнёс в своё мышление. С годами я начал убирать эти несуществующие детали, и прогресс моего подъёма по лестнице замедлился, а после вовсе прекратился. Я очень нравился тем людям, и когда я поменялся, они нашли мои «таланты» у Генри. Он, ведомый их поддержкой, сорвался с моего поводка и устремился вверх, теперь таща за собой меня.
Увлёкшись рассказом, Вильям выпил две бутылки, а когда Лиам замолчал, опустился на спину рядом с ним, положив руки под голову.
— История интересная. Я тебе сочувствую, но всё же не понял за что пьём.
— За мою недалёкость и неудачу.
— Нет, нет, — начавший затуманиваться разум Вильяма повторил отказ ещё несколько раз, — мы пойдём к твоему брату и поговорим с ним. Где ваш лес?
— О чём поговорим?
— О том, что тебе не нравится… Кстати, что тебе не нравится?
Перед тем как дать ответ Лиам помедлил.
— Что он воспользовался моей личностью.
— Вот… пошли.
Вильям попытался встать, в чём ему помогла земля, опираясь на которую, пытаясь удержать равновесие, встав на колени, он прождал с минуту, а после, когда лежавшие перед ним цветы сошлись каждый со своим двойником, видевшемся Вильяму, встал на ноги. Взяв оставшиеся у себя две бутылки, он пошёл в сторону противоположную городу, а Лиам, захватил с собой одну, в цветах оставив четыре.
— Я правильно иду?
Лиам повернул неустойчиво державшееся на ногах тело Вильяма на несколько градусов на Север.
— Ты тоже должен придумать, что ему скажешь. — открывая бутылку, съедая звуки, пытался чётко выговорить голос Вильям.
Предпоследнюю бутылку он решил выпить залпом и, остановившись, в процессе начал поднимать голову вверх, а под конец, когда он уже смотрел на небо, потерял равновесие и упал. Цветы, с таким пренебрежением выдиравшиеся им полчаса назад, смягчили удар, и Вильям не потерял сознание. Но из-за слишком высокой концентрации алкоголя, от принятия которой мужчина отвык за несколько дней, он уснул.
Первым, что вспомнила звенящая голова Вильяма с утра, когда ему пришлось проснуться из-за навязчивого, яркого солнечного света, была не выпитая вчера бутылка эля, которая должна была лежать около него. Проверяя свои догадки, Вильяма, одну руку положив на глаза, ладонью чертил полукруг с левой стороны, но, наскакивая только на камни, поменял конечности местами. Опустив правую руку от головы до середины бедра, Вильям почувствовал сырость, более влажную чем роса, и медленно повернув кисть к низу, нащупал острый, закруглённый предмет, после захватил ещё несколько подобных и опустил руку в намоченную обильнее всего часть земли, поднял её к носу и ощутил аромат алкоголя, разбудившего его окончательно.
Похлопав себя по лицу и открыв глаза после того, как сел, Вильям увидел разбившуюся бутылку и испаряющуюся под солнцем лужу эля. Часть алкоголя осталась на цветах и листьях, которые закрывали друг под другом от солнца. Присев, удерживая шатающееся тело на пальцах ног, стараясь не сбить ни одного миллилитра напитка на землю, что у него не получилось сделать совершенно без осечек, Вильям встал на колени, припал к земле и начал сбрасывать капли на ладонь. И, после того как на верхнем ряду всех росших в округе цветов не осталось ни одного влажного листка, он выпил собранную в пригоршне жидкость, лёг на живот и, лбом и носом открывая перед собой новые капли нижнего ряда, прошёл по кругу второй раз, иногда слизывая алкоголь прямо с листков.
Даже такого небольшого количества эля хватило, чтобы вразумить Вильяма и снизить резкость его чувств. Закончив скудный завтрак, поправив выскальзывавший из-за пояса нож, мужчина начал искать Лиама, думая, что его друг уснул неподалёку. Попытавшись его позвать, Вильям с отвращением выслушал свой голос и более к этому методу не прибегал, полагаясь лишь на зрение, видевшее недалеко, он прошёл на несколько десятков метров вперёд и в каждый бок. Никого не найдя, Вильям лишь с огорчением подумал о том, что погулял вчера недолго и цель не выполнил, и, пиная цветы, отмахивая их щекотавшие его ладонь бутоны, побрёл в паб. Ещё не доходя до города, он услышал звон колокола, в котором, с помощью загибаемых палец, насчитал десять ударов.
Паб ожёг его слух громкими разноголосыми криками, что сразу же отвергло решение мужчина зайти внутрь. Тогда он обошёл здание и вошёл с обратного входа, дверь в который была днём открыта. Завтрака, которым Вильям надеялся усмирить зудящий голод, не осталось ни на столе, ни в котелке. Нехотя пройдя следующую комнату, в которой задержался на несколько минут для того, чтобы привыкнуть к шуму, он вошёл в зал, где в ту же секунду на него налетела Анна, нёсшей в руках пустые кружки. По привычке того, что днём через заднюю дверь никто не входил, девушка испугалась и выронила посуду, без остатка разбившуюся о пол. Непривычные звуки для главной части зала, заинтересовали многих, кто их услышал (более всего это касалось первых двух рядов), и они приостановили разговор, рассматривая происшествие. Все они являлись постоянными посетителями паба и уже запомнили Вильяма, поэтому, увидев мужчину, интерес потеряли и вернулись к прошлому занятию.
Пока сердце Анны усмиряло ход, к паре подскочил Хьюго и набросился на мужчину, толкая его на дверь.
— Ты где был? — прошипел он, с силой, от переизбытка которой белки его глаз выжимались изнутри, давя локтем на горло Вильяма.
— Отстань с глупыми вопросами. — Вильям попытался отодвинуть от себя трактирщика, но тот стоял крепко, а руки Вильяма ещё были слабы и не могли устойчиво упереться в облепленное жиром тело трактирщика. — Я не убежал и сейчас пришёл на работу. Не мешай!
— Как ты посмел уйти? Я тебе не разрешал.
— Я свободный человек. Иду, куда хочу и разрешения не спрашиваю.
— Пока ты не отработаешь долг, ты принадлежишь мне, и я должен знать о каждом твоём шаге, а ты не можешь его сделать, не сказав мне!
— К чёрту тебя с такими словами! Если я захочу, то ничего не удержит меня уйти сейчас.
— Ты в этом уверен?
— Без сомнений.
— Тогда иди сразу на площадь, там уже стоит эшафот.
Вильям присмирел, закашлял от чувства удушья и в недоумении похлопал короткими ресницами.
— Ну… ну и пусть стоит. Мне то он зачем?
— Возможное наказание за то, что ты сделал вчера.
— В Англии законы те же, что и во Франции, и я не знаю такого, в котором было бы сказано вешать человека за то, что он заночевал вне дома.
— Нет, думай ещё. — чувствую свой контроль над Вильямом, усмехнулся трактирщик.
— Да ну тебя, к чёрту. Ещё и думать должен я! Я знаю, что ничего не сдала. Ты слепой. Я прошусь работать, а ты мешаешь.
Вильям засмеялся и снова попытался пройти к барной стойке, за которую зашла Анна и, будто не замечая их, вытирала кружки.
— Ты украл у меня пятнадцать бутылок.
— Их купил Лиам, старый дурак! Иди, посмотри в своей книге. Чего тебе вообще от меня надо? Сам же сейчас отпустишь и всё, а так я только время трачу. Хотя, как хочешь, это же не моё время, а твоё и твои деньги.
Вильям замолчал, опрокинулся на дверь и скрестил руки на груди с видом ни к чему не обязывающим.
— Тебе осталось несколько дней… — Хьюго начал убирать локоть от горла Вильяма, которой, горделиво улыбаясь, продолжал стоять в ранее выбранной позе.
— Знаю.
— И все их ты проведёшь здесь.
— Какое суровое наказание, а сколько страсти перед этим! — искренне негодуя, воскликнул Вильям.
— Иди, работай! — бросив руку в зал, прикрикнул Хьюго, в тоне которого злобы понизился.
— Спасибо, что поднялся ради того, чтобы так приятно со мной поговорить, а то сам бы я не мог понять, что мне делать.
С неопрятным лицом, недовольный Хьюго повернулся и упал, споткнувшись о  выставленную вперёд ногу Вильяма. Мужчина тут же нагнулся, поднимая и отряхивая трактирщика, довольный небольшим мщением и тем, что никто, даже сам Хьюго не обвинил его в этом поступке, который был списан в повинность неровному полу.
Оставшиеся часы до закрытия паба для его гостей прошли без изменений, но отношение в рабочем коллективе изменилось и не в лучшую для всех сторону. Вильям несколько раз пытался заговорить с Анной, но девушка либо убегала в зал, прикрываясь тем, что её зовут, либо, если ему удавалось её задержать, говорила мало и скудно, не приукрашивая речи, чем обычно нагромождала свои предложения.
Бросив стремление к ещё вчера желанной цели, почувствовав неприязнь к Анне и её отцу, а затем возненавидев их, Вильям ушёл в отведённую ему комнату сразу после того, как вечером главная дверь паба закрылась, и лёг на пол. Проверив сохранность трёх пенсов, не желая ни о чём думать, он попытался заставить себя уснуть, для чего закрыл глаза, с головой накрылся плащом и прогонял все появлявшиеся мысли, которым даже не удавалось начать своё высказывание. Мешали ему только разговоры проходивших за окном англичан и шум, доносившийся из соседней комнаты. Через полчаса, когда Вильяма начал накрывать сон, в комнату вошли Хьюго и Анна, приготовили ужин и ещё полчаса ели, обсуждая приготовленную еду и то, что будут готовить завтра. На Вильяма они не обращали никакого внимания и, выйдя, перед чем Хьюго закрыл входную дверь и окна, оставили мужчину в комнате, наполненной аппетитным ароматом картофеля.
Проклиная жестокость этих людей, Вильям, который не мог вынести невыразимого чувства голода, сбросил с головы плащ и принялся ждать, пока воздух полностью не сменится на безвкусный уличный через приоткрытые ставни, а пока он занялся мыслью о будущем и решил не оставаться в этом городе, и поехать в Лондон.
Вскоре его не получившая питания голова