сносного уровня её соответствия потребностям человеческого организма, как невероятно сложной системы, а не как суммы её слагаемых., ... абсолютно необходима базисная медицинская грамотность медиков, включая рядовых членов сообщества, то есть, твёрдые знания, с полным и глубоким пониманием известных на сегодня основ. Для дальнейшего прирастания к этому, пока очень скромному, багажу, результатов всесторонних и, в рамках интегрального подхода к человеку, целостных исследований академических и прикладных научных школ, окормляющих медицину. А пока... свет в тоннель даже не пробивается.
Распределение Наденька получила в далёкий от родных мест Казахстан, в районную больницу. Принимала пациентов с любыми жалобами и проблемами 24 часа в сутки. Её забирали из-за праздничного стола, поднимали ночью, караулили даже у бани. И не раз, выйдя с мокрой головой из пылавшей жаром деревенской баньки на зимний мороз, она надевала валенки, телогрейку, шальку и садилась на телегу, доставлявшую её, например, к очередной роженице или на очередную тяжёлую травму.
... В связи с этим вспоминаю случай в одной из больниц очень ближнего зарубежья, когда однажды, уже в сегодняшнее время, близкая родственница пациентки той больницы, врач по образованию, потревожила по телефону некоего, дежурного там на тот момент, доктора. Номер телефона нужного отделения с этим самым доктором был любезно предоставлен персоналом больницы. Звонившая обратилась к дежурившему специалисту около 12 часов ночи в связи с крайним беспокойством внезапным ухудшением состояния здоровья её очень пожилой родственницы, лежавшей тогда в больнице. Утром, уделив этой пациентке три с половиной минуты своего времени, следующие полчаса молодой специалист посвятил себе, сосредоточив силы на звонившей ему, с волнением ожидавшей его в коридоре. Где он закатил настоящую истерику родственнице пациентки, отчитывая коллегу, в два раза старше его, за этот ночной (о, ужас!) звонок и, на всякий случай, за всё остальное, о чём не имел ни малейшего понятия. Негодованию данного персонажа просто не было предела, и он выплёскивал его не только без даже тени сомнения, но и с большим апломбом. Фамилии скандального субъекта не называю по причине закона о защите персональных данных, принятого недавно в Европе.
Моя родная Надюша не позволяла себе отвлекаться на разные обстоятельства, которые подчас могли обернуться трагедией. Зимы в местах её первой работы были долгими и суровыми. А поездки затемно на телегах или санях по целине, степи или через сосновый бор иногда сопровождались не только далёким волчьим воем. Как-то раз их однолошадная повозка летела, как боевая колесница. Позади за ними неслась волчья стая. Хоть абсолютной темноты ещё не было, волчьи глаза сверкали тлеющими угольками. У мужа роженицы, к которой он вёз мамочку, имелось ружьё, но мешкать и выпускать поводья было уже нельзя. Он крикнул маме, чтобы нашла в телеге и вытащила плеть, заготовленную на разные случаи. Плеть ту найти она так и не смогла - плохо слушались пальцы, став деревянными палочками то ли от холода, то ли от нервной дрожи. Но зычный мужской голос приободрил, и уже через пару минут мама стала буквально вопить, развернувшись назад и размахивая для храбрости содранной с головы пуховой шалью. Тут же к ней присоединился хозяин саней, скорее от неожиданности, чем от избытка тревоги: волки было опасным, но привычным дополнением к трудной в то время тамошней жизни. Что подумали при этом сами волки - дело туманное, но в село ездоки примчались целыми и невредимыми. Мамины же поездки по тамошним весям не прекращались вплоть до её отъезда.
С самого начала работы Надя опиралась только на себя. Многие решения, вспоминала она, были неверными, но это была её школа. Опыт перенимать - не у кого, и перед каждой хирургической манипуляцией она ночами перечитывала соответствующие медицинские книги и на всякий случай держала их перед глазами во время самих процедур. Я запомнила ещё два случая из её тамошней практики: однажды она поставила диагноз - эхинококк печени, заболевания, связанного с опасными червями. И направила этого человека в городскую больницу. Сейчас эта болезнь почти забыта, но в любом случае - на основании только того, что доктор видит и слышит своими глазами-ушами, то есть, без лаборатории и других специальных методов диагностики, заподозрить эхинококк печени практически невозможно. У мамы “под руками'' не было ничего из того, что требовалось. Но городская больница подтвердила поставленный ею диагноз, поразившись чутью молодого врача. Медицинская власть города тогда вынесла ей благодарность. Второй случай - тоже удивительный. В селе жил некий, почти лежачий, инвалид средних лет, периодически “плохевший“ и перебиравшийся тогда на больничную койку. У него была очень большая язва на груди, которая, если и закрывалась под разными примочками и прочим, то ненадолго Попав к маме, он поначалу сильно пожалел об этом. Так как она быстро и весьма “безжалостно“ вынесла свой вердикт: сифилис! От него и его семьи ей стали поступать угрозы физической расправы. Ничуть не дрогнув, мамочка продолжала долго и терпеливо объяснять и уговаривать мужчину сдать соответствующие анализы для подтверждения её подозрений, а потом начать лечение уже запущенного процесса. Прошло время, когда он объявился вновь, сияющий и с большим жареным гусем. Был пролечен в городе. Теперь - здоров, счастлив и безмерно благодарен “нашей уважаемой врачихе“. Гуся ели всем отделением. Вскоре маму назначили главным врачом больницы, и вот это вызывало колоссальные и бесконечные переживания. Помимо всех бывших обязанностей, надо было следить за немалым больничным хозяйством, контролировать разные ремонтные, строительные и околостроительные работы. Заниматься штатами, бухгалтерией, поставками, расходами и пр. Время было послевоенное, жёсткое. Купив в городе важные теперь книги, она сидела над ними ночами. Ей очень повезло с больничным завхозом. Честнейший человек и хороший работник, Лука Ильич помогал советами и добрым словом. С мамочкой дружила Евгения Мироновна, ссыльная из столицы, жена репрессированного мужа. Сохранив не только своё достоинство, душевную доброту и дух несломленного человека, она, будучи много старше мамы, относилась к ней, как к дочери. Вместе с Евгенией Мироновной и приятельницами они отмечали праздники, собирались на выходные или по вечерам, делились повседневным, вспоминали, мечтали, пекли пироги, делали пельмени, шутили и пели. Жили дружно и полнокровно. Бывали у мамы и тяжёлые дни, когда однажды после укола погибла пациентка - медсестра по халатности перепутала лекарства и ввела вредное для пациентки вещество. На медсестру завели уголовное дело и посадили. Или однажды из больницы сбежал заключенный, выпрыгнув из окна. А один раз у себя в кабинете мама обнаружила большой мещок со стерлядью, принятый дежурной сестрой в качестве подарка от благодарной сельчанки. Со всем этим доктор разбиралась сразу и бескомпромиссно.
Выйдя замуж, она оттуда уехала, но всюду, где бы ни оказывалась в последующие одиннадцать лет, в любых местах и условиях жизни в них, она не умела ныть или быть недовольной. Часто переезжая, придумывала, как сделать новое временное обиталище удобным и уютным, дружила с соседями, с приятелями моего папы, старалась найти работу по своей профессии. Что иной раз удавалось не без труда.
Потом мои родители поселились...не там, где хотели, но где мамочка прожила шестьдесят лет. Многие годы дежурила, как терапевт, в больнице, куда поступали тяжёлые пациенты с самыми разными проблемами. На дежурствах оставалась единственным врачом в отделении. И там оказывалось немало удивительных медицинских историй, суть которых зачастую мама определяла сразу, по каким-то исходившим из "сетей механизмов больного" сигналам, улавливаемым её чутьём. А потом разруливала возникшую экстренную ситуацию, иногда - настолько необычным способом, что ей требовалось хотя бы согласие заведующей отделения. Которая, храбрец на пару со своей подчинённой, тяжело поотдуваясь несколько раз в телефонную трубку, всегда говорила:
- ну, давай, что ли. Только...., - и мой доктор шла отвоёвывать кого-то у навалившегося на него лиха. Она не паниковала, а профессиональная грамотность, логический склад ума, самостоятельность и удивительная врачебная интуиция помогали принимать нужные решения. Не потеряв при этом ни одного пациента.
Мамочка очень трогательно относилась к своим родителям, сестрам, брату, их семьям, друзьям. Несмотря на твёрдый характер, ни с кем не ссорилась, помогала, кому - их с папой деньгами, кому - советом, при необходимости - врачебными консультациями или другим путём, годным в том или ином случае.
Я очень любила её натруженные руки, которые постоянно вспоминаю. Она много работала - по дому, в своём саду, помогала всем нам. Увидев или услышав мои “художественные пробы“, всегда находила нужные мне слова. Моё дитя стало для неё самым важным человеком. Нежность, забота во всех смыслах и по всем возможным и невозможным направлениям - для него, ему, о нём. Когда не стало папы, в то невыносимо тяжёлое для нас время, она не переставала думать о моём уже почти выросшем ребёнке, планировать, где и как найти деньги - на его учёбу, книги, приличную одежду. Это был период нашей с ней совсем нищенской жизни. Который моя мама, в её тогда 76 +, просто выдюжила на своих плечах.
Вспоминаю ещё один случай, когда моей Наденьке довелось встретиться с большой дикой кошкой - в самом начале пятидесятых годов и не в зоопарке. Некоторое время они с папой жили в Михайловском районе Приморья. Папина профессия не давала никакого повода надеяться на осёдлое где-либо пребывание, даже на среднесрочное. Но мама очень дорожила опытом, полученным за несколько лет работы в Казахстане, до приезда на Дальний Восток. И не хотела его растерять.
....Спустя лет десять, когда многое осталось позади и жизненный водоток уже менял своё русло, они с папой, среди прочих вариантов, подумывали поселиться в тех невероятно красивых местах Приморья. Слышала от родителей - Бакарасьевка, Раковка, Ляличи, Шкотовка и другие, так и оставшиеся для меня экзотическими, названия моей малой Родины. Но всё сложилось иначе.
Работу там себе мамочка нашла не сразу, регулярного транспорта в ту географическую точку, в 10 км от их временного “приУссурийского“ жилья, не было, и мама ходила пешком, протоптав несколько почти лесных троп- маршрутов до рабочего места, чередуя их по утрам в зависимости от тех или других обстоятельств. Вечером её изредка подвозили домой, но до половины пути. Асфальтированных дорог с указателями там тогда не было. Зато было полно природных возвышений, которые приходилось осваивать по ходу дела. Называли их сопками и мама рассказывала, что в их трёхэтажных кирпичных домах часто слышали рык тигра со стороны тех или других сопок. Собираясь в свой поход, она поначалу по утрам отгоняла от себя мысли о местных
