Мы ещё придём просить прощения!

раскаты грома. После очередной яркой молнии, свет которой ворвался в жилище и ярко высветил висевшие рыбьи куски, раздался мощный удар грома, потрясший не только избушку, но и, как показалось, всю землю вокруг. Ученый, оглушенный этим ударом и ослепленный светом молнии, соскочил с ящика. И пошло-поехало, зашумело, заколыхалось и побежало. Ливень мощной стеной обрушился на землю. Шум дождя, свет, бегающий по темному небу, раскаты грома —
все смешалось. Но из всего этого шума особенно выделялся гром со своими почти непрерывными — крупными и мелкими — раскатами. Они рассыпанным горохом раскатывались с грохотом от одного края горизонта к другому. Там, за стенами избушки, грохотало и сверкало. Шел настоящий ливень, какой случается не каждый день и даже не каждый год.
Николаич сидел, словно привязанный к ящику. У него не было сил встать, подняться. Он был напуган, нет, он был ошарашен. Он, много раз видавший подобное на бескрайних просторах холодной земли, всякий раз открывал для себя нечто новое, неслыханное и невиданное. Вот и сегодня он опять, в который раз, вспомнил появившегося в жилище шамана. Он бы мог поладить со здешней природой, договориться с добрыми духами, усмирить духов злых. Но сегодня у него, некогда могущественного и всесильного со своим бубном, потеряно то могущество, которое когда-то вручила ему здешняя холодная, ледяная, но богатая рыбой и ценным зверем земля.
Он мог бы и дальше размышлять о здешней земле и ее бедах, но его, как дикого зверя, насторожил не шум и грохот только что бушевавшей грозы, а внезапно наступившая гробовая тишина. Ученый выскочил из жилища. Та самая огромная туча, что совсем недавно гремела и сверкала, подгоняемая верховым ветром, откатывалась в сторону большой реки. Туча уходила, оставляя после себя много-много воды.
Николаич подошел к реке, и можно было видеть, как вода в ней прибывала, быстро заполняя все низкие места. Она была похожа на весенний паводок. Видимо, там, в ее верховье, ливень выдался покруче. Он смотрел на воду, несущуюся по руслу с большой скоростью.
— Дождь прошел. А где же рыбачки? Живы ли?
Вернулся в избушку, пошарил рукой под своим спальным мешком, извлек из-под него чехол, в котором вот уже больше месяца лежала разобранная и хорошо смазанная “тулка”, расчехлил ее, собрал. Достал из патронташа пару патронов и, выйдя из избушки, на ходу дослал патрон в патронник ружья. Подбежал к реке и, чуть приостановившись, выстрелил в воздух. По влажной после обильного дождя тундре прокатился и затих звук ружейного выстрела. Выдержав паузу в несколько секунд, Николаич выстрелил еще раз. И не успел утихнуть звук его выстрела, как со стороны протоки, что соединяла озеро с рекой, донесся голос Филиппыча: “Мы здесь! Ого-го-го!”
— Ну, слава Богу, пронесло! — Николаич пошел в избушку, на ходу разбирая и зачехляя ружье. Оно сделало свое дело — пора убрать на законное место от греха подальше. — Гроза прошла, все вроде живы-здоровы. Может быть, им шаман помог? Или.
Не успел ученый закончить эту фразу, в избу ввалился Филиппыч.
— Николаич, не смотри, что я промок. Да и мой напарник не меньше. Под лодкой мы пытались спрятаться от ливня, накрывались ей. Но куда там — ветер! Не то чтоб накрыть — кое-как удержали, ее чуть не унесло ветром-то. Мишка, спасибо, успел ухватиться за веревку. А то бы улетела так быстро и далеко, как розовая чайка. И куковали бы мы тогда на острове малом, пока бы нас не сняли с него, не спасли.
— Я тут немного виноват, не предупредил вас, чтобы вы, оставляя лодку, обязательно
привязали ее. Не то ветром так иной раз хватит, что поминай как звали. Бывали такие случаи. Парусность ее большая.
— Да ты постой, Николаич, выйди-ка на реку, посмотри, что там творится. Хорошо, мы до грозы успели снять сети, а рыбку, что поймалась, убрали в мешок. Не стой, иди смотри!.. Такое, наверно, и ты не часто видел. Хотя и бываешь здесь в летнее время постоянно. Это.
Филиппыч пошел к реке, следом за ним и Николаич.
— Смотри. Тебе, ученому, видней, отчего это могло получиться.
По реке, местами — в одиночку, а местами — грудно, по десятку штук и более, словно обнявшись, чтобы погибать не в одиночку, а вместе, плыла рыба — всякая, какая водится в здешних местах, мелкая и крупная.
— Дело ясное, что дело темное. Только не надо мне говорить, что я чепуху несу. Или, как ты говоришь, сказки рассказываю. Отвечаю: даже в сказке есть намек, добрым молодцам урок. И урок этот преподает не кто иной, как сама природа.
Подходит Мишка. Он промок до нитки:
— Мужики, что стоять на ветру? Прохладно после грозы стало, пойдемте в избушку.
— Оно и верно. В избушку надо. Там у нас после вчерашнего осталась уха, рыбка, да еще и по сто грамм найдется.
Только они отошли от берега, как с верховья реки донесся приближающийся шум лодочных моторов.
Остановились. Мишка смотрит из-под ладони:
— Хорошо идут, ладно. Не иначе, как на “Вихрях” куда-то торопятся.
Николаич отмахивается:
— Известно куда. Дело знакомое. Им, как говорится, не пропустить бы дохлую рыбу в большую реку. Вот они и обгоняют ее. Перегородят реку большой сетью, соберут рыбу и быстренько закопают.
— В землю, что ли? Она же мерзлая, ледяная!
— Там пониже есть такое место, сором зовется. Там есть такие песчаные наносы. В этом самом месте выкопают яму, а то и не одну. И — концы в воду. Рыба-то не сама по себе погибла. Отравлена она, тут и к бабке не ходи. Если не выловить мертвечину, чаек не зови — сами прилетят. А тут рыбинспекция какая-нибудь! Откуда мертвая рыба? И потянется ниточка куда. Пошли, мужики, в избушку, там я вам примус раскочегарю, да и доскажу, что не досказал.
Снова, как и вчера, накрыт стол, на нем та же самая бутылка с остатками разведенного спирта. Черная от сажи кастрюля, из которой идет запах уже переваренной юшки, две кучки рыбы.
Филиппыч разливает остатки хмельного по маленьким кружкам. Большими кружками черпают горячую юшку из этой самой черной кастрюли.
Мишке снова не терпится произнести тост:
— За что пьем, мужики? Я сам скажу. За то, что живы-здоровы!
Наступает недолгая тишина. Хорошо слышно, как работают челюсти проголодавшихся жителей избушки, как они заедают рыбу, прихлебывая из кружек.
Филиппыч первым нарушает молчание:
— Скажи, Николаич, отчего все же погибло столько рыбы? Ее замор и летом бывает?
— Какой там замор? Рыба отравлена, это однозначно. Другой вопрос: чем и как? И на него отвечу. И как это получилось, тоже скажу. Здесь для меня, я хоть и орнитолог, а не ихтиолог, загадки нет. Помните, мужики, я вам говорил, что вылитое на землю или пролитое энное количество нефти навечно губит растительность и все живое безвозвратно. Так вот некоторые, назовем их псевдоучеными, иначе их не назовешь, изобрели такой препарат. Название его натощак и не выговоришь. Нефтедеструктатор.По их мнению, он должен расщеплять нефтяные продукты и ликвидировать опасность, которую несет с собой разлив нефти на почве и растительности. Все это как бы с позиции науки. Но что поделаешь, недоработка получилась. Надо дорабатывать. К этому времени рынок образовался. А на этом рынке нефть и деньги от нее на первом месте. Какая там природа!
Динамика численности птицы тундровой зоны. число гнездовий хохлатой чернети, морянки, белой куропатки — кому это нужно? А таких крохотных птиц — желтой трясогузки, варакушки, овсянки-крошки?
Похоже, завезли без ума этого самого коагулянта, который расщепляет вылитые на землю нефтепродукты, и, похоже, перестарались. И, кроме вреда, ничего. Вот сегодняшний ливень и показал, кто на что способен. Одним махом вода смыла его в ближайшую протоку, и пошло-поехало. Что случилось час назад, мы с вами наблюдали. Филиппыч не может скрыть удивления:
— Ну и ну! Это, пожалуй, уж не просто делишки, а целые дела! Правда, Михаил?
— Тундра все спишет на свой простор с тысячью озер.
— Маленько поговорили — и хорош! Пора готовиться к отъезду.
Гости начали снимать прокопченную в меру рыбу. Аккуратист Филиппыч каждый ее кусочек заворачивал в плотную бумагу и укладывал в мешок. Михаил насухо вытер лодку, выпустил из нее воздух и свернул так, чтобы она вошла в рюкзак поверх сети:
— Ну, ладно, уложились. Теперь можно и перекурить. — Он открывает крышку ящика на ощупь, достает непочатую пачку сигарет, опускает крышку и усаживается на ящик. Закуривает. — Хорошо. Теперь только бы катер пришел, тогда аллюр три креста. Так вот, Николаич, я думаю о шамане, да и розовая чайка из головы не выходит. Ты обещал что-то еще рассказать об этом.
— Я уже намекал вам, что просто так, на пустом месте, ничего не появляется. Скажем, некогда умерший шаман постоянно превращается в розовую чайку. Такое необычное явление воскрешения мертвого на его же земле есть не что иное, как проявление сил матушки-природы. Вот умер он, ушел из жизни, а природа здешняя не дает ему покоя. Они, я скажу, невероятно сильны и готовы бороться и, естественно, победить, хотя это не так просто.
— А как же человек?
— Что касается человека и его действий. Скажу. Человек заканчивается там, где начнется то, что он делает необдуманно против природы, а значит, и против себя. После этой фразы, произнесенной ученым, все время молчавший Мишка будто пробудился ото сна. Он резко вскочил со своего места и закричал:
— Идет! Идет! Катер идет!
Его собеседники тоже поднялись с мест, и все они вслушались в тишину. Действительно, шел катер, звук его работающих двигателей, то удаляясь, то приближаясь, был слышен то более отчетливо, то чуть слабее. Так он распутывал речные петли. Вот катер подал сигнал. Похоже, он подошел совсем близко. Николаич собирается проводить гостей:
— Ну, ладно, давайте к реке. Я вам помогу. Смотрите, чтоб ничего не забыть. Розовая чайка на самом деле есть такая. Но только не в этих краях, а много восточнее. Последние слова, возможно, гости не услышали, их заглушил шум двигателя подходящего катера.
Николаич идет по берегу. Останавливается.
— Как это у поэта? Дай Бог памяти!
Кромсаем лед,
Меняем рек теченье.
Да-да. Вспомнил!..
Твердим о том, что дел невпроворот,
Но мы еще придем просить прощенья
У этих рек, барханов и болот,
У самого гигантского восхода,
У самого мельчайшего малька.
Сейчас нам не до этого. пока.
Да, пока. Как бы не было поздно. Можно сказать, тоже попали уже в хальмер, как наш шаман. Вместе с птицами, рыбами, мхами тундровыми, реками и озерами.
И что же теперь? Какие песцы-грызуны освободят нас из этого гроба? А как бы было замечательно, если бы вся тундровая земля могла сняться и улететь, как розовая чайка, далеко-далеко! И никто бы не буровил ее, не поливал ядами, не устраивал заморов. Струитесь, реки, дышите, травы, спи под землей, черная кровь! Здесь все так хрупко, так ненадежно. И нужно этой земле осторожно, как розовой чайке, подставлять свои ладони.
Садится на землю и слушает тундру, пока еще живую.
Слышен крик перелетных птиц. Трубят лебеди, кричат чайки, шумят волны, гудит ветер.
Вдали у “хальмера” стоит шаман, грустно глядит вдаль. Шумит ветер, шаман превращается в розовую чайку и взмывает высоко-высоко в небо.
(1978 — 2008 гг.)
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2008 год.
***************
Материалы из Сети подготовил Вл.Назаров
Нефтеюганск
25 апреля 2023 года.