Феномен Лютикова. Часть I. Глава 4

теперь  очень  легко),  я  поднялся  со  скамейки  и  зашагал  к  выходу  из  парка.  Я  шел  неторопливой  походкой  человека,  уверенного  в  своих  способностях.    Теперь  я  действительно  был  в  них    уверен.    Прежние  страхи  и  сомнения  отошли  на  задний  план,  и  на  смену  им  явилось  некое  возбужденно-приподнятое  настроение  -  в  медицине  оно,  кажется,  называется  эйфорией.
      Но  одновременно  с  этим  -  что  греха  таить  -  я  испытывал  и  некоторую  неловкость  от  того,  что  так  беззастенчиво  вторгся  в  чужую  интимную  жизнь.  В  конце  концов,  чем  лучше  мои  упражнения  заглядывания  в  замочную  скважину  соседской  квартиры?  А  впрочем,  все  это  пустое!  Я  ведь  занимался  этим  не  из  праздного  любопытства,  а  для  того,  чтобы  лучше  узнать  свои  возможности.  Сейчас  я  их,  вроде  бы,  знаю…
      Впрочем,  оставалась  еще  некая  неудовлетворенность,  неуверенность  в  том,  что  я  полностью  исчерпал  себя.  Я  не  мог  понять,  откуда  возникло  во  мне  это  ощущение,  но  то,  что  оно  возникло,  уже  само  по  себе  наталкивало  меня  на  размышления.  Я  постарался  взять  себя  в  руки  и  спокойно,  не  впадая  в  крайности,  проанализировать  мое  недавнее  состояние.  Это  оказалось  не  так-то  просто.  Мои  мысли  путались,  в  них  то  и  дело  вклинивались  обрывки  каких-то  чужих  мыслей,  создавая  в  голове  невообразимую  путаницу.  Невольно  вспомнился  Джойс  с  его  пресловутым  «потоком  сознания».  Всего  неделю  назад  я  в  очередной  раз  попытался  осилить  его  знаменитого  «Улисса»  и  бросил  это  неблагодарное  занятие,  не  добравшись  даже  до  середины  книги.  Надо  будет  как-нибудь  на  днях  снова  повторить  эту  попытку.
      Да,  метр  английского  модернизма  был,  видимо,  не  так  уж  далек  от  истины.  Теперь,  как  бы  взглянув  на  это  со  стороны,  я  кое-что  понял  для  себя.  Наши  мысли  действительно  представляют  собой  некий  не  поддающийся  обузданию  поток,  где  одно  наплывает  на  другое,  двоится,  мелькает,  как  картинки  в  окошке  «волшебного  фонаря».  Понять  что-нибудь  в  этом  потоке  ужасно  трудно,  почти  невозможно.  Мое  сознание  плохо-хорошо  справилось  с  этой  непростой  задачей,  взяв  на  себя  роль  своеобразного  фильтра,  просеивающего  все  мелкое,  случайное  и  задерживающего  то,  что  являлось  наиболее  важным  в  данный  момент.  Благодаря  этому  я  не  запутался  в  сумятице  чужих  мыслей.  Но,  с  другой  стороны,  было  в  моих  экстрасенсорных  потугах  и  что-то  искусственное,  невсамделишное,  поскольку  (теперь  я  ясно  понимал  это)  все,  что  попадало  в  мою  голову,  так  сказать,  в  переработанном  виде,  столь  же  мало  походило  на  настоящий  «поток  сознания»,  сколь  не  похож,  скажем,  конечный,  набело  переписанный  вариант  стихотворения  на  его  первоначальный  замысел,  немилосердно  исчерканный  рукой  автора,  весь  в  помарках  и  исправлениях.
      Но  в  состоянии  ли  мой  мозг  восстановить  этот  первоначальный  замысел,  не  просто  считывая  чужие  мысли,  а  сделав  их  на  какое-то  время  как  бы  своими  собственными?  Вопрос,  прямо  скажем,  гамлетовский.    Однако  что-то  внутри  меня  подсказывало:    да,    может. 
МОЖЕТ.  Стоит  только  постараться.  Чуть  больше  сосредоточиться  или,  наоборот,  расслабиться.  Ну,  там  видно  будет.  Главное  -  не  струсить.
      Я  вдруг  с  каким-то  смешанным  чувством  осознал,  что  морально  уже  давно  готов  к  новому  эксперименту,  и  единственное,  что  прежде  удерживало  меня  от  этого  -  то,  что  я  находился  не  дома  в  мягком  кресле,  а  на  парковой  скамейке.  Но  это  ведь  не  так  трудно  исправить.
      Я  невольно  ускорил  шаги.  Я  уже  не  просто  шел,  а  летел  со  всех  ног,  размежевывая  собственной  тенью  растекшиеся  по  асфальту  лужами  яичного  желтка  световые  круги  от  фонарей.  Впереди  меня  ждало  неизведанное.