Людмила Сергеевна открыла дверь и увидела на пороге сына, вернувшегося с сеанса Дурова в крайне возбужденном состоянии. Более того, он был пьян и по играющим желвакам на скулах и сжатым кулакам, которыми Леня нервно сотрясал воздух, мать поняла, что предстоит очередное выяснение отношений. Из желания охватить как можно больше пространства вокруг себя, Бергер словно паровоз промчался мимо матери и остановился только посредине гостиной.
– Как ты могла связаться с убийцей?! – завизжал он, обращаясь куда-то в пространство.
– Не смей! – властным тоном приказала Людмила Сергеевна. – Роман Николаевич – честнейший человек.
– Он вор! – настаивал сын, топая ногами, словно собирался податься в медвежий пляс. – И ты заодно с ним!
Но ЭлЭс ровным твердым тоном заявила:
– Прекрати ломать комедию и не ори на мать.
В порыве злой ярости Бергер тут же подскочил к женщине и крепко схватил ее за плечи. Губы у него судорожно задрожали, и чтобы не разрыдаться, Леня заорал:
– Мать?! Какая мать? Ты давно для меня женщина! Моя самка! Моя, а не этого урода.
– Да как ты смеешь, – зашипела Людмила Сергеевна, пытаясь освободиться от цепких пальцев взбешенного сына, впившихся длинными ногтями в ее чувствительную кожу.
– А что, нет?! – в припадке приплясывал сын, тряся судорожно извивавшуюся женщину.
При этом Леонид грубо распахнул халат матери, схватился пятерней за область лобка и в ту же секунду получил хлесткую пощечину. В ответ, перешедший грань приличия разъяренный хам отстранился на шаг и с размаху врезал кулаком по лицу ЭлЭс. Обессилевшее от неравной борьбы тело женщины легко и безвольно отлетело в сторону и рухнуло в коридоре. Оказавшись под вешалкой на полу, заставленном обувью, женщина приподняла, судорожно схватила первый попавшийся под руку сапог и отбросила его в сторону сына, затем сжала ладонями лицо и всхлипнула. Сквозь пальцы проступила кровь.
– За что? – глухо протянула Людмила Сергеевна.
Чуть отрезвленный выпущенным паром и безумно испугавшийся, Бергер на полусогнутых ногах приблизился к матери и только хотел помочь той подняться, как вдруг ЭлЭс напряглась и резко пнула в сторону негодяя ногой. Удар пришелся по дверце тумбочки и вскрикнув от боли, несчастная женщина отвернулась, обхватила руками подставку для зонтиков и шумно зарыдала. Плечи ее сотрясались, ноги подгибались к животу, а от частых конвульсивных ударов коленками по стойке вешалки на ЭлЭС сверху упала ее шикарная норковая шуба и мягко укрыла от позора оголенные прекрасные бедра низвергнутой королевы. Громко сопящий зверь, со стиснутыми зубами и выпученными пьяными глазами ухмыльнулся, икнул и злобно осклабившись, поплелся к входной двери, переступая через дрожавшее от всхлипов тело матери.
Повозившись с замком, Бергер открыл дверь и выглянул на площадку. В коридор квартиры сразу же пахнуло резким удушливым амбре табачного дыма. Сколько раз ЭлЭс скандалила с соседями снизу, бросая всяческие угрозы курильщикам, обещая заявить куда следует, – ибо как ни открывай окно, весь дым из подъезда все равно несется наверх, – все было без толку. Некоторые нарушители правил порядка, правда, побаивались царственного вида и властного тона светской дамы, о которой ходили сплетни, будто та вращается в таких высоких кругах, что лучше с ней не связываться, поэтому курить выходили на цыпочках. Но теперь Людмиле Сергеевне, нервно всхлипывавшей в углу и глотавшей слезы с кровью из разбитого носа, было не до соседей. Ей хотелось просто лежать и плакать.
На этаже никого не было, лишь за соседской дверью недовольно пробурчал пес и пару раз гавкнул. Словно ищущий, кому бы излить душу, Бергер ухмыльнулся и едва держась на ногах, стал подпрыгивать на площадке и пинать ногами по дверям, при этом кашляя и истошно вопя сквозь прокуренное пространство:
– Это моё золото! Моё! Слышите!
– Не позорься, – глухо отозвалась из-под шубы мать.
Бергер резко остановился, и медленно повернувшись в сторону ЭлЭс, заплетающимся языком стал говорить:
– Я хотел сделать тебя самой богатой и счастливой женщиной на земле, а ты? Замарала себя пошлой связью с грязным продажным альфонсом. Дешевка ты, а не княгиня. Дрянь! Дрянь!
С брезгливым выражением на лице, будто его сейчас вот-вот стошнит, Бергер зашел в квартиру и направился к матери, которая старалась коротенькой шубкой прикрыть хотя бы грудь, обнажившуюся из-за разорванной полы халата.
– Что? – заорал Леонид, нависая неуклюжей тушей над телом испуганной жертвы. – Стесняешься? Меня стесняешься? Зря, мама. Сейчас по-настоящему породнимся.
Людмила Сергеевна перехватила животный взгляд сына и в ужасе попыталась отползти, но было уже поздно. Бесконтрольный рефлекс Бергера оказался проворнее. Леня упал на колени, с силой сдернул с плеч матери шубку, затем добрался до трусов и резкими рывками сорвал их и со стоном раздвинул ноги.
– Не смей, – протяжно застонала женщина.
Надрывная мольба поверженной королевы лишь взбодрила грязные желания варвара и еще сильнее затуманила рассудок победителя, примитивный животный инстинкт которого тотчас вылился в яростное нападение хищника на панически скулящую жертву. Не церемонясь, Бергер спустил свои трусы, затем обхватил дрожащими руками пухлые ягодицы пленницы, и легко прижавшись животом к ее лобку, с диким рычанием ввел эрегированный член в сухую вульву, словно вбил ржавую сваю в нежное мармеладное желе. ЭлЭс нервно вскрикнула, а в остекленевших глазах, уставившихся на сына, застыло немое удивление, смешанное с отвращением. Как только сын резкими толчками с нарастающим темпом стал делать первые движения членом внутри влагалища матери, та взвыла и зажмурившись, отвернула голову в сторону, чтобы если уж чувствовать боль, то хотя бы не видеть того, кто ее причиняет. А дикарь, вошедший в раж, со скоростью ополоумевшего кролика яростно и зло истязал внутренности казавшейся безучастной ко всему кошмару женщины.
Его злило и удивляло полное равнодушие матери, поскольку он был твердо убежден, что та безумно хотела его, но из-за семейного статуса стеснялась признаться. На самом деле, несмотря на бушующее пламя пьяного угара, Леонид стал отчетливо осознавать, насколько сильно мать его ненавидит. Но тотчас нахлынувшая волна злобы от того, что, небось, от секса с Ромчиком мать на седьмом небе от счастья, еще резче и грубее стал насиловать плоть униженной королевы и срываясь на детский дискант, засипел:
– Кончай! Кончай от настоящего мужика, сука!
Но на брезгливом выражении лица женщины Леонид без труда читал: «Ты не мужик! Не способен! Не мужик! Не способен!» Тысячи молоточков звонкой дробью разносили по всему миру вести о слабых мужских достоинствах Бергера, который лишь сжимал руками вздутую пульсирующую кожу на висках и орал:
– Заткнитесь все!
Еще более оскорбленный, сын стал плевать на лицо матери – от безуспешных попыток вызвать на нем хотя б намек на якобы доставляемое удовольствие. С жестокостью мясника он все глубже входил во влагалище, вероятно полагая, что только так удастся добраться до вожделенного источника радости, и на какой-то миг садисту почудилось, будто выделился, наконец, долгожданный секрет и член заскользил вдруг плавно и легко. Однако новая волна ярости захлестнула Бергера, когда тот понял, что ошибочно принял обыкновенную мочу за нектар сладострастия, а секрет так и остался для него секретом непокорной женщины. До предела усилив темп конвульсивных движений, насильник быстро разрядился. Бросив усталый, но сытый взгляд на равнодушную мать, Леонид отчаянно зарыдал.
Спустя несколько минут он уже стоял в коридоре, угрюмый, застегивающий брюки и избегающий взгляда униженной женщины, сжавшейся в комок на диване. Когда Бергер собирался уже выйти из квартиры, мать сорвала из ушей золотые сережки с фиолетовыми глазками и протянула их сыну.
– Вот всё, что я взяла от Романа Николаевича, – тихим голоском проговорила она. – Забирай.
– Еще чего, – буркнул сын, скорчив брезгливую физиономию. – Это твои тридцать сребреников, мама.
На пороге квартиры он оглянулся и добавил:
– Прощай.
– Куда.… Куда же ты? – простонала ЭлЭс.
– На свидание с твоим Ромчиком, – послышалось в ответ. – Последнее свидание в его жизни.
Когда захлопнулась дверь, Людмила Сергеевна вскочила с дивана, и ринулась было вперед со словами: «– Сыночек! Не уходи!», но лишь надрывно взвыла от резкой боли в промежности. Затем замерла, глаза как-то хитро сощурились, а складки губ тронула ехидная улыбка.
– В добрый путь, чудовище, – прошипела королева и повернувшись к ковру, усеянному семейными фото, внезапно почувствовала тошноту и сплюнула кровью на портрет застенчиво улыбавшегося сына.
Судя по безоблачному небу и отсутствию ветра, день обещал быть солнечным. Однако в квартире Ермаковых атмосфера сохранялась довольно пасмурной. В углу дивана, подогнув ноги под себя, укрытая пледом, всё так же сжавшаяся в комок, сидела Людмила Сергеевна и прижимала платок к вспухшей нижней губе. Она не боялась показаться явившемуся полковнику в таком состоянии: без макияжа и в синяках, с потухшими глазами и севшим голосом. Само по себе Муравецкому это говорило о многом. Если всегда стильной ухоженной женщине становится безразличен её внешний вид, тому должна быть очень веская причина. Однако шаблонная версия матери: «– Сын не вернулся ночевать» не вполне удовлетворила сыщика, внимательно осмотревшего побои на лице женщины.
Он медленно прохаживался по комнате, не говоря ни слова.
– Что вызвало гнев вашего сына? – спросил Муравецкий, поглядывая на хрустальную пепельницу, в которой золотились серьги-саламандры.
Людмила Сергеевна вздохнула и с горечью сказала:
– Всё банально как мир. Обычная ревность.
– Простите, – сказал Муравецкий и присел на диван. – Я украл ваше фото.
– Я знаю, – безучастно произнесла женщина.
– Дуров очень опасный человек, – мягко начал говорить полковник, легонько касаясь руки ЭлЭс. – Как мне разыскать его?
В ответ – глухое молчание. Детектив заметил, как Людмила Сергеевна украдкой вытащила из-под подушки чье-то фото, приложила его к губам и закрыла глаза. Знакомый ритуал заинтересовал полковника, и он деликатно
Муравецкий молодец, как он всё быстро и точно определил!))
Очень интересная глава!))
Мне очень понравилась!))