- Кто боится? Я? Не брехал бы… - растерянно набычился Толя.
- Ну ладно, ладно, - примирительно сказал Князь, - давай о деле. Тебе Павловна, я думаю, по дороге обстановку объяснила?
Анатолий кивнул.
- Так летишь?
- Да.
- Ну и добре. Теперь так: кто ещё полетит?
- Я лечу! – я постарался придать своему голосу как можно больше твёрдости.
- Да все летим, - сказал Рыжик, - сила может пригодиться. А Володя – он грамотный, в случае чего – знает, куда и как писать.
- Ясно. Я думаю, и деда надо взять. Он там по-свойски с начальником аэропорта договорится, чтобы шуму лишнего не было. Да и отец всё же.
Послышался нарастающий гул самолёта. Из окна было видно, как он приземлился и подрулил к машине Фёдора, как выходили пассажиры, разгружалась почта, как беседовал Фёдор с прилетевшими лётчиками. Меня оставили помочь Федосье: принести воды, дров и когда я пришёл на поле, прилетевший самолёт уже разбегался для взлёта.
- Ну что – порядок, мужики. Горючее есть, можно на штурм! – бодро пригласил на посадку Фёдор.
Мы – все шестеро - вошли в самолёт, закрыли дверь. Фёдор запустил двигатель и машина долго надрывно выла на месте. Ждали, когда тронемся и начнём выруливать для взлёта. Но вместо этого мотор стих. Фёдор, от дверей в кабину пилота, глядя в сторону, сказал:
- Мужики, что-то с машиной не в порядке…
- Вот те раз! Опять двадцать пять… - сплюнул Князь. И исподлобья глянул на Фёдора. – Лётчик, ты, часом, не сдрейфил? Так и скажи, что лететь не хочешь.
- Ты из меня шута не делай! – голос Фёдора сорвался на крик. – Говорю – машина не в порядке!
- А что: что-нибудь случиться может? – осторожно спросил Рыжик.
- Случиться, - хмыкнул Фёдор. – Может, Коля, может. Гробануться можем, вот что может случиться.
Замолчали. Паузу прервал бодрый голос деда:
- Слушай, Фёдор, так у тебя…это самое…парашюты есть?
Фёдор странно дёрнулся от слов деда, внимательно посмотрел на него: видимо, представлял Еремея с парашютом за спиной. Но промолчал, только рукой махнул. Потом обвёл всю нашу компанию откровенным взглядом и неожиданно засмеялся широко – чистым, заливистым смехом, от чего одутловатое лицо его засветилось.
- Черти вы двухголовые! С вами не гробанешься, так в тюрьму сядешь – всё одно. Эх, жизнь моя жестянка – взлетаем! Крутанусь пару раз над полем, если что – сразу на посадку.
- Стоп! Тогда сделаем так: дед, и ты, Володька, выйдите, - голос Князя не терпел возражений. – Мало ли что может случиться. Вчетвером справимся.
Я всё же пытался спорить, но Князя поддержал Павел и я нехотя вылез из самолёта вслед за Еремеем. Отошли в сторону, закурили. Когда самолёт, неуклюже разбежавшись, взлетел, я замер: нехорошее предчувствие захолодило около сердца. Но самолёт поднялся, сделал два круга над полем и, долго видимый в ясном небе, потянулся за реку. Мы оба облегчённо вздохнули.
- Ну и слава Богу. Хоть бы у них всё хорошо вышло, - сказал Еремей. Он постоял немного и пошёл колоть дрова, что лежали за избушкой. Я посмотрел, как он втыкает топор в неподатливое дерево, и подошёл помочь. Я колол, дед аккуратно складывал колотые дрова в поленницу. Мы ни о чём не говорили, но каждый знал, что так и будет на поле, пока не вернутся улетевшие. Да и вернутся ли? Опять в голову полезли назойливые, неприятные мысли.
Все дрова были расколоты и уложены, в избушке вычищено, и даже вымыто снегом, и взлётное поле раз пять нами было вдоль и поперёк пройдено, когда появился самолёт. Он как-то неожиданно вынырнул из-за аккуратной стены ближнего леса, и через минуту уже подруливал к избушке.
Глава 6. Возвращение
Первым из самолёта вышел ошалело сияющий Анатолий, держа в одной руке таз, во второй детскую коляску. Один глаз его сильно заплыл.
- Чем это тебя? – спросил я первое, что пришло в голову.
- Кулаком, - радостно сообщил он. И добавил, - Чумной, зараза.
У Князя тоже был не совсем порядок во внешности: оторваны пуговицы, кровоточила губа. Он распоряжался выгрузкой из самолёта узлов, сумок, осуществлял которую Рыжик, имевший вид также изрядно взлохмаченный. Последним вышел Павел, держа в руках нечто похожее на большой тюк из одеял. Когда он опустил тюк на снег, тот раскрылся и обнаружил внутри себя худенькое существо с большими глазами, одетое в простенькое пальто и обутое одной ногой в валенок, второй – в домашний тапок. Существо без звука, испуганно-восторженно смотрело на меня, обеими руками обхватив у груди плотно укутанного ребёнка, который не проявлял ни малейшего интереса к происходящему переполоху, поскольку крепко спал.
- Врагу не поддался наш гордый «Варяг»… - заорал вдруг Князь. Ребёнок проснулся и заплакал.
- Чего орёшь, дурашка, - сказал Павел, и непонятно было, кому адресовались эти слова: ребёнку или Григорию. А Князь продолжал:
- Разбит твой Чумной, дед! Разбит вместе со всей роднёй. Ох, была потеха! Такого шухеру в этой облезлой Керже наделали… Больше, чем Ермак в Сибири, дед.. Где там спирт, что вчера не выпили, - самое время замочить викторию.
- Замочишь тут… - сказал стоявший в стороне Фёдор. Был он хмур, на оживлённую кутерьму не обращал внимания, курил.
- Ты чего, Федя? Глотнём чуток, да и полетим в Паденьгу. Глядишь, вечером в Кулиге будем.
- Не знаю, полетим ли. Ремонт нужен, - вздохнул Фёдор. – Пока обратно летели, все нервы мне этот аппарат вымотал, думал, как бы дотянуть. Ремонт, вроде, небольшой, да времени в обрез – в темноте, сам знаешь, не летаем.
- Ого, - сразу посерьёзнел Князь. – Если ремонт – давай делать, помогать будем. Надо сегодня хоть до Паденьги попасть, а там как-нибудь.
- Тогда начнём, - решил Фёдор. – Один со мной оставайся, остальные тащите вещи.
Григорий остался с Фёдором, мы понесли вещи, а Павел Галину с ребёнком, в дом. Потом взяли бидон с водой, кое-что из съестного, и втроём: Павел, Рыжик и я – вернулись на поле. Вскоре появился и дед, таща ещё сумку с припасами. Делать нам всем около самолёта было нечего: хватало двоих, иногда требовалась помощь третьего. Затопили в будке плиту, согрели чай. Фёдор и Григорий, наскоро перекусив, опять принялись за ремонт. Мы молча следили за ними, стоя около самолёта. Багровый шар солнца, опускавшийся к горизонту, всё более склонял нас к мысли, что не улетим и сегодня.
Так и получилось, ремонт закончили уже около семи. До того, еще днём, Фёдор сходил с Еремеем к заведующей почтой – чтобы та открыла телефон, связался со своим начальством. Пришёл злой, неразговорчивый. Когда закончили ремонт, и он опробовал мотор – повеселел, но по усталым, всё время смотрящим в сторону глазам можно было понять, что на душе у него не сахар.
- Ну что, други, тронем на старое лежбище, - попытался напустить весёлости Князь.
Никто не ответил. Все устали, у всех были дела дома, которые рушились из-за потерянных здесь дней. Князь замолчал. Все встали, потихоньку потянулись к дому Еремея. У калитки встретились с Федосьей.
- Эт-то что за явление? – удивлённо протянул Князь, увидев за спиной Федосьи свежую груду берёзовых стволов, которая лежала как раз на том месте, где до этого была распиленная нами вчера.
- А то я Стёпу, соседа попросила, он на тракторе работает, - объяснила Федосья. – Думаю, если не улетят сегодня ребяты, то, может, ещё и попилят дрова…
- Ну, ты, Павловна, стратег! – только и нашёлся сказать Князь. – Прямо маршал Жуков.
Вошли в дом. У печи сидел Анатолий. Увидев нас, заулыбался, встал. Подбитый глаз его ещё более распух и не виден был почти за тёмной синевой опухоли.
- А я вас ждал, ждал… Федосья Павловна сказала: сейчас придут. Потом хотел к вам идти, а гляжу в окно – вы уже к дому… - как бы извиняясь, заговорил он.
- Как дела, Толя? - спросил Николай. – Где Галина?
- У мамы моей, Олю купает. У нас там ванна большая есть.
- Не ревёт Галина-то? – спросил Павел.
- Не-е… Она хорошо, говорит, что так вышло…
- Ну и живите, раз хорошо, - подытожил Князь. – А Чумной сунется – скажи ему, что Григорий Иванович Буслаев, а проще Гриша Князь из Кулиги, тебе свой адрес оставил, и велел, в случае чего, телеграфировать.
- Там, мужики, я это… - замялся Анатолий, - выпить немного принёс. Думаю, с устатку сгодится, - и показал на сумку под лавкой.
- Это сгодится! - хлопнул его по плечу Князь. – Давай, сам присаживайся.
- Да я, пожалуй, пойду… Галя ждёт. Потом, может…
- А-а, ясно, - сказал Князь. – Ну, заходи.
Анатолий ушёл. Мы не спеша раздевались, отогревали у печи замёрзшие руки, лица. В избе было чисто, тепло, светло. И от этого невесёлые лица понемногу мягчяли, голоса становились оживлённее. Пришла со двора Федосья, пригласила за стол.
- А что, мужики, распилим хозяйке дрова? – совсем уже бодрым голосом спросил Григорий. – Зря она, что ли, соседа уламывала.
- Может, не надо, ребята, темно там, - сказал Еремей.
- Распилим, - подтвердил Павел. – Фонарь там есть, на улице, свету хватит. Распилим, закусим только.
- Ты чего такой задумчивый, Федя? – спросил Князь, когда выпили по стопке. – Или представляешь, какой с начальством скандал будет?
[justify]- Да шут с ним, со скандалом, чего уж теперь… Я вот просто думаю: до чего интересная штука жизнь. Случай тут один вспомнил. Я тогда на вертолёте работал. Как половодье начиналось, то нас посылали патрулировать: мало ли чего – затопит где кого, или на льдине унесёт, или больного надо вывезти, - дорог ведь никаких. И вот патрулировал я как-то в районе Ухтомы, есть такая деревня за Малыми Холмами. День ясный, вся деревня как на ладошке. Смотрю: возле дома на краю деревни, что оказался на острове – вода отрезала, кто-то стоит и вроде как мне платком машет. Я высоту убрал, завис над домом – точно, мне машут. Бабуся стоит, и шустро так цветастым платком размахивает. Не иначе, думаю, при смерти кто в доме, или рожать собрался. Стал смотреть место, где бы сесть – и никак не найду, хоть убейся. В общем, пока садился – взмок весь. Кой-как сел всё же в огороде, чуть лопастями
