истерики и злобы леди Чемберлен. Ну и пока сэр Чемберлен в себе тушуется, пытаясь сообразить, что всё это может значить и что там опять на ум пришлой и глупой бабы всё-таки леди Чемберлен пришло, леди Чемберлен в пику сэру Чемберлен за такую дуру и за простолюдинку себя не считающую, а вот насчёт самого сэра Чемберлена у неё начинает возникать такого рода сомнение в его родословной и подозрения в том, что он как есть бастард, всё как есть и как она считает есть, этому латентному бастарду в его скучное физиогномическое лицо говорит.
– Вы с самого начала того предприятия, которым вы обозвали наше с вами знакомство, ввели меня в заблуждение. – Стараясь сдерживать себя от нервного тика и истерики, с попыткой выцарапать сэру Чемберлену его наглые зенки, сглатывая воздух волнения, говорит леди Чемберлен. И сэру Чемберлену сейчас бы помолчать и послушать то, что не даёт столько времени сердечного покоя леди Чемберлен, столько уже времени испытывающей супружеское неудовлетворение, да вот только сэр Чемберлен такой конституции человек, что он ни с кем кроме себя не считается и само собой не слушает. Хотя делает вид, что вас внимательно слушает.
– Это ещё что за новости. – Вот такую насмешку над леди Чемберлен и её сердечными тревогами выражает надменный вид сэра Чемберлен. И за одно это она его не простит и скажет всё, что у неё накипело.
– Вас все позиционировали, как человека крайне озабоченного. – Вот такую удивительную для сэра Чемберлена сентенцию заявляет леди Чемберлен, с каждым своим словом всё дальше отдаляющаяся от права носить имя леди Чемберлен. А вот быть ей баронессой Лоринджер, ей всё ближе быть. И необязательно через бракоразводный процесс. А сэр Чемберлен начинает в себе ощущать такое кипение нервов и гнева, что он готов сойти с дистанции благоразумного джентльмена, присоединившись к компании самых отъявленных головорезов Джека-Потрошителя. Однозначно бывшего сэра и джентльмена, но с не очень устойчивой и усидчивой психикой. Кого в один из моментов довела до ручки ножа его благоверная, оказавшаяся не такой благоверной, за которую он её принимал, и не имея сердечных сил и душевных возможностей пережить в себе этот свой самообман, он через неё ударился во все тяжкие.
И вот сейчас на грани всего этого и оказался сэр Чемберлен, еле себя сдерживая оттого, чтобы не пригласить леди Чемберлен на кухню, чтобы отпить чашечку чая, и за этим процессом поспособствовать тому, чтобы леди Чемберлен на всю свою жизнь утолилась водой, в ней захлебнувшись.
И всё это так отчётливо на физиономии сэра Чемберлена отслеживается, что надо быть слепым или ослеплённым своим гневом человеком, чтобы всего этого не видеть и продолжать вести себя запредельно неосторожно. Как это продолжала делать леди Чемберлен с ещё большей силой подрывая авторитет сэра Чемберлена. Думать не думавшего до сего момента, с каким исчадием ада он в своё глупое время обручился и даже пытался эту злобную ехидну за леди посчитать и приручить.
– Чем, собственно, вы и привлекли моё внимание. – Продолжает вот таким словом нагнетать сложности восприятия себя и мира вокруг в сэре Чемберлен леди Чемберлен, в девичестве Сирена Горгона, как теперь всё больше и вернее удостоверяется сэр Чемберлен, только сейчас открывший для себя тайну необъяснимого с логической точки зрения своего поступка, связанного с женитьбой на баронессе Лоринджер. Кто кроме своего титула ничем не могла похвастаться, – во внешней привлекательности она была статична, то есть без своих особенностей, в умственной составляющей ей только по началу хватало такта себя причислять к хотя бы усидчивой леди, когда она не лезла со своим мнением в мужские разговоры, – и больше создавала обязательств для сэра Чемберлена, чем чего-то другого. И тогда получается по здравому и рассудительному размышлению сэра Чемберлена, что это он был кем-то или каким-то приворотным средством введён в заблуждение в деле необходимости для него баронессы Лоринджер. Кто ему даром не нужен и от неё только одни неприятности и проблемы.
– Где я ложно вас посчитала за человека сердечного, душевного и крайне милосердного. – Всё не останавливается и не останавливается в своём неистовстве баронесса Лоринджер, первый враг всех Чемберленов. – Не считая того, в какие области сердечных и личных фантазий уводит мысль одинокой леди при проговаривании этого интригующего до самых ваших подмышек многозначительного слова «озабоченность». Но как вскоре, после прихода сюда, в эту спальню, мною неоднократно было выяснено, то эта ваша характеристика личности ничего не имела общего с тем, что она собой подразумевает в мыслях всякой обстоятельной и здоровой на супружеские отношения женщины, а уж затем только леди.
И вы, сэр Чемберлен, открыли мне глаза на всю иезуитскую сущность вашего рода деятельности, которую вы, из той же чреватости, называете своей профессией. Единственной целью которой является не называть вещи своими именами и скрывать от не вовлечённой в процесс общественности истинное положение дел в мире. Ну так что, Артур, скажите мне как на роду у вас написано. Какого рода я у вас сейчас вызываю озабоченность? И вызываю ли? – С таким резким переходом баронесса Лоринджер перешла на прямые и провокационные вопросы к сэру Чемберлену, что он, итак пребывая и находясь в расстройстве крайне обособленности и будучи не в себе спокойным, и вовсе в себе растерялся, очень сильно не понимая в первую очередь этого обращения к нему баронессы Лоринджер: Артур.
– Какой Артур? Почему Артур? И мне кто-нибудь объяснит, что это ещё за Артур такой?! – каждый из сейчас проносившихся в голове сэра Чемберлена вопросов прямо вбивал его в несознательность, а его право на незапятнанную репутацию в ноги и затем чуть дальше, в пыль его туфлей. И это всё по причине интуитивного понимания сэром Чемберленом того, кто мог бы быть без этой бы присказки этот подлый и увлекательный для скучающих леди Артур ловелас.
А, между тем, не это самое сложное и опасное, что из себя представляет бывшая точно леди Чемберлен, кому ещё припомнится сэром Чемберленом её упоминания этого подлого на обман Артура, а баронесса Лоринджер, слишком самонадеянно ещё себя считающая леди Чемберлен по мнению сэра Чемберлена, готового под присягой доказать, что его с этой животной страстью, которую из себя представляет баронесса Лоринджер, ничего не связывает, предельно кульминационно ждёт от сэра Чемберлена ответа на свои, может быть, пока что только предположения, а не факт очевидности, на которой настаивает сэр Чемберлен. И сейчас сэру Чемберлену и говорить ничего не надо, и только он удостоит своим вниманием изголодавшуюся по вниманию леди Чемберлен, то разве она тогда не сможет не понять, как она всё-таки на его счёт опять была введена в заблуждение теми людьми, кто не желает счастье их крепкому браку.
Но как бы леди Чемберлен не смотрела с таким соблазнительными на компромисс посылами, сэр Чемберлен тупица, так и остался верен себе, человеку не пробивному на чувства и крайне чёрствому.
Ну а раз так, то вы сами, тухлый помидор и импотент скажу вам на прямую, альтернативно мыслящий сэр Чемберлен, напросились. И леди Чемберлен начинает подманивать его пальчиком руки, как прямо какую-то собачку. На что сэр Чемберлен выражает категорически неприемлемую позицию и протест. Само собой не опускаясь до уровня леди Чемберлен, отчитав её словом. А сэр Чемберлен задрал свой орлиный нос, поверх него посмотрел на эту строптивость леди Чемберлен и поднял перед собой указательный палец, чтобы с помощью него указать на недопустимость такого поведения леди Чемберлен (это баронессе Лоринджер всё сходит с рук и можно делать по её интеллекту-дуры).
И только сэр Чемберлен задрал перед собой палец и собрался им указать на недопустимость вот такого поведения леди Чемберлен, как эта стерва леди Чемберлен, берёт и изо всех сил как захлопнет дверь буквально перед носом сэра Чемберлен, что он не сразу и понял, за что ему сейчас так больно. За нанесённую леди Чемберлен обиду и нравственную рану его сердцу, или же за прищемлённый палец, как-то неожиданно оказавшийся в пределах рабочего пространства этой двери. Ну и то, что сэр Чемберлен больше не сдерживался и орал тут как резаный, так и не разрешило это его затруднение.
А между тем месье де Моль добрался до окна, с предельной осторожностью отодвинул шторку и ба(!) по дипломатическому выражению недоумения и эмоционального возбуждения, сразу наталкивается на для себя большую проблему в плане восприятия того, с чем он прямо сейчас столкнулся визуально и нарвался пальцем руки буквально. А именно на комнатный кактус. И как в момент понял обомлевший и прикусивший от боли свои губы месье де Моль, не сводя своего взгляда с торчащей из его пальца иглы от кактуса, то его всё-таки подловили на своём любопытстве, специально так близко от штор установив горшок с кактусом.
На кого напороться сможет лишь тот, кто здесь является гостем, а не постоянным сотрудником. Кому таким образом укажут, что нечего совать свой нос туда, куда тебе, гад ползучий, не разрешили по протоколу. А ты, в данном случае месье де Моль, только попробуй громко выразить свою крайнюю озабоченность произошедшим с самим собой, то тебе, конечно, пойдут навстречу и примут эту твою ноту протеста «Ля», принеся дезинфицирующие средства и бинты, но ты сам затем не будешь рад всему этому, прочитав в средствах массовой информации, как подадут читателю и потребителю этот твой прокол в чужой дипмиссии.
– Месье де Моль, дипломат с большим стажем дипломатической работы в банановых и кокосовых странах, со свойственным ему профессионализмом, отточенным его спецификой работы в этих жарких странах, после того, как себя зарекомендовал самым последовательным борцом за права кенгуру и рекомендации синоптиков, самых значимых представителей того общества, где месье де Моль проводил политику, и был поставлен во главе дипмиссии на один из самых проблемных участков дипломатического фронта борьбы за мир, шибко норовисто взялся за дело и тут же прокололся. – Для предисловия характеристики работы на местах месье де Моля такого абзаца будет достаточно, чтобы месье де Молю начать раздражаться и огорчаться, требуя сатисфакции от своего идеологического противника, опять все факты того что было передёрнувшего, и описавшего в свою сторону.
Но сейчас, стиснувшего свои зубы и губы месье де Моля взволновал во всём произошедшем другой момент, а именно необходимость для себя выяснить: «Случайно или не случайно здесь был установлен горшок с кактусом?». И если не случайно, как всё на это указывает, и в первую очередь досада и боль за себя месье де Моля, то тогда с какой целью и для чего.
И вот же чёрт и какие ещё по сложнее слова, то и на этот вопрос месье де Моль, пожалуй, знает ответ. И этот ответ ему так не нравиться, что он и использовал всякие матерные слова в качестве эмоционального сопровождения этого для себя ответа. Ну а сам ответ включал в себя то, что месье де Моль был так считан противником, что он запросто может предусмотреть каждый его последующий шаг, который будем им
