недосмотру одной из дочерей – оставила на столе утюг с углями. Сгорело еще несколько соседних домов. Один из соседей обвинил в поджоге деда Сергея. Не долго думая, мужики схватили деда и бросили в огонь горящего дома. Обгорел дед, выжил, но потерял рассудок и вскоре неизвестно куда ушел и не вернулся.
Из сплетенных прутьев, облепленных с обеих сторон глиной, отец построил на краю села маленькую саманную избушку, с печкой посредине. Так и жили в ней до 39 года, когда выдался неплохой урожай капусты, и удалось построить новый дом. Бедное было село. Да и колхозные конторские работники всех обсчитывали - из годового заработка на общественное питание (галушки в кипяченой воде) вычитывали столько, что некоторые не только ничего не получали, да еще оставались и в долгу у колхоза – «переедали».
В 1933 году люди в Поволжье и на Украине вымирали от голода миллионами. Уже в 90-х годах однажды принесла мне библиотекарша журналы «Родина», просмотреть. И увидела я там детские письма, обращенные к Сталину и члену ВЦИК на Украине Петрусскому, бывшему до революции и членом Государственной Думы:
- В нашей семье было 10 детей, из всех детей я остался один. Родители тоже умерли. Помогите мне! Помогите, ведь я только один!
И таких писем было очень много. Не смогла я прочитать все письма – сердце разрывалось от жалости.
У крестьян отбирали все. Пришли активисты и в дом отца Сергея. Но ничего, кроме мешочка кукурузы, спрятанного в землю возле дорожки (это видела соседка!), не нашли. И даже этот мешочек, вырыли и стали забирать. Сергей, которому было 10 лет, от обиды бросился с кухонным ножом на одного из активистов и порезал ему полушубок. Активист этот, кстати, был большим лентяем и чаще всего лежал под телегой, когда все женщины работали на бахче, - начальство все же. Отца тут же арестовали. Мать и сестра стали плакать и обвинять Сергея, в том, что из-за него остались теперь без отца (участь его была известна).
Сергей сильно переживал, и к вечеру отправился в районный центр Красный Яр. К рассвету, пройдя 25 км, добрался до Красного Яра. Нашел райком партии (он уже немного ориентировался во власти, так как присылал заметки в областную газету), уселся на крыльцо и стал ждать кого-нибудь. Первым, к счастью, пришел первый секретарь райкома Крайнюк, довольно образованный человек, закончивший Ленинградский государственный университет. Он выслушал мальчика, снял трубку, позвонил в сельсовет и приказал немедленно освободить Каракозова и отдать ему обратно кукурузу, так как по закону должны были изыматься только зерновые злаки, а кукуруза к ним не относилась.
- Ты молодец, пионер, – сказал секретарь. - Иди домой, отца освободят.
И верно, вернувшись, Сергей увидел отца уже дома. Выжили….
Землю давали только лицам мужского пола. У Сергея была сестра. И когда она выходила замуж, то отец ее мужа, имевший трех дочерей, с большой неохотой взял ее в свой дом - лишняя нахлебница. Хорошо, что муж был военный, и вскоре они уехали по месту службы.
Приехав как-то после войны в отчий дом, Сергей увидел, что в селе остались почти одни пенсионеры: многие умерли от голода в 30-х годах, кто-то погиб на войне, молодежь до получения паспорта «убегала» учиться в города. Паспорт на руки колхозникам стали выдавать лишь при Хрущеве. Кто выжил в войну, в колхоз уже не возвращались. Репрессированных в этом селе было очень мало. Некого было репрессировать – беднота сплошная.
Жить в колхозе было крайне тяжело. Каждый хозяин должен был сдать государству за год по 100 яиц, по 200 литров молока, килограмм по 50 мяса и несколько килограммов шерсти. Хоть и зарабатывал отец довольно много трудодней, но даже на сено денег не хватало. А надо было до 2-3 тонн сена на корову. Сено разрешалось косить только внерабочее время и то в лесу или недоступных местах. Скошенное сено очень трудно было вывезти. Лошади, если их удавалось выпросить, иногда увязали в сырой земле до живота, вытаскивая груженую телегу из леса или оврага.
На трудодень осенью выдавали некоторое количество зерна и около 5 рублей (по старому) денег. Выручало большинство крестьян только личное подсобное хозяйство. Отец постоянно просил нас помочь ему деньгами. То купить овцу, чтобы сдать мясо государству, то на пальто младшей дочке – в школу не в чем ходить, то на покупку сена. А в начале 50-х годов стали брать налоги и с каждого фруктового дерева или куста. Много тогда колхозники повырубили садовых деревьев. К тому же в 1951 году случился в селе пожар. Соломенные крыши вспыхивали по ходу ветра одна за другой как свечи. Буквально за полчаса сгорело почти пол села, около 80 домов. Приехав в это время в отпуск к родителям, с высоты меловой горы на окраине села, где стоял их дом, мы с болью и отчаянием смотрели на это страшное зрелище.
Тяжело быть в нашей стране крестьянином. После революции на протяжении 70 лет крестьян нещадно эксплуатировали и отбирали все, что можно отобрать, а с 90-х годов вообще лишили возможности заниматься крестьянским трудом – одни убытки. Крепостным жилось намного легче, чем колхозникам. Недаром же многие из них были недовольны отменой крепостного права.
Итак, 1937 году Сергей закончил 7 классов школы. В течение учебы принимал активное участие в выпуске стенных газет и даже печатался в местных, районных и областных газетах. Его приметили и после окончания 7-го класса 14-летнего мальчика, по рекомендации райкома и при согласии Сталинградского обкома партии направили поступать в Высшую партийную школу Астрахани.
Взяв сундучок, надев стеганую фуфайку и сапоги, сел он на поезд до Камышина, а дальше – пароходом до Астрахани. Нашел партийную школу – она находилась рядом с бывшим кинотеатром «Модерн» (ныне «Октябрьский») на Советской улице. И в этой сельской одежде с сундучком он заявился прямо к начальнику школы. Руководил этой партийной школой довольно грамотный по тому времени, очень видный партийный работник, Водолагин. Принял он мальчика уважительно, интеллигентно, расспросил всё подробно и говорит:
- Какой дурак тебя сюда направил? Ни по возрасту, ни по образованию, ни по подготовке, ни по каким параметрам ты нам не подходишь. Нет. Принять я тебя не могу.
Возвратился Сергей на известную в Астрахани 17-ю пристань и примостился на ночь на лежавших на берегу досках, подложив сундучок под голову. Денег ни на гостиницу, ни на проезд обратно почти не оставалось. Просыпается утром, видит рядом с досками кошелек. Не стал его поднимать – крестьянская совесть не позволяла взять чужое. Проходил мимо моряк, увидел кошелек, наклонился, взял и пошел дальше.
На последние деньги Сергей купил билет 4-го класса на пароход до Камышина, устроился где-то у машинного отделения. Вышел в Камышине и задумался: что делать. Домой возвращаться не хотелось - средней школы не было, да и отец предупреждал, что не может содержать еще одного нахлебника. И вдруг случайно встретил гурьбу своих одноклассников, приехавших поступать в педагогическое училище, которое находилось в слободе Николаевка, что через Волгу напротив Камышина. Уговорили его поступать вместе с ними.
Первым экзаменом было сочинение. Он написал его конечно блестяще – был опыт сочинительства. На него обратили внимание. Вызвали, расспросили, кто он, да откуда такой взялся. Он рассказал о себе и своих поездках. Сдал и другие экзамены и его зачислили в училище. Учиться на педагога ему не очень нравилось, на занятия ходил редко, так как сразу после экзаменов устроился на работу в районную газету. Сначала работал просто корректором, а дальше стали давать и более сложные задания.
А был тогда зловещий 37-й год. Сажали безбожно. В один из дней сразу арестовали всю редакцию, кроме наборщиков и печатников. Остались лишь Сергей да один из литсотрудников, Малыченко. Умели они более-менее только писать. А газету к утру все равно надо было выпускать. Технику ее изготовления («шапка», «подвал» и другие тонкости издательского искусства) ни тот, ни другой толком не знали. «Волосы стали дыбом» – вспоминал Сергей. Помогли оставшиеся наборщики и печатники, стали их обучать. Подослали с райкома еще одного работника, и в конечном итоге газету выпустили.
У бывшего главного редактора газеты было трое детей. После того, как его забрали (участь арестованных была известна), жена перерезала себе горло, а детишек разбросали по детским домам. Выжил все-таки главный редактор, освободили его в 50-х годах после разоблачения культа личности. Стал искать своих детей, и нашел в 70-годах только сына, живущего в Киеве. Тот и похоронил отца. На похоронах одна из бабулек высказалась:
- Да он был такой патриёт!
Училище Сергей не закончил, так как ввели плату за обучение, а платить было нечем. Стал работать в редакциях различных районных газет, перебрался поближе к дому, а затем в Красный Яр. Там он вместе работал и дружил с Лежепёковым Василием Яковлевичем, будущим вторым секретарем Минского обкома КПСС, а затем по распоряжению Брежнева (понравился ему солидный вид Лежепёкова) - начальником политотдела Пограничных войск. Дружба эта сохранилась на многие годы.
Началась война. Сергею исполнилось 18 лет. Несколько раз его призывали, вызывали в Сталинград и снова отправляли обратно. И только в конце 41-го года вызвали в сборный пункт и направили на Калининский фронт. Воевал пулеметчиком, зимой 42-м года был тяжело ранен - осколком оторвало одну лопатку, другую сильно повредило. Лежал в снегу без сознания почти сутки, пока не обнаружили санитары. Привезли в медсанбат, а потом направили в госпиталь города Фурманов Ивановской области.
Лечился 8 месяцев, выписался с большим бугристым шрамом на спине, через который передавались удары сердца, и рядом просматривалась оболочка легких. Один из осколков так и остался в верхушке легкого на всю жизнь, видимо, спровоцировав через 40 лет рак легкого. Инвалидность не дали, да и сам ее не просил, не принято тогда это было. Направили в резервный полк, замполитом которого оказался бывший второй секретарь горкома партии Сталинграда. Он пожалел, видимо, земляка и назначил сначала комсоргом, а затем политруком полка, который потом направили на Северо-Западный фронт.
Приближался конец войны. Замполит как бы курировал Сергея и посоветовал ему поступить на курсы подготовки младшего офицерского состава. Поступил и в конце войны окончил эти курсы в городе Шауляй (Литва). Вернулся в дивизию, стал работать в дивизионной газете. После окончания войны дивизии определили место постоянной дислокации – город Астрахань. Сергея и наборщика из газеты направили в Астрахань, чтобы подыскать квартиры для оставленных служить в армии офицеров дивизии.
Однажды в полдень пришел Сергей и в наш двор. Как потом оказалось, он зашел по старой памяти в редакцию газеты «Волга», где наш сосед, работавший наборщиком, и дал ему адрес нашего двора – может быть, кто и сдаст комнату. В нашем дворе стояло несколько деревянных домов.
Я только что устроилась работать учителем и в это время собиралась в школу. Выглянув в окно, увидела стоявшего во дворе какого-то длинного, судя по поведению, несмелого офицера. Видимо, не нашел он ничего и пошел дальше. Собрала тетрадки, планы занятий, поставила
