Длинный и небо. 2.

лучше нет для признаний.
«Прошлую войну  я мог остановить, я про нее знал от чертей и мог рассказать,  а про эту я слыхом не слыхал, и что дома взрывать будут – не ведал,  - отрывисто и загадочно вещал растрепанный сварщик,  часто и мелко крестясь, – а за ту я знал все:  когда начнут, когда сдадут, а про эту вот – ни-че-го! Так что  я невиновен! Значит, заклятие снято»
Слесаря заходились в истерике: а в первой какая заслуга? Ты  Дудай иль Басай?!  Только Фрицу, смотри, не откройся, а то  припомнит грозненский штурм.
А Космос снова  крестился,    лакал разбодяженный спирт, словно львиную смелость, а когда раскраснелся, закричал как петух на насесте, и все мигом захлопнул  рты.
Короче, так было дело. В те годы излюбленным развлечением  президента  и челяди было приехать на стартовый комплекс в Плесецке, чтобы в недалеком от пуска лесочке  поставить столы казенными силами  и устроить пикник  прямо под старт. Проводить в небо бочку с горючим, сделать шампанским салют,  и  уконтрапопить привезенную снедь и спиртное.  Может, даже не  полностью.  На столе,    может,  что и оставить. Ведь не нищие, чай.
И вот, Космос намедни отстоял  на площадке смену заправщика. В тулупе-техничке и меховой шапке, под которые все равно мороз от цистерн с кислородом до костей пробивал, плелся к старту, под землю в паттерну к товарищам, чтобы вместе с командой принять после взлета на разводе поздравление от  Гаранта. Рукопожатие Старика. По-медвежьи искреннее и душевное..
Но неожиданно его  с другими заправщиками  послали мастырить площадку разврата:  столы сколотить и на маковке холмика,  подлесок березовый срезать, что старт от столов заслонял. Ну, приказ есть приказ. Тук-тук - вот вам стол, хряп-хряп – вот и мешающие березки лежат… 
Вот  здесь и случился тот памятный казус, ибо  под  рощицей свежей    оказалась свалка хламья  - бочки, канистры, гнилое тряпье, шины-покрышки, ржавые балки, о,  мама! Нач.АХО прыгал по ним кенгуру,  и волосы рвал под ушанкой.  Березки-то были посажены,  чтоб  специально гадство укрыть! На свалке посажены! Что же теперь? Завернуть президента?! Не сметь! И нет времени хлам выносить, да и сил таких нету, рабочих рук с дивизию надо,  а кавалькада  с Первым лицом уже чешет  на джипах по лесу!
Срочно накрыли позор маскировочной сетью, в два слоя.
Космос пил жадно, стакан за стаканом. Другие не пили. Внимали.
Маскировкой закрыли, доложились, а к смене на старт, к поздравленьям,  уже не успели: Колонна стратегов пошла на позиции, «тополя», узлы связи, охрана в «Уралах». Мертвый час объявили в плесецких лесах. Когда идут «тополя» - все замирает.  Судьба оказалась у сетки застрять. И тут он придумал  вехи  расставить под сетью -  палки,    рогатины - приподнять над хламьем, чтобы ног не ломая, в темноте пролезть  до стола на  президентской поляне, на корточках тихо - раз-раз, и позырить халявку.    Свита с помощниками после старта    сразу  в машины  и за Первым лицом  личный состав поздравлять, а что не допьют – на столах остается офицерам на радость. Когда  снимают охранный периметр,  звездуны  коршунами самобранку расхватывают, почище голодных солдат. И остается служивому лишь  по травке высокой у столов пошуршать,  вдруг  из руки монаршей бутылка свалилась, в  лисохвост иль осоку. Команда прошлого старта нашла  армянский коньяк! А тут же есть шанс  офицеров уделать! Опередить! Под сеткой, как кончится дело! 
И снова пил Космос. И  бусинки    глаз с воробьиного личика глядели    на стену, как    на  экран кинозала, где снова ожило прошлое. Где был он сначала в тулупе техническом, и мерз в испареньях цистерны. Где потом он в низинке, в лесу. окруженной пышными пихтами, соснами, из доски нумерованной стол для банкета сколачивал. Как под сеткой зеленой рогатины из тонких стволов расставлял. Как,  гудя,  улетала ракета за край облаков.  И белой звездой чертила мысль человечества полог небесный.
Скоро весть пронеслась, что начальство на стартовый комплекс на тачках погнало, охрана снята. Космос юркнул под сетку,  взял пакеты,  пополз возле вешек, один, в темноте, томясь, что и спичку  зажечь невозможно,  потому что в  легких – азот-кислород, на метр к огню подойдешь – сразу вспыхнешь!  Откуда же смесь? Да все испарения!  Минус сто восемьдесят один градус у жижки температура, пока ракетную ступень заправляешь!
- Не перебивай, - поправили Длинного из темноты,  - а дальше-то что?
- Дух во мне был в тот момент – не людской, а азот-кислородный, с испарений заправских цистерн, – орал Космос, - я ж про это и говорю. Меня – не заме-тили, дух во мне был не людской!
Он прополз по холму сверху вниз до низины, где  за лугом белели столы, и  почти уже добрался  до конца маскировочной клетки. Оставалась вылезти из-под сетки и пробежать  метров тридцать по лугу, ховаясь за кустами на всякий случай от чьих-нибудь вздорных, начальственных глаз,  и вдруг у самого края, в ее  трафаретах  увидал в полумраке голую парочку, что  мочилась на сетку. Сначала подумал: «во люди дают – минус один, чего они голые»?  А как сблизился,  глаза протирая, да еще привстал повыше  на диск колеса, макушкой капрон приподняв,  разглядел и подробности. Были  они вроде люди, но  разного роста, говорили по-русски,  но на задницах болталось  что-то вроде мохнатых веревок, спины у них блестели, словно кремом намазанные, а лики же были чертячьи, с пятачками и рожками, и  дым  изо ртов вылетал. И о войне говорили,  вот так. Заваруха мол скоро начнется кавказская.  И о церкви, что одна спасти мир способна.
Космос тут прослезился, глазки протер птичьей лапкой.
…что она лишь способна на чудо, если узнает. А как ей узнать?
-  А потом меня рубануло,    я сознание потерял.  Пытался забыть,  решил, что привиделось. Откуда война? Кругом тишина, демократия, коммуняк усмирили. Уже успокоился, а в декабре вдруг бабах  –  Чечня и ввод войск. Я чуть не спятил. Надо  было в церкву писать,  но у нас же режим? Даже  письма просматривали…
Потом Космос озяб – залапал по робе ручонками,  словно в ознобе, клюнул носом и  свалился на пол.    Его сволокли на теплые трубы, чтобы во сне не упал с верхотуры, .кинули пару бушлатов.    А Длинный  остался  на топчане - он в те дни на тепловом ночевал,  зажег сигарету… и сразу… что-то подумав -  о стену ее затушил.

И вот теперь он лежал возле ямы с бетоном,  ноги и руки раскинув буковкой икс.  Бурый  доковырял лопатой схватившийся раствор на целлофановой подстилке,  затащил в сени два мешка неиспользованного цемента, сгреб лопатой в горку песок и тоже прилег. Хиппарь  с травинкой в зубах к нему  разворачивался.
-  Панька  где? – вертел головой, -  сказочки слушает?
-  Ага,  шархреЗадные! 
- Классно придумал. – хвалил Длинный выдумку, и вдруг переспрашивал: врал Космос,  что  видел чертей или нет? 
-  Что полагаешь? 
Бурый фыркнул: плевать. Мока с чертями через неделю общается.
Длинный поморщился – но это ж не то. 
- А я ему верю. И сказки об этом. Уже доказано,  что сказки из жизни брались. Только не каждому  открывались, только  в уникальных моментах,    -  Длинный приподнимался, отбрасывал колоду в сторону, облокачивался на ладони, -  Куда Федот-стрелец  ходил по указу царя? –  снова вставил в рот  травинку.
- Удалой молодец? – хмыкнул  Бурый, почесав затылок, - да не знаю куда!
- К мертвым, - заявил  Длинный, -  По – настоящему. Я тоже хочу повторить. 
- Что повторить?  – переставал улыбаться Бурый.
- Заглянуть на тот свет. 
- Да леший тебя бери! – вскинулся Бурый, и даже привстал на локте, -  ты помереть вознамерился? 
- Да    я на время, чисто  с отцом повидаться. Потом, там же есть все ответы. – улыбался Длинный, почесывая тонкими пальцами крылья носа,  -  Это же интересно.  Только представь – Тот Мир – существует!  - если Космос не врет.  А мне кажется, он не врет. Потому что все логично. -    смотрел на Бурого  кротким взглядом щенка-пекинеза, -  Ну как? У тебя дух не захватывает?! А я до сих пор в себя не пришел. Ведь значит, что можно с отцом повидаться, бабку  и деда найти, спросить, почему не эвакуировались? Или  понадеялись, что боши хирургов не тронут? Оба в гетто погибли. Стаса-папулю  прабабка спасла, младенцем в Москву утащила, а эти остались. Молодые были, счастливые? Понять не могу.  Правда,  чем мы хуже Федота?
Длинный болтал увлеченно, а Бурый ему изумлялся: Жека редко грузился. Хотя и  трепался, но всегда о реальном. Он залетал и о залетах рассказывал.  И сам над собою стебался.  А тут – экий  уверенный тон – есть мертвый мир!  И план, как сходить! А Длинный  уже выписывал схему похода на листке карандашиком: 
- Сила в чем? В духе. Нужно дух людской из себя вывести, это первое. Вот  у Космоса он заменился на заправке ракеты,  - мычал Длинный, тыча карандашом в лист блокнота,  - а еще нужно знаковое место. Подумай,  что такое суть  космодром? Космодром – он о чем?
Хиппарь  плотно сжал губы. Откинул за ухо длинную прядь, поелозил пальцами  по футболке, дотянул чуть не до пупа.
Бурый хлопал ресницами.
Длинный подосадовал: да как непонятно?  Да там  же небо с землею смыкаются! Два мира – понятно? А заодно и тот мир и этот, секи! И на  смычке миров    они в основном и пасутся! Врубился? Они, в смысле, черти.  И получается что? А то, что черти сначала не поняли, что здесь человек. Не определили  живую материю, он и проник в инфернал.  А потом у Сереги вышел ресурс    и русским духом запахло,  и обнаружился, и жахнуло его и потому теперь он боли не чувствует.
Кстати, да, сварщик боли не ощущал с тамошних пор.
Долго они еще так балакали. Бурый возражал, Длинный зачумлено настаивал, приводил слова монаха-духовника  о чертячьих проделках и как они выглядят. Мол, нечисть в естественном виде никто не видал. Она любой может быть, как ей приспичит. И в итоге чего:  сварной наш попал    на тот свет,  да бестолково попал.  Ничего не узнал, кроме планов войны. Что скажешь? Может,  вместе метнемся? У меня и склянка    имеется, и место есть на примете. Стартовое место. Знаковое!».
Бурый  брезгливо  отмахивался – я-то зачем?
«Как свидетель» - нервно почесывался неугомонный хиппарь.
«А как же идти? – вяло ответствовал Бурый, - мы ж там дороги не знаем»
«Вот именно! Так есть,  кому встретить!»
«Кому?»
«Да Виктору ж, папе! Он нас и встретит, дорогу покажет и назад отведет. Что ты боишься?! Он  мне обещал!»
У сортира хлопнула дверь. Вышел Пашка. А Бурый тогда подскочил и ушел к Шахразаде. Заморочил Длинный его.
А как вернулся,  опять огорошился: оказалось, Длинный с отцом покойным на связи!
«Какой еще  связи?!» - остолбенел мастер, еще не отошедший от предложения сходить на тот свет.
- Да типа пейджинговой:  я сообщения посылаю и жду, как ответят,  – опять напускал туман волосатик, покусывая фильтр сигареты. 
- То есть он  наперед тебе события предсказывает? – недоверчиво говорил Бурый, вместе с тем желая услышать нечто из области экстрасенсорики, и даже приподнявшись над травкой, простер вперед руку:
- Он как бы летит над тобой и  видит    впереди твой  жизненный путь?
- Да бог его знает, где он летит, - хмыкнул филонщик, -  но я его чувствую,  – Длинный прочистил горло, сплюнул, поднял с застывшей плюхи цемента стакан с лимонадом, отпил,  - Чувствую, что он где-то… рядом летит.  Ждет. Отцова