КОЛОКОЛА

вам ночи. Всех благ.
- Как же вы по темноте одна пойдёте?
- Здесь нет бандитов. Народ тихий, доверчивый.
- Знаете, Матрёна, вы необыкновенной доброты человек. Я таких ещё не видел в своей взрослой жизни. А тихий и доверчивый народ только у того человека, который сам тих и доверчив.
- Наверное. Идите с Богом.
И мы расстались.
Вечером следующего дня перед ужином,  наливая у источника воду, я заметил, что у певицы много слушателей.
" Когда я перейду небесную границу,
когда земная пыль с моих стряхнётся ног,
Я буду там за вас по-прежнему молиться
"Храни вас Бог, храни вас Бог!"
- негромко пела Матрёна, и закончив романс, начинала новый.
" Я, Матерь Божия, нынче с молитвою
Пред Твоим образом, ярким сиянием
Не о спасении, не перед битвою
Не с благодарностью иль покаянием.
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного
Но я вручить хочу деву невинную
Тёплой заступнице мира холодного".
"Теплой заступнице мира холодного, - какие  слова!" - услышал я радом с собой женский возглас. Обернувшись, я увидел  пожилую даму в шляпке, лицо её было залито слезами.
- Никогда ничего подобного не слышала, - сказала она, обращаясь к спутнице своей.
Через  полчаса все зрители разошлись на ужин. Народ советский с первого класса школы, с пионерского лагеря,  приучен к дисциплине. Если сказано ужин в 19-00, то значит, в 19-00. И заплаканные женщины стайкой потянулись к паровым  "деликатесам".
- Зачем же вы в такую прохладную погоду горло надрываете? – спросил я у Матрёны.
- Народ не расходился, я и пела,- ответила она  чуть треснувшим  голосом.
- Вот  и сорвали свои связки, хрипите даже, давайте аккордеон мне.
- Да что вы, Василий Николаевич! Я сама.
- Пойдёмте, пойдёмте. А вы закройте горло тёплым платком.
Я посмотрел на Матрёну. Старенькое  осеннее  пальтишко было совсем не по погоде. Никакого шарфика и не предвиделось. Я оторопел.
- Да  что вы, в самом деле, нельзя же так на себя плевать!
- Не беспокойтесь. Я помолюсь и не заболею.
- Знаете,  я придерживаюсь другого мнения. "На Бога надейся, а сам не плошай".
- А мне думается надо только на Бога надеяться.
Я снял с себя шарф и отдал  Матрёне.
- Повяжите горло! Как врач вас прошу.
- А вы врач?
- Да. Я физиотерапевт. А по-вашему, врачи не имеют права в санатории лечиться?
- Нет, нет, и не думала об этом. Сейчас думаю о другом, вы на ужин успеете?
- Обойдусь. Главное водичку попил. Мы сейчас что-нибудь купим по дороге, и пойдём ваш удивительный  чай пить. Если вы не против.
- Хочется вам в той коморке сидеть, пойдёмте.
- Странно очень, действительно коморка, но там мне очень хорошо.
-А вы знаете, что дом, любой дом принимает настроение того человека, который живёт в том доме. Я давно такой вывод сделала.
- Возможно. Хотел ещё спросить: много ли сегодня от зрителей материальной благодарности?
- Василий Николаевич, мне неприятен этот вопрос.  Искусство настоящее не должно иметь цены.  Вы любите  Александра Вампилова?
- Простите, а кто это. Я не знаю.
- Это драматург, интересный думающий. Умер очень рано. Так вот, он говорил, что каждый человек родился творцом, каждый в своём деле, конечно. И должен донести  это хорошее своё творение другим. Чтобы всё  доброе в тебе осталось людям! И я тоже считаю, если в тебе есть искра Божья, неси её как свечку, освещай темноту, в которой живёт основная часть человечества. Кто-нибудь да проснётся! Да.Проснётся! Скажите,  как я могу прекратить свои песни, если народ нигде их больше не может услышать.  Ведь настоящая культура уже лет десять в подполье!
Телевидение полностью под властью тьмы, радио - там же. Где? Да, есть консерватории,  театры музыки и поэзии, но это всё в больших городах! А вот, например, на Калыме? Я ведь здесь с народом много говорю. Мы и не можем себе представить, в каких условиях живут люди. Культуру имею в виду. И я пою для них.
-Да, за такой концерт любая певичка столичная сняла бы кучу денег.
- Мне всегда были не интересны эти, как вы говорите, "певички". Повидала я их на своём веку. Не позавидую. За всё надо расплачиваться.
- А на мой взгляд, у них всё в шоколаде.
- Наверное. Только шоколад очень дешёвый. Смысл в другом. Во времени. Вся эта патока  временная. Минутная. А потом расплата жуткая. Надо учиться  отдавать. Всё, что есть в тебе хорошего, то и отдай. Вернётся, не вернётся это уж не твоя забота. Приносить пользу  людям  это не пустые слова. Теперь-то я точно это знаю. И нельзя подчиняться низшему. Нельзя! Нельзя! Каждый, понявший, что вся радость это Бог, должен идти к Богу, к добру. К правде. Ведь Бог  это чистое добро. И понявший, повторюсь, должен взять свечку и светить! Песней,стихотворением, отношением, помощью! С в е т и т ь! Светить.
- Позвольте мне выбрать помощь для вас!
- Господь с вами, разве я…? Я без намёков.
Матрёна остановилась и стала к чему-то прислушиваться.
- Что случилось? - спросил я.
- Тс-с, слышите… колокола. Вечерняя закончилась.
Откуда-то издалёка мягко и мелодично звонили церковные колокола.
-  Как я люблю колокольный звон! Это ещё  с детства. Когда звонили колокола, мне становилось радостно так, что все земные несчастья куда-то уходили  и исчезали навсегда, и все неприятности казались глупыми и временными. Да. Ещё в детстве. Как я хочу, чтобы  в день моего ухода в мир прекрасный звонили колокола! Малиново, с серебряным  перезвоном!
Под звон колоколов, мы дошли до  жилища Матрёны. Я внёс аккордеон и попросил Матрёну вскипятить чай. Сам же сбегал в соседнюю лавочку  за провизией. Вернувшись, увидел на столе деньги.
- Василий, позвольте мне вас так называть? Деньги возьмите за продукты.
- Деньги я возьму, но не за продукты. Я вам тёплый козий платок куплю. Вы, верно, никогда этого не сделаете.  Куда смотрят ваши дети? И где они?
Матрёна разлила  кипяток, сделала бутерброды, и мы принялись ужинать.
-Ах, как вкусно, - воскликнул я,- ничего вкуснее не едал!
-Василёк! Так я хотела назвать своего сына. Но у меня родилась дочь. Как же всё это давно было! И было ли. Не знаю. Мы  с вами, как в поезде, когда  хочется поделиться своей болью с попутчиком, которого никогда уже не увидишь. Вы, Василёк, первый человек, узнавший меня.  Нет, многие спрашивали, конечно, но никому не хотелось говорить. А вам почему-то сказала.
На зыбком гребне успеха моя голова не закружилась только по одной причине: я всегда думала о Боге. О Вере. Всегда. И даже когда мой муж ушел от меня к другой, я не очень волновалась. Знала, что Господь мне поможет пережить это предательство. Только из театра пришлось уйти, муж был главным режиссёром того театра, где я работала. С новым коллективом, куда я попала, что-то  не очень сложилось. И я зависла в воздухе.
Как-то всё сразу  стало неладно. В кино меня  перестали приглашать. С телевидением я не дружила. Дочка к тому времени вышла замуж, и отношения с зятем тоже не складывались. Везде я была лишней. Но это не страшно. Дело в том, что с детства…как бы это донести? Я с детства чувствую фальшь в людях.  Фальшь, ложь, неправду. Если бы вы знали, какая это мука. Видеть, что человек лжёт и знает, что видишь это ты и смеется над тобой. Не открыто, конечно. К сожалению, в театральном мире и в киношном практически все отношения построены на  этих трёх китах. И у  меня уже не было сил жить среди чуждых мне перевёртышей. Вот я и сбежала.
- Здесь больше хороших людей?
- Их везде больше! Это монстров единицы.  Просто хорошим людям приходится лгать, защищаясь от монстров. Это оборонительная ложь. Но и она омерзительна. Святых среди нас нет. Но монстры перевёртыши - это уже орудие в руках тьмы.
Поэтому человек, чувствовавший  в себе  Бога, становится замкнутым и нелюдимым только потому, что не хочет лгать  вовсе, а это практически не возможно, живя среди людей. И такие "лишние" люди бегут кто куда.  У кого, конечно, хватает сил.
Была ещё одна причина моего ухода. В нашем доме счастье как-то не приживалось. И муж от меня ушел, и с дочерью  что-то… не то. Может быть, из-за зятя. И  я подумала: " Уйду, и у них всё наладится".
- Наладилось? - спросил я с интересом.
- Не знаю. Мы не общаемся. Первые годы я  звонила, но чувствовала всегда раздражение.  Дочь говорила " Мам, но вечно ты звонишь не вовремя". Я оставила ей телефон хозяйки своей и попросила звонить мне "если что". Последний раз она позвонила  мне семь лет назад. А я не хочу навязываться.
- А внуки?
- У них не было детей. Сейчас не знаю.
- Но вы ведь имели право на  свой угол?
- Право имела. Но правами надо уметь пользоваться, я не умею.
- И что же, вы просто так взяли и отдали им всё?
Вдруг, неожиданно для меня, женщина громко рассмеялась.
-  Да что же там отдавать то было? Трёхкомнатную "камеру"? Всё это относительно, молодой человек. У меня теперь прекрасный угол, где мне хорошо и покойно.
- Да уж, угол! – сказал я, оглядывая убогое жилище. - Но ведь он не ваш, Лидия Петровна!  Закончите вы музыкальное образование сына хозяйки, и чем будете платить? Ведь того, что набрасывают вам курортники за песни, даже на пропитание не хватит.
- Когда  Алёша, сын хозяйки закончит, как вы говорите, музыкальное образование, меня уже не будет на этом свете.
- Это что ж, так долго надо учиться?
- Нет, так долго не надо жить.
- Да что вы, в самом деле! А говорите человек верующий!
- Одно не исключает другое.
- Странно вы говорите.
- Да будет вам, Василёк, я пошутила. А вы всерьёз всё приняли.
- Слава Богу!  Налейте мне ещё чайку. Долго буду я ваш чай вспоминать.
- А зачем  его вспоминать? Я вам с собой дам!
- Спасибо, но  ещё целых десять дней мы с вами попьем его здесь под говор печурки! Если не выгоните, конечно!
- Нет, не выгоню.
На завтра было очень холодно, и ещё утром на маленьком рынке у источника я купил Матрёне тёплый козий платок, надеясь вручить его  перед ужином.
Однако, придя на вечерний " водопой", я не услышал её звонкого голоса.  Рядом с травницей, где она обычно сидела на скамейке, было пусто. Поужинав, я отправился в коморку. Дверь была не заперта. Я вошел. Матрёна лежала на топчане. Возле неё сидел Алёша.
- Что-то случилось? – взволнованно спросил я.
- Баба Маша заболела. Горит вся. Я пришел в обед на урок, она лежит, хрипит.
- Лидия Петровна, что у вас болит?
Женщина  открыла глаза и тихо-тихо сказала.
-    Жарко очень.
- Градусник у вас есть?
Она отрицательно покачала головой.
- Алёша, пойди, сходи за градусником, - попросил я мальчика, и укутал горло Матрёны тёплым платком.
- Холод-то у вас какой! Сейчас растоплю печку, вы что-нибудь ели сегодня?
- Пить хочу,- слабо сказала  она.
Я растопил печку, заварил слабый чай с травами, и подал Матрёне.
- Давайте присядем, - попросил я её, и подложил подушку к спине.
В это время в коморку вошла полная  женщина, за ней вбежал Лёша.
- Ну, здрастье вам.  Вы кто ж будытэ?
- Я буду человек.  Вы градусник принесли?
Хозяйка достала коробочку с градусником. Я велел Матрёне измерить  температуру.
-  Ото ж, сама виноватая. Всё глотку на морозе дерёт! Це ж, никому нэ нужно! Я ей предлогала уборщицей к нам в курорт! Так вина ж не захотела!
- Ваша Родина юг Украины?
- Та ты шо? Виткиль же понял?
- Это трудно не понять. Говор выдаёт. Нет ли какого-нибудь обогревателя у вас? Ведь холодно здесь очень.
- Нэмая.
Хозяйка была мне неприятна до крайности, и я решил поставить её на место.
- Но вы ведь