Моя земля не Lebensraum. Книга 7. Наместники дьявола

= 1 =

Блокпост фельджандармерии СС располагался на пересечении дорог русской равнины, которую американцы назвали бы Prärie, а иваны называли Step. С южной стороны дороги, ведущей с запада на восток, до самого горизонта тянулось сожжённое поле с чудом сохранившимися островками то ли пшеницы, то ли ржи. На север, до протекавшей в полукилометре речки, зеленели разнотравьем некошеные луга.
В тени раскидистого дерева пулемётчики выкопали и обложили мешками с землёй удобную для ведения огня в северо-восточном секторе пулемётную ячейку. Три взвода под командованием опытных шарфюреров дежурили в окопах фронтом на юг, север и восток. Поодаль, в ложбине, стояли замаскированные ветками мотоциклы с колясками для жандармов и кюбельваген для командира. Зона действия подразделения охватывала территорию пятнадцать на пятнадцать километров.
На толстой горизонтальной ветви дерева, торчащей в противоположную от пулемётного гнезда сторону, висели, слегка покачиваясь на ветру, и смердели три босые трупа. Серые полевые мундиры двух повешенных украшали боевые награды. Лица почернели и опухли, рты перекосили страшные гримасы. Чёрная щетина на щеках отросла уже после смерти. Жёлто-коричневая жидкость стекала из выклеванных птицами глазниц. Мясо на руках прорезали связывающие их верёвки. Жирные зелёные и синие мухи лениво жужжали над трупами.
Доска, прибитая к дереву, поясняла: «Так мы поступаем с трусами». На груди центрального трупа табличка: «Я здесь, потому что слишком труслив, чтобы защищать родину». Солдаты вермахта поплатились жизнями за утрату веры, за то, что бежали с фронта.
Изредка через перекрёсток проезжали машины, проходили пехотные подразделения.
Один из солдат очередного взвода сфотографировал повешенных, посмеялся над чёрными языками висельников.
Жандармы привыкли к висящим трупам. Но исходящее от них со вчерашнего дня зловоние затрудняло дыхание, и шарфюрер Бергман от лица личного состава попросил у гауптштурмфюрера фон Меллендорфа разрешения закопать трупы. Командир взглянул на трупы, сморщил нос, будто только что учуял вонь, согласился, заикаясь и с трудом подбирая слова:
— Х-хорошо. С наступлением темноты з-закопаете. Д-до вечера пусть висят, напоминают о-о… Пусть напоминают.
 
В общем-то, подчинённые считали СС-гауптштурмфюрера барона фон Меллендорфа хорошим командиром. Он не производил впечатления свихнувшегося от коричневой чумы наци. Хотя, с головой у него было не всё в порядке. Как снаружи, так и внутри. Свежие красноватые шрамы портили лицо, но прибавляли уважения подчинённых. Говорил гауптштурмфюрер медленно, словно вспоминая слова, сильно заикался. Довольно часто просил собеседников и подчинённых членораздельно повторить сказанное, словно не понимал некоторых слов. Часто вставал в тупик от элементарных бытовых вопросов. Не помнил многих общеизвестных событий из прошлого Рейха. Но всё это объяснялось последствиями тяжёлой контузии.
Отдавал приказания гауптштурмфюрер не военно-командным языком, не орал на подчинённых: «Гав-гав-гав!», а спокойным голосом ставил задачу, словно наставник ученикам. Но жутко не любил, когда приказы выполняли не вовремя или без усердия. Что, впрочем, было естественно для немецкого офицера.
Единственное, что нравилось не всем, это слишком ревностное исполнение жандармских функций: фон Меллендорф безжалостно расстреливал каждого военнослужащего, бежавшего с фронта. Вплоть до равных по званию гауптштурмфюреров СС и гауптманов вермахта (прим.: капитанов). Как раз за подобное усердие и за металлические бляхи-горжеты на цепях с надписями «Feldgendarmerie» фронтовики и называли фельджандармов цепными псами фюрера.

***
После выписки из госпиталя СС-гауптштурмфюрер барон Виктор фон Меллендорф чувствовал себя совершенно нездоровым, очень плохо понимал речь окружающих, с трудом подбирал слова в разговорах. Ходил, пошатываясь, тяжело опираясь на трость. Руки сильно дрожали и движения вроде застёгивания мелких пуговиц для него были очень трудной задачей. Из своего прошлого он совершенно ничего не помнил.
— П-память вернётся? — спросил он лечащего врача перед выпиской.
— Трудно сказать, — не стал обнадёживать Виктора врач. — То, что вы остались живы, что у вас целы руки и ноги, что вы не потеряли слух и зрение — это уже большое везение. Рубцы на лице уберут хирурги. Останутся узкие, не обезображивающие лицо полоски. А память… Мозг — таинственный и непознанный орган человека. Мы не знаем физиологию мышления и памяти. Люди часто теряют память в результате травм. Иногда на события, предшествовавшие травме, иногда на всё, как у вас. Иногда на короткое время, иногда надолго. У некоторых память восстанавливается постепенно, частями, на отдельные события. У некоторых внезапно, под воздействием сильных раздражителей.
— С-сильный раздражитель, это п-палкой по голове? — пошутил Виктор.
— Бывает и так, — не принял шутку врач. — Но экспериментировать не советую, можете усугубить состояние.
— Куда хуже? И так ничего не помню, — усмехнулся Виктор.
— При неудачном ударе можете к потере памяти добавить потерю соображения. Не думаю, что идиотия лучше потери памяти на прошлые события. Под сильным раздражителем я имел в виду психический раздражитель: сильные переживания, как отрицательные — типа сильного испуга, так и положительные — типа большой радости.
 
И, когда через несколько дней после выписки Ютта Рюдигер предложила Меллендорфу официально оформить их брак, Виктор согласился: брак — радостное событие, возможно медовый месяц ускорит возвращение памяти.
Свадьбу устраивать не стали. Во-первых, в связи со слабым здоровьем жениха — он плохо слышал, очень плохо говорил, ничего не помнил до такой степени, что приходилось учить его правильно сидеть за столом, пользоваться ножом, вилкой и салфеткой, другим бытовым «премудростям», над которыми в цивилизованном обществе обычно никто не задумывается. Из-за неустойчивой походки с палочкой он выглядел паралитиком. К тому же у него тряслись руки и подёргивалась голова — и подёргивание усиливалось от волнения и громких звуков. Во-вторых, по причине недавней гибели родителей жениха. Которых Виктор, к его сожалению, тоже не помнил. И воспринял печальную весть достаточно равнодушно.
На официальном заключении брачного союза присутствовала только подруга Ютты с мужем унтерофицером. Подруга не постеснялась шепнуть Ютте, что новобрачный выглядит, как недоумок, стукнутый по голове мешком с сеном: стесняясь непонимания окружающего мира, жених сутулился и избегал общества.
На что Ютта, скептически скривив губки, ответила:
— Зато я теперь баронесса, и муж у меня гауптштурмфюрер, в отличие от тех женщин, мужья которых — герои вермахта. Из нижних чинов.
Прощаясь, подруги обменялись «поцелуем»: скула коснулась скулы, губки чмокнули пустоту. Каждая считала другую паскудой, каких свет не видел.
После выписки из госпиталя молодожёны поселились в гостинице, Виктор продолжил амбулаторное лечение.
Ютта, уже баронесса фон Меллендорф, в первые же дни после бракосочетания повела мужа в банк, чтобы оформить доверенность на себя, дававшую ей право распоряжаться денежными вкладами Виктора. Правда, когда они пришли в банк, случился конфуз. Управляющий банка попросил барона фон Меллендорфа расписаться, чтобы сличить подписи, а Виктор растерялся:
— Я не помню, как я расписывался… Я, кажется, не умею писать.
Управляющий удивлённо посмотрел на Виктора, потом на Ютту.
— Дело в том, что гауптштурмфюрер получил тяжёлое ранение на Восточном фронте, — пояснила Ютта, со смыслом прикоснулась пальчиками к своему виску и глазами показала на голову Виктора. — И тяжёлую контузию, в результате которой барон фон Меллендорф потерял память. К тому же у него частично нарушены движения.
Виктор с готовностью показал трясущиеся руки.
— Понимаю, — изобразил сочувствие управляющий. — К сожалению, сейчас много фронтовиков возвращается с Восточного фронта с… э-э-э… без… Вам необходимо принести справку о потере памяти и частичном расстройстве движений, затрудняющем функцию письма. В присутствии нотариуса мы узаконим вашу новую подпись.
В гостинице Ютта научила Виктора, как расписываться красиво, и скоро получила доверенность.
 
Виктор предложил Ютте съездить в имение — возможно, увидев отеческий дом, встретив знакомых, он что-то вспомнит из своего прошлого. Но Ютта отговорила его:
— Давай отложим поездку. Дом разрушен, это произведёт на тебя тягостное впечатление. Я найму рабочих, они восстановят поместье, тогда и съездим. Кстати, я узнала. Рабочих можно взять в ближайшем концлагере. Расходы очень незначительные.
Нельзя сказать, что супружеская жизнь доставила Виктору много радости. Он старался быть ласковым, заботливым, но восторженных чувств к молодой жене не ощущал. Более того, она для Виктора была чужой. Он пожаловался на такую странность своих чувств психиатру. Врач пояснил:
— Это называется социальной аутизацией. Вы, гауптштурмфюрер, не помните своего прошлого, вам трудно общаться с окружающими, в связи с этим подсознательно стремитесь меньше общаться не только с чужими людьми, но и с близкими, стремитесь к одиночеству. Это защитная реакция психики. По мере того, как вы будете налаживать отношения в обществе, нормальные чувства вернутся.
Месяца через полтора Виктор почувствовал себя годным для продолжения службы, о чём и намекнул Ютте.
Ютта поддержала желание супруга:
— Конечно, дорогой! Фюрер ведь обещал каждому участнику Восточного фронта сто гектаров русской земли и десять семей батраков. Учитывая твоё ранение и хороший послужной список, я не сомневаюсь, что мы их получим. Когда будут распределять участки, выбери, пожалуйста, имение с плодородными землями на Украине. Или на курортном побережье Чёрного моря. Я найму хорошего управляющего, мы будем приезжать туда, чтобы отдохнуть и развлечься.
Ютта отпускала Виктора служить с чистой совестью. Заботясь о здоровье мужа, перенёсшего тяжёлое ранение, она добилась аудиенции у командира резервного батальона и узнала, что мужа на передовую не пошлют, и, если он сможет служить, ему будет обеспечена должность в тылу. То, что муж с «бывшими сослуживцами» не встретится, успокоило Ютту.
Прощаясь на вокзале, она немного всплакнула. Виктор почувствовал искренность в печали жены, и это растрогало его.
Учитывая проблемы с памятью и не совсем хорошее здоровье, командир резервного батальона, штурмбанфюрер (прим.: майор) Вайс предложил фон Меллендорфу воздержаться от поездки на передовую:
— На период восстановления здоровья предлагаю вам необреминительную должность: возглавить отряд полевой жандармерии в прифронтовой зоне. У вас в подчинении будет тридцать шесть солдат и четыре унтер-офицера. Подвижной состав отряда — кюбельваген и одиннадцать мотоциклов с колясками. Задача не особо сложная: патрулировать участок прифронтовой полосы, выявлять дезертиров. Если повезёт, поймаете русского шпиона, — пошутил штурмбанфюрер, — и получите очередную награду.
     

***
Ветер подхватывал пепел сожжённой нивы и мягко, словно шёлковым платьем, шелестел в траве