Катенька Счастливая
Ну, как в него, девчонки, было не влюбиться: одна внешность чего стоила. Рослый, серые спокойные глаза, прямой нос, высокий лоб с пикантной залысиной. Одет был всегда опрятно, и запах от него всегда безумно тонкий исходил – с какой-то интимной горчинкой. Ну, а об остальном другом – и говорить было нечего: весёлый, компанейский, деловой.
У Эдика даже и недостатки были так – вполне себе общими… ну, то есть, которые есть практически у всех мужиков. Любил хорошее застолье, на котором обязательно мог накуролесить. Был скуп и жаден до денег. Был хвастлив и непомерно амбициозен. Был, наконец, очень падок, извините за откровенность, на женщин, особенно – «пониженного социального статуса».
Но разве нормальный мужик на женщин должен реагировать как-то иначе? Такой мужик, если честно, тем и интересен, что с ним никогда не бывает скучно. У девчонки, которая оказывалась рядом с Эдиком, сразу же открывалась страсть «охотницы за привидениями», азарт укротительницы хищного зверя, которая какими-то одной ей ведомыми уловками (где кнутом, а где пряником) пыталась приручить его, искренне веря в то, что это, в конце концов, сработает. Какая девчонка откажется от предлагаемых ей мужских ласок? Тем более, если они кажутся искренними и вполне справедливыми? Тем более, если их источник так желаем и по-мужски неотразим? Тем более, если мир вокруг так равнодушен и сер и если в вялотекущих жизненных обстоятельствах, как в болотном месиве, вязнут ноги, а от несуразностей и обрыдлой повседневности у глаз появляется чуть заметная сеточка морщин?
Вот и у Катеньки Горюновой дрогнуло сердечко при виде Эдика и так закатилось куда-то в тёмные закоулки чувств и путаных мыслей, что белый свет стал как будто вывернутым наизнанку.
…Он зашёл в их офис с какой-то бумагой в руках и, лучезарно улыбаясь, спросил:
- Девочки, а как найти вашего шефа?
- Его кабинет – направо, по коридору, - щуря подслеповатые глаза, тут же буркнула Мара и бесцеремонно уставилась на элегантного посетителя.
- А как его зовут?
- Виктор Егорович, - снова опередила всех Мара.
- Девочки… - неожиданно вдруг замялся посетитель, - мне посоветоваться с вами сначала нужно…
- Ха! – отреагировала Мара, - советуйтесь…
- Понимаете… я действую по доверенности одного человека… а сроки поджимают… мне нужно бы как-то ускорить подписание договора.
- Ну, Вы даёте, - звонко скрипнула стулом Мара и оглянулась на подруг, хитро подмигнув, - мы-то тут при чём?
И когда посетитель, погасив улыбку, двинулся к шефу, она звонко шлёпнула линейкой по столу:
- Вот! Он тоже туда же! Сроки поджимают… прохвост… со стеклянной улыбкой.
- Ты чего? – удивлённо подняла голову от клавиатуры компьютера рыжеволосая копуша Люся.
- А ничего… пусть знает.
Катенька, сидевшая за соседним с Марой столом, как раз в этот момент заканчивала составление справки обзора текущих дел, и селекторный звонок шефа с вызовом её к себе в кабинет для неё неожиданностью не был.
Она вошла с тонкой папочкой и, положив её шефу на стол, присела на краешек стула.
- Вот, Екатерина Сергеевна, помочь надо бы человеку… дельце несложное, но есть там кое-какие моменты… поработайте с Эдуардом Григорьевичем… он Вам сам всё объяснит.
Ну, дельце, так дельце. Едва взглянув на первый лист договора, Катенька сразу поняла, что дельце «стряпали» дилетанты и что вникать в него надо, что называется, с нижних портков.
- В переговорную? – спросила машинально шефа Катенька.
- Да Вы что? – махнул весело рукой посетитель и, взглянув искоса на озабоченного шефа, добавил, - я Вас приглашаю в кафе… там всё и обсудим.
- Всё! Работайте, Екатерина Сергеевна… завтра утром доложите свои соображения, - хмуро поморщился шеф. И Катенька пошла одеваться.
«Интересный такой пассаж, - думала она, складывая бумаги в пакет, - с каких таких щей шеф как будто не заметил явного неформального тона клиента по отношению ко мне? Почему кафе? Какой-то подвох? Но я же не дура… и шеф это прекрасно знает… подыгрыш клиенту – скорее всего, именно это…».
Катенька была всегда осмотрительна и аккуратна во всех своих поступках, а что касается работы – то здесь она вообще, как говорили подруги, «на воду дула». Жизнь её никогда не баловала. Она родилась и прожила почти все свои тридцать лет в небольшом уральском городке, где в патриархально скромных домах обитали озабоченные семейными делами люди, настолько сросшиеся общими проблемами, что чувствовали друг друга родственниками. Они и жили все одинаково скромно и предсказуемо. Ходили друг к другу в гости, праздновали всякие там всенародные праздники, держали сады и огороды и шумно болели на стадионе за свою футбольную команду.
Катенька была четвёртым ребенком в семье, в которой до неё росли только одни пацаны. Отец её был каким-то скромным служащим на заводе, а мама – периодически подрабатывала поваром. У братьев была своя жизнь – они вечно куда-то записывались: то в хоккей, то в самбо, то в кружок авиамоделистов… но и о сестренке всё же никогда не забывали – охотно водили её в садик, встречали после школы.
Беззаботное детство с белыми бантами в жиденьких косичках, а потом школьная пора пролетели, как будто глаза открыла – и сна, как не было. Как будто какими-то ненастоящими были все эти каждодневные школьные заботы. Как будто случайными были близкие подруги, все вмиг охладевшие к ней в своих послешкольных амурно-семейных интрижках. Как будто ненастоящими были запахи школьных коридоров и классных комнат, где со стен строгими глазами смотрели бородатые умные дяди.
Катенька с детских лет привыкла ограничивать свои желания, довольствуясь теми предметами быта, какие ей выбирала её (справедливости ради, имевшая хороший вкус) мама. Она с годами очень похорошела, очаровательно округлилась и к совершеннолетию выглядела вполне сложившимся созданием женственного совершенства. Но врождённая скромность отвращала её от замельтешивших перед ней соблазнов. Устроившись секретарём-машинисткой в одно из подразделений местного завода, Катенька тут же поступила на вечернее отделение института, и день её распределился в нескончаемую цепь запрограммированных на года событий, которые поколебать возможным никак не представлялось.
…Но чувства разве можно укротить? О, как она влюблялась все эти школьные годы… горько, беспамятно, безответно. Сколько слёз пролила в подушку от беспричинных и неосознанных страданий. Какой-нибудь смелый и смазливый мальчишка так заставлял сжиматься её бедное сердечко, что ей делалось больно за свою неузнанную никем чувственность и неоцененную готовность любить.
И когда на одной из заводских вечеринок к ней подошел Кирилл, мастер одного из цехов завода, и пригласил её на танец, Катенька совсем оказалась не против серьёзных отношений.
… Да, теперь она, конечно, поняла, что те её предсвадебные ожидания были обидным следствием её девичьей неопытности. Ну, не могла она предвидеть таких быстрых перемен в отношениях со стороны своего ненаглядного Кирюши. Не знала Катенька, что маменькины сынки никогда не становятся мужиками, потому что их извращенное воспитание настолько калечит характер, что потом горбатого только могила и исправляет. Но разве это кто-нибудь когда-нибудь берёт в толк? Даже мама не понимала Катеньку, советуя приноравливаться к семейной жизни, как к необходимой повседневности.
… А как же внешне всё выглядело благопристойно! Красивая, всегда нарядно одетая пара. Шустренький голубоглазенький парнишечка при них – их первенец Никитка. Прилюдные объятия и подчёркнутое внимание. А дома – ежедневные Кирюшины пивные возлияния на диване у телевизора, какие-то постоянные отлучки, банные «четверги» и вечные разговоры о необоснованности катенькиных женских покупок. А ещё – искренние обиды за несвоевременную жратву после работы. Как будто Катенька возвращалась домой не в одно с Кирюшей время.
Два года прошло с тех пор, как Катенька развелась с Кириллом и уехала в областной центр, оставив Никитку на время своего обустройства на новом месте дома у мамы. Она теперь и сама себе не смогла бы объяснить, как она решилась на такой резкий поворот в судьбе. «Достал…», - думала она в моменты раздумий о случившемся, прекрасно понимая, что провоцирующим элементом во всей этой истории был, конечно же, её бывший одноклассник Павлик, в которого она была влюблена в детские годы. Как-то ярко и внезапно вспыхнуло угаснувшее было чувство: встреча на улице… ужин в кафе… поцелуи на лестничной площадке какого-то ветхого дома. И, конечно, красивые слова, обещания и даже, пускай и призрачные, – планы.
Оно, это сумасбродное событие, так и кончилось, не начавшись. Павлик сразу куда-то исчез. Потом отыскался через неделю, сказавшись больным и плохо помнившим всё с ними произошедшее. «Конечно, больной – на всю голову», - подумала тогда опешившая было Катенька, но дело было сделано – она прозрела.
Она прозрела и сразу стала взрослой женщиной. Умной, знающей себе цену, уважающей свою независимость и чувственную свободу, твёрдой в отстаивании своих принципов.
Катенька не потерялась в большом городе. Она стала ещё более придирчивой к своему распорядку дня, выкраивая время после работы и учебы в институте для бассейна и полюбившихся ей походов по театрам. Время от времени она «отрывалась» в обществе подружек по работе, позволяя себе легкий флирт с весёлыми их дружками. Но для серьёзных отношений поводов пока никак не находила. «И пусть оно всё горит синим пламенем, - думала Катенька, приходя домой после очередного свидания с каким-нибудь озабоченным ухажёром, - мне – оно надо? Где они, эти бескорыстные сердечные чувства? Кто меня сможет переубедить, что в страстных мужских ласках предательски выхолощена нежность, а оставшаяся физиологическая составляющая ужасна и непредсказуема… я, что – одинока? Мой мир нуждается в подпорках, сомнительность которых во многих случаях очевидна? Мой мир, в котором есть мои родители и Никитка, никогда меня не предаст. И пускай в нём не будет красочных фейерверков и беснующихся чувств… живут, ведь, люди без ног. И даже без рук живут. А вот без головы – пока не научились…».
… В кафе, куда её привёл Эдик, пардон, Эдуард Григорьевич, - было непривычно безлюдно.
- Не возражаешь, если я сразу расскажу тебе суть дела… пока заказ принесут? – лукаво взглянул на строгую Катеньку её попутчик.
- Мы уже перешли на «ты»? – поправила перед собой столовые приборы Катенька.
- Я, думаю, что пора…
- Давайте Ваши бумаги, я посмотрю…
- Вот, - засуетился Эдик, - тут всего-то три листа.
- Почему не по типовому? Вам кто это делал? Это несерьёзно…- Катенька взглянула на враз присмиревшего Эдика и улыбнулась, - впрочем, не это главное… Вы позволите полюбопытствовать?
- Да… а в чём, собственно, дело? – Эдик заискивающе заглянул Катеньке в глаза, - спрашивайте… я отвечу.
- Я понимаю, что у Вас кончается срок действия доверенности… ну, так продлите. Что ж Вы так дёргаетесь из-за какого-то пустяка? И почему доверитель сам не решает своих проблем? Он что – болен?
- Катюша… - Эдик положил свою руку на руку Катеньки, на что она мгновенно отреагировала, аккуратно её убрав, - это моя мама, которая
