Дверь

скрестив руки на груди.
Но этого не понимала Аделе. Она ждала помощи, надежды, заступничества от Иверсен, которая так радушно вроде бы начала с ней.
Аделе взглянула на Вендулу. Та была молода. Но и она не заступалась и не помогала, не показывала, что вопрос королевского целителя невозможен к точному ответу. Если Иверсен боялась за свою старость, то Вендула боялась за свою молодость. Она понимала, что королевский целитель не вечен, да и даже если убрать это, всё равно – к чему ссориться со столь могущественным человеком? да и ради кого? ради какой-то целительницы? ну лучшая она среди своих, хвалят её знания, так и что? Будет кто-то другой.
Бланка мрачно молчала. Она явно сделала что могла. Её взгляд буравил лицо Аделе, как бы призывая её догадаться о чём-нибудь. Но Аделе догадаться не могла. Она знала множество книг и статей, но не знала жизни. Она не понимала за что так с ней. Она не понимала, что значит блажь и каприз того, кто сильнее.
Рангел с ответом не торопил. Он просто ждал когда Аделе сдаться. Тут правильный ответ мог бы дать только он сам. Наиболее полный ответ и то – зависит от удачи это отличие.
Хаукон выражал всем своим видом нетерпение и недовольство. Он хотел бы, чтобы Аделе поскорее покинула залу и закончилась эта история, жалел и о том, что вылез со своим замечанием. Ну что сделать – его обязанности включали в себя больше работу с бумагами и текстами. Потому он и не сразу схватывал минуты, когда надо сказать, а когда промолчать.
Аделе посмотрела на Шенье. Если он ей улыбнулся, может быть, он и заступится? Она не знала, чем была вызвана на самом деле улыбка Шенье, так что была полна надежды. Неожиданно надежда оправдалась. Но не от того, что Шенье был расположен к ней, а от того, что Шенье на дух не переносил Рангела и считал, что тот слишком долго занимает такой важный пост.
–Вопрос неуместен. Существует лишь два различия между отравлением пищей и ядом. В случае пищевого отравления предположить источник проблемы можно быстрее и проще, – сказал Шенье, – как правило, человек ест пищу, уже чувствуя определенный запах или привкус. Может не обращает должного внимания, но когда прихватывает, невольно вспоминает. С ядом это может не пройти. Это отличие существует, хотя оно и не показатель. Показателем служит другое отличие. Пищевое отравление проявляет себя в первые сутки, когда яд проявляет себя в зависимости от состава – это могут быть секунды, а могут быть и дни. Отравление чаще всего сходит понемногу, но легчает. Яд наоборот ¬– он наращивает своё действие.
–Вы теперь Аделе? – поинтересовался Рангел. Он выглядел недовольным.
–Я целитель, опытный целитель, и я знаю эти…вопросы, – последнее слово Шенье выделил особенно. – Этот вопрос неуместен.
Рангел не стал возражать. Он запомнил вмешательство Шенье, но от Аделе отстал.
–Ещё вопрос, – продолжила Иверсен, глядя на упавшую духом, сломанную Аделе. Она уже не жалела девушку. Теперь ей надо было скрыть собственный стыд от невмешательства и не допустить Аделе до знака целителя. – Если вам придётся встретить человека, отравленного Лунной Водой, что вы предпримете?
Этот вопрос был даже хуже предыдущего. Аделе совсем сломалась. Она не знала даже что такое Лунная Вода. Она слышала о ней от целителя, который однажды, проводя занятие, упомянул про Лунную Воду и сказал, что это очень редкий и дорогой яд.
Вендула поперхнулась от неожиданности. Она была молода и ещё не умела скрыть эмоции. Бланка помрачнела. Она всё поняла. Рангел остался равнодушен. Хаукон смотрел с широко раскрытыми глазами – он и сам не знал ничего про Лунную Воду. Это было как философский камень – всего лишь легенда. Мало кто из живых целителей вообще сталкивался с подобным. Шенье вздохнул – он больше не собирался заступаться за девчонку. Во-первых, она показывала лишь заученное. Во-вторых, к Иверсен у него счёта не было.
–Лунная Вода…– если бы Аделе не потерялась, она могла бы наплести что-нибудь про то, что это слишком опасное зелье и что оно вообще не попадает в руки простых смертных и уводить, уводить далеко, как можно дальше от сути, упомянув лишь коротко о том, что необходимо промыть желудок и дать воды, словом – сказать много, но ничего по существу.
Но Аделе готовилась к целительству, а не к подобным выходкам. Она не умела не теряться.
–Я не знаю, – призналась Аделе.
Иверсен удовлетворённо кивнула:
–Вы не знаете этого, вы не ответили на прошлый вопрос…зачем вам вообще быть целителем?
Это было уже грязной игрой. Но Аделе не понимала этого. Она могла бы ответить ехидно и тем бы завоевать уважение Шенье, который бы и вступился. Она могла бы ответить пронзительно-добродетельно, вызвав расположение Хаукона и Вендулы, тем самым получив в их лицах защитников. Она могла бы потребовать задавать вопросы поуместнее и почестнее, и, хотя не добилась бы этого, может быть, получила бы в покровителях Бланку.
Но она решительно ничего не умела из этого. Могла только ответить неуверенно:
–Я всегда хотела быть целителем. С самого детства. Я хотела быть полезной людям. Мне нравились травы и ягоды.
–Шли бы в сборщицы, – предложила Иверсен. – Целительство это не ваше! Это не ваша дверь, деточка. Понимаете? Так бывает.
У Аделе на глаза навернулись злые слёзы. Она не мыслила себя за пределами целительства. Она всегда знала, что будет исцелять людей. Но вот-вот всё должно было рухнуть. А её слёзы были ещё одной трещиной в фундаменте мечты. Они были слабостью. И слёзы ничего не значили, лишь вызывали раздражение и досаду.
–Займитесь полезным делом, – продолжала Иверсен, – займитесь чем-нибудь, что вам подойдёт. Мы ещё не дошли до практики, а вы уже не можете ответить…
–Может быть, перейдём к практике? – перебил Рангел. Эта перемена настроения Иверсен напугала. Она с ужасом взглянула на королевского целителя, не понимая, где ошиблась и почему он вдруг заступился.
Аделе чуть-чуть полегчало. Практика была её последней надеждой.  Она не понимала, что это путь в никуда, что Рангел на её счёт уже всё решил. Просто хочет закончить.
–Приготовьте…– он поколебался, надо было выбрать что-то сложное, но не занимающее много времени, а то возиться с ней надоело. – Приготовьте отвар от желудочной боли.
Аделе метнулась к столу. Тут были разные флаконы и тюбики, множество коробочек с сушеными травами, перетёртыми кореньями, бутылочки с маслами – классический набор целителя.
Аделе принялась за работу. Она заставила себя не думать о том, что за ней наблюдают и что это её последний шанс получить знак целителя. Она просто делала всё так, как учили. Шенье отметил это. Он видел, что Аделе хочет стать целителем, но она будет всего лишь хорошим. Она никогда не рискнёт сделать что-то, чего нет в книгах. Она будет следовать написанному и сказанному давно.
Это не дело. и всё же и такие были нужны.
Остальные наблюдали с разной долей волнения и равнодушия. Аделе понадобилось десять минут, чтобы сделать отвар. Время было славное – на отвар отводилось четверть часа, а Аделе справилась раньше. Её движения были точными, рассчитанными, а ещё – отрепетированными.
Первой оценивал отвар Шенье. Придираться он не хотел. Он хотел, чтобы Аделе оставалась где-нибудь служить в городе. Не все должны быть экспериментаторами и рисковать.  Кто-то должен иметь и просто навык. 
–Отвар меня устраивает, – сказал Шенье. – Время приготовления, густота, цвет, аромат…всё в порядке.
Аделе ободрилась. Положение перестало казаться ей безнадёжным. Дверь, начавшая открываться на улицу, в неизвестность, прочь от Цитадели Целителей, снова стала закрываться. Может быть, ей ещё можно было остаться здесь.
Хаукон тоже был милосерден:
–Всё в порядке.
И даже Рангел придираться не стал:
–Верно, – коротко сказал он, едва взглянув на отвар. Правильность его не интересовала.
Вендула придралась:
–Корень ивы слишком крупен. Так и поперхнуться можно.
Бланка взглянула на неё с ненавистью, но ничего не сказала и Аделе, только кивнула. Иверсен, к тому времени сообразившая, чего хочет Рангел, накинулась на Аделе. Она высказала ей и про крупный корень ивы, и про перегретость отвара, и про то, что тот слишком загустел. Надо сказать, что справедливо было только про корень, оценить перегретость было невозможно, ровно как и оспорить, а густота – это нормальное состояние – отвар от желудочных болей больше похож на кисель по консистенции.
И всё это Аделе могла бы возразить и могла бы попытаться  хотя бы себя отстоять.
Но она не умела. Она умела читать книги, записывать за целителями, осматривать больных, делать перевязки, спасать раны от нагноения, готовить отвары и мази, а вот сопротивляться откровенному нападению людскому не могла.
Этому её не учили. А жизни Аделе не знала.
–Скажите ещё…последний вопрос, – Иверсен блеснула старыми глазами. Теперь в ней не было и тени добродушия. Теперь она была зверем, беспощадным и мрачным зверем, который чётко понял волю того, кто сильнее – Рангел не желал быть тем, кто заваливает целителей неуместными вопросами. Эта честь, как и любое грязное дело должны были переходить тем, кто заискивает и подчиняется. Сегодня это была Иверсен.
Аделе совсем потускнела. Вся душа её замутилась, столкнувшись с чем-то, что Аделе пока и понять не могла.
–Скажите, чем можно улучшить этот отвар, деточка? – Иверсен была столь ласкова, что от этой ласки подташнивало.
Аделе молчала. Она не знала что значит «улучшить». То, что написано в книгах – верно. это подход обывателя, но обывателей большинство. Не все способны к риску, особенно когда речь о жизнях. Что лучше и проще? взять на себя ответственность большую, чем всегда и что-то попытаться изобрести, уповая на милость богов и свою интуицию, или следовать инструкциям книги? Первое ведёт к ответу в случае удачи и неудачи. Второе проверено временем.
Не все такие как Шенье. Не все рискуют. Даже присутствующий здесь Магистрат не полным составом рисковал.  Риск выпадал Иверсен, Шенье и Рангелу с Бланкой. Они были  опытными целителями. Они учились рисковать.
А Аделе не училась. Она не верила в себя, она верила в книги. А теперь от неё ждали ответа, который она дать, конечно, не могла.
Будь она смелее, она бы сказала, что добавить можно, к примеру – морскую соль. И будь это правдой или неправдой, она смогла бы как-то притянуть это как объяснение, вывернуться. А в жизни, конечно, не добавлять этой же соли, не рисковать. Но зато иметь знак целителя.
Но Аделе не была смела. Она призналась, уже плача:
–Я не знаю.
–И о чём мы вообще говорим? – делано возмутилась Иверсен, – коллеги, вы видели всё сами. Верно?
Ни одного возражения.
–Я полагаю, что вам, Аделе, нужно поискать себя в чём-то другом.
Вот и всё. Приговор. Выбита земля из-под ног, разрушена мечта. И Аделе, шатаясь, побрела к выходу. Вход оставался позади, и войти ещё раз возможности не было. Аделе знала это правило. Но что впереди? Неизвестность? Пустота? ничто? Презрение к себе?
Аделе так и не могла понять почему всё так вышло. Она же была лучшей! Она же училась, она выполняла все задания, всегда слушала целителей и заучивала книги. Но почему, почему она не смогла пройти это представление Магистрату?
Что ей теперь делать?
Аделе плакала и шла, не разбирая