Танец стерхов

Встреча.
      Я двигалась перебежками, забегая попеременно, то в один, то в другой павильоны, чтобы согреться. Бывает, что нижняя отметка температур зимой в Якутии достигает шестидесяти градусов, поэтому тёплой одежды здесь не достаточно. Без движения  пропадёшь. Вывеска «Рынок» осталась далеко позади, а мои поиски всё не давали желанного результата. Хотелось привезти в Сибирь что-то необычное на память о суровом северном крае. Может, национальное женское украшение, либо какой-то хитрый нож с чехлом ручной работы или этнический головной убор.  Но всюду пестрели ценники на продукты и мороженые дикоросы: «Рыба», «Оленина», «Жеребятина», «Клюква». Энтузиазма у меня поубавилось, и я уже мечтала добраться до какой ни будь мало-мало цивилизованной кофейни, чтобы согреться и заговорить с кем-то из местных – разузнать, как осуществить задуманное. Разглядев метрах в тридцати вывеску «Восточная кухня», обрадовалась, подгоняемая холодом, я почти бежала. Вдруг нога споткнулась о что-то твёрдое, в снегу лежала замёрзшая птица. «Надо же, как окаменела. А вот ещё… и ещё. Да их тут много!» Я нагнулась, чтобы лучше рассмотреть птиц. Пернатые окоченели словно по  велению неведомой силы - вроде того посоха, которым размахивал безжалостный старик Мороз. «А вот эта, кажется, ещё шевелится, неужели живая? – я подняла птицу, - мягкая, тёплая». Глазки у пташки сомкнулись, и дыхания было не разобрать: то ли дышит, то ли нет. Осторожно положив находку в рукавицу, я побежала к зданию.
          В кофейне тепло. Низкие столы накрыты разноцветными набивными скатертями. На пёстрых диванчиках разбросаны маленькие вышитые шёлком, подушки. Абажуры на висячих светильниках тоже разрисованы национальными узорами – золочёными вензелями с завитушками. Опустившись на мягкий диван, перво-наперво принялась расстёгивать сапоги, ведь ног своих я почти не чувствовала.
- Давайте куртку, - на меня участливо смотрел  молодой паренёк в коричневом фартуке, протягивая мне меню, - какой чай желаете?
- Горячий… любой, - я потянулась к варежке и, показав официанту свой трофей, спросила, - как думаете, можно с ней что-то сделать?
Тот удивлённо посмотрел на высунутую из варежки, маленькую головку, клювик похожий на ниточку слегка раскрылся.
- Наверное, пить хочет? – предположила я, - как думаете, выживет?
Я не желала принимать, что птица может быть уже мёртвой.
- Вы немного не по адресу. По этой части вам нужно к Арсену. Он точно,  вЫходит.
- Это кто?
- Тут недалеко - две остановки, но можно быстрее – через пустырь. Если хотите, я покажу. Его в городе знают, не одну птаху спас. Они у него быстро оживают,  - паренёк кивнул в сторону моей рукавички, - можете попробовать, чтобы убедиться.
- Сколько идти? По времени.
- Как поторопитесь, - парень поспешил в подсобку и, вернувшись через пару минут, подал мне рукавицы, -  возьмите, вот.
- А вы?
- Занесёте на обратном пути, они у нас для такого случая как раз.
Я удивлённо посмотрела на него, - так я не первая?
Паренёк усмехнулся.
- Бывает… Редко, правда. Многие их вообще не замечают, но иногда случается. Вы какого чаю желаете?
- Не нужно чаю. На обратном пути.
Натянув сапоги, я потянулась за курткой. Наскоро навертев вокруг шеи мохеровый шарф и  застегнувшись на все пуговицы, оглянулась на собеседника.
- А от жажды она может умереть?
  - Сейчас вы её всё равно не напоите,  - улыбнулся тот.
Я поспешила к выходу. Дорога оказалась не короткой, и когда я подошла к дому Арсена, то пальцы мои едва шевелились, я долго не могла открыть дверь. А ещё подумала, как люди вообще могут жить в таких домах. Это жилище снаружи производило совершенно угнетающее впечатление. Обшарпанная штукатурка, окна первого этажа наполовину вошли в землю, и только по наличию штор можно было догадаться, что здесь живут люди - любят друг друга, рожают и воспитывают детей, взрослеют и старятся. «Жуткая картина, - засунув палец в варежку, почувствовала, что пташка оставалась тёплой, - ничего, полетишь ещё». Внутренний антураж этого здания тоже далёк от эталона, в смысле ремонта, но в подъезде всё же, было чисто, и это сглаживало общую картину. Квартира номер восемнадцать… вот она. Дверь открыла молодая женщина – якутка.
- Проходите, - привычно отступила она внутрь и по-хозяйски потянулась к моей варежке, словно знала, что там.
Я отдала птицу, про себя решила ни о чём не спрашивать… в общем, действовать по обстоятельствам. На самом деле, мне не терпелось посмотреть на этого Арсена, и ещё даже не встретившись с ним, я почему-то подумала, что девушка эта – его дочь, рассчитывая увидеть изрядно пожившего старика.  А ещё мне хотелось выпить чаю с малиной, потому что до «Восточной кухни» я уже не дотяну. Сняв обувь, куртку и, оставив на плечах тёплый шарф, я осталась стоять в пороге, переминаясь с ноги на ногу. Из комнаты вышел мужчина без определённого возраста, худощавый смуглый. Осанка его была ровной, волосы коротко стрижены под «ёжик», и глаза… очень пронзительные глаза с хитрым прищуром. У меня возникло ощущение что, не смотря на достаточно бодрый вид, человек  этот живёт лет триста, будто он возник здесь из какого-то другого мира.
- Что, замёрзла, птаха? – спросил он, и было не понятно, ко мне относился этот  вопрос или к моей птичке.
Я смутилась. Мужчина пригласил жестом войти.
И до чего же была бедна обстановка в его доме. Маленький, покосившийся на один бок, диванчик, будто извиняясь за свой вид, притаился в дальнем углу комнаты. Рядом стоял старый шифоньер,  от него веяло древностью, как веет от старых «бабушкиных сундуков». В неопределённом порядке здесь стояли деревянные без мягких сидений стулья, а в центре комнаты возвышался широкий с круглой столешницей, стол, покрытый льняной накрахмаленной скатертью серого цвета, с двумя мережками по краю. С противоположной стены на меня смотрели множество фотографий детей, вернее, групп детей разных возрастов. И ещё у этой стены расположился книжный шкаф со стеклянными раздвижными дверками, таких шкафов давно уже не производили в нашей стране, такой я помнила только у своей бабушки. Девушка внесла в комнату фарфоровый заварник и электрический чайник. Она принялась расставлять на столе приборы.
- Познакомьтесь, юная гостья, это моя Айгуль, - указал Арсен на хозяйку дома, голос его поменялся - сделался мягким и ласковым, а девушка слегка кивнув мне, продолжала накрывать на стол, - а вас как звать величать?
Я представилась, продолжая издали рассматривать старые фотографии.
- А вы подойдите ближе… у нас много времени впереди, - неопределённо произнёс мужчина.
  Я исподтишка наблюдала за дочерью Арсена, движения девушки были чёткими и выверенными, ни одного лишнего, но плавными. Их можно было бы назвать медитативными, похоже, что эта Айгуль находилась в абсолютной гармонии с миром и самой собой. Из под платка её виднелась тугая блестящая, иссиня-чёрного цвета, коса. Сейчас таких волос, наверное, уже не встретишь, глаза у девушки тёмно-карие, блестящие и слегка влажные. Очень живыми казались те глаза… и на много старше, чем она сама. 
- Садитесь пожалуйста к столу, - обратилась Айгуль к нам, продолжая растирать в ладонях крупные чайные листья над заварником. В комнате распространился необычный запах, я не была ранее знакома с таким запахом.
- Это высокогорный улун, - улыбнулась она еле заметно, - вам понравится.
Хозяйка налила мне в бокал кипятка.
- Погрейте руки. Нужно минут двадцать подождать, чтобы заварился, - она осторожно обернула заварник полотенцем.
Я обхватила с двух сторон бокал, продолжая удерживать взгляд на фотографиях.
Заметив моё любопытство, Арсен улыбнулся.
- Это мои ученики, - он помолчал, - все… Все они учились у меня.
- Вы учитель? – удивилась я, - а мне сказали, что вы выхаживаете птиц.
- Я действительно выхаживаю птиц, - мужчина обратился к дочери, - Посмотри, наверное, уже пора.
Девушка вышла в другую комнату. Я так подумала, что там есть ещё одна комната, потому что чайники она принесла из другой - из кухни, наверное. Я кивнула на дверь, куда удалилась Айгуль.
- Ваша дочь вам помогает?
- Айгуль – моя жена.
- Простите, - смутилась я, - не хотела вас обидеть… Представляла вас совсем другим.
- Сгорбленным с бородой? – усмехнулся Арсен. Он задумался.
- Да… когда я пришёл сватать Айгуль, то её братья чуть меня не побили… Выгнали с позором, еле ноги унёс -  объяснил он, - ну, тогда я ещё не был знаменит.
Я ожидала продолжения, но рассказчик замолчал.
- А чем вы стали так знамениты?
Он снова задумался и глядел словно сквозь меня.
- Разве, чтобы просить руки девушки, нужно быть непременно знаменитым.
- Заметьте, самой красивой девушки, и к тому же, я был значительно старше её. Вот и вы… подумали, что Айгуль моя дочь.
- А как же она стала вашей женой?
- О, это произошло не скоро – значительно позже того случая.
Я была заинтригована, забыла про холод, и про чай, и про свои намерения. Угадав мои мысли, Арсен словно обрадовался моей заинтересованности, но у меня сформировалось чёткое понимание того, что далеко не каждый застаёт его в таком расположении духа. Видимо, мне здорово повезло… а может, так звёзды легли, что мне было суждено узнать о нём.

Рассказчик

        Я родился в посёлке Каталах. Его территория относилась к Усть-Янскому улусу.  Это за северным полярным кругом в горах Улахан-Сис. Каталах - один из самых высокогорных посёлков Южной Якутии. Рядом с нами разрабатывался горный  рудник по добыче слюды флогопита. Мой отец – горный инженер, а мать занималась всем понемногу. Мудрая была женщина, добрая очень. Но писать она не умела. Я был последним пятым ребёнком в семье. И так вышло, что когда мне не было ещё трёх лет, толи по недосмотру братьев или по своей собственной шалости, я свалился в подпол и переломался так, что не только стоять, но даже сидеть не мог. Помню только острую боль в спине - до обморока. Меня тогда отправили в улусный центр – посёлок Депутатский, четыреста шестьдесят километров от нашего дома. В то время это считалось большим расстоянием. Мать не могла быть со мной, она осталась с братьями и сестрой, поэтому родителей своих я видел крайне редко. 
Я лежал в палате один, и мир виделся мне чёрно-белым. Там белым было всё – стены, занавески на окнах, простыни, одеяла, рубахи, халаты врачей. Лежал долго, даже не могу предположить, сколько длилось моё заточение. Относились ко мне по-доброму. Хорошо помню тётю Айгуль. Да, да. Я плакал от тоски и боли, а Айгуль рассказывала мне сказки, чтобы я не боялся темноты. Вы, наверное, не знаете, Айгуль – тюркско-персидское имя, и означает оно лунную розу. Постепенно у меня заработали обе руки, сначала правая, а потом и левая. И вот, наш доктор как-то принёс мне передачу от родителей. В больницу поступил человек, пострадавший на нашем руднике, и с ним отец передал посылку для меня. Помню, как тётя Айгуль открывала её, доставая конфеты, яблоки, печенье. И ещё там была бумага и цветные карандаши. Вот тогда я увидел впервые и понял, что мир этот может быть цветным. Как заворожённый выводил я круги на белой бумаге. Красные, синие, жёлтые, розовые. Моим восторгам не было предела. А на дне папки мы нашли рисунок, как потом оказалось, его рисовал мой отец. Он нарисовал для меня птицу, стоящую на