Первый рейс
Самый первый мой вылет в качестве второго пилота Ан-2 пришёлся на сентябрьское утро в Курган-Тюбе, в тогда ещё советском Таджикистане. Только непосвящённым могло показаться, что распределение в местный авиаотряд, да ещё на «кукурузник», было чем-то вроде провинности для выпускника лётного училища. Городок в таджикской глубинке, а для знающих- на самой окраине огромного Союза, оказался на удивление мне и на зависть жителям соседних областных центров опрятным и ухоженным. Много ли теннисных кортов и открытых бассейнов у аэропортов вы найдёте сейчас? А тогда, тогда, в 70-е, это была самая настоящая сказка. Но и работы было невпроворот. Все 15 лётных экипажей местного отряда были постоянно задействованы. Кто «на химии», кто на перевозках пассажиров, кто на перегонке авиатехники в ремонт.
В общем, мне повезло. Самолёт с бортовым номером 02444 отличался от всех в парке воздушных судов. Спаренные пассажирские кресла с обивкой и приятный вид салона были отрадой для тех, кто летал на «химии», и многие, в том числе и мой нынешний командир, не без заметного удовольствия принимали наряд на смену в рейс с пассажирами именно на этой машине. В местном АДП меня уже знали, но сильно удивились раннему появлению в моё первое рабочее утро. Диспетчерский и обслуживающий персонал прибыл позже меня, что, как оказалось, озадачило местных «старожилов».
-О! До рассвета ещё больше часа, а молодой уже тут. У нас дневные полёты, парень, - не то с лёгким упрёком, не то поддерживающе заявил старый начальник диспетчерской смены. -Иди полежи в комнате отдыха.
Мне ничего не оставалось, как принять его слова за похвальбу -не расстраиваться же! -но на провокацию поддаваться не стал.
Понимающе разведя руками, я отправился на стоянку назначенной накануне в рейс крылатой машины. К самолёту пробирался по сырой траве – темнота не позволяла увидеть удобный подход к стоянке, к тому же ни перрона, ни расположения стоянок я ещё не знал. У борта уже копошился техник в комбинезоне.
-Здорово, пилот. Летишь? На нём? - степенно повернулся ко мне он, не прекращая работу с отцепкой стояночных тросов от планера.
-Ну да, в Ховалинг.
-Сразу в Ховалинг? Ишь ты! - заметил техник и протянул мне свою замасленную руку, чем привёл меня в смятение. Моя новенькая аэрофлотовская рубашка была только что получена со склада, да и утюг на всю гостиницу был один. А тут масло…
Тем не менее мешкать с рукопожатием не стал и этот факт, как мне показалось, не остался без внимания стартеха.
Человек в комбинезоне представился:
- Иваныч.
-Тоже Иваныч, Валерий, - ответил солидно я, хотя был вдвое младше того.
Иваныч закончил внешний осмотр и подготовку и направился к КДП , в местных условиях выполнявшего также роль авиационно-технической службы.
-Пойду узнаю насчёт вылета, -бросил он на ходу, вытаскивая из кармана комбинезона ветошь для рук.
Меня разбирало любопытство. Пройдя по линейке самолётов и не заметив ни одного борта, опрятнее того, на котором сегодня летел я, с некоторым удовлетворением вернулся к стоянке. Из темноты к нам двигалась высокая стройная фигура. Это и был командир Нигматуллин.
- У АДП надо ждать, юноша, у АДП. Это ты уверен, что на четвёрках летим, а с началом смены всё может измениться. У нас так, - поздоровался таким образом со мной Нигматуллин.
-Понятно, командир, -только и ответил я.
Стало немного досадно за первый «прокол», а ведь лётная смена ещё не началась.
«Вот мой первый рейс и мой первый командир», - подумал я и протянул руку узбеку лет тридцати с широкой копной волос на голове и внешностью, удивительно напоминающей внешность солиста известной узбекской группы.
Светало. Любоваться восходом всё же не пришлось, наряд на Ховалинг с ранним вылетом остался в силе. Вернулся Иваныч и через пару минут доложил о готовности машины к вылету. Доклад техника был всего из одной фразы, так что я даже не успел приложиться к козырьку фуражки. Из обычного приветствия авиаторов стало понятно: училищных традиций, к которым за три года уже привык, здесь, на производстве, никто не соблюдал.
В кабине командир экипажа ознакомил меня с порядком ведения бортжурнала. Через несколько минут в салоне послышались голоса- привели пассажиров.
-Иди пересчитай, и спроси дежурного, Ашрафа, что ему привезти из Ховалинга, - обратился ко мне Нигматуллин.
Пассажиров оказалось восемь, а дежурный, на моё удивление, действительно оказался молодым мужчиной, что никак не вязалось с моим представлением о распределении ролей в авиации. Все восемь пассажиров были самыми настоящими пастухами и это тоже не укладывалось в моей голове.
«Мало кто на работу на крыльях летает», -заключил я, и обратился к сопровождающему:
-Командир спрашивает: что привезти?
Ашраф, высокий и стройный парень, помотал головой, давая понять, что ему от рейса ничего не нужно и соскочил с подножки «кукурузника» на землю.
Только закрыв дверь я вдруг понял, что с этой секунды за маленький мир внутри небольшого самолёта отвечать теперь мне и отвечать за жизнь и здоровье других теперь и станет моей работой. Теперь рейс зависит только от нашего экипажа и диспетчера. Про метеослужбу почему-то не подумалось.
Командир устроился на левом кресле, привычно отрегулировал его под свой рост, бросил короткий взгляд на меня и движением ладони подтвердил мою просьбу выполнить запрос на запуск и самостоятельный взлёт.
-«Родничок» , 02444 прошу добро на запуск.
-Три четвёрки, запуск разрешаю, ветер 20 градусов 5 метров.
Поймав взгляд Нигматуллина ещё раз убедился, что всё делаю в пределах допустимого. Техник с колодками стоял в стороне, давая нам знак о возможности запуска двигателя. Выруливание с перрона и руление на исполнительный старт выполнял командир, но не потому, что тот не доверял мне- на Ан-2 по-другому никак. Скрепя тормозами самолёт двигался по асфальту и занял позицию исполнительного старта.
«Родничок» дал разрешение на взлёт и я, не мешкая ни секунды, двинул РУД вперёд. Самолёт выполнил разбег и уверенно взмыл в воздух.
-Ставь горизонт в «чердак», - крикнул по СПУ Нигматуллин.
-Что, командир? -не расслышал я.
-В угол между капотом и воздухозаборником.
-Сделаю. Я знаю, командир, - ответил я на его указание.
Пока шёл набор я то и дело поглядывал на землю. Через фонарь в горном воздухе хорошо различались жёлто-коричневые склоны гор, среди которых всё реже и реже мелькали серые строения кишлаков. Наконец появились и заснеженные вершины. Набрав высоту 2100, встали в горизонт.
-Всё, отдохни, обратно полетишь сам, - услышал я и отдал управление левому .
-Как тебе Курган-Тюбе? Нравится? -спросил по СПУ Нигматуллин.
-Нравится. Бассейн, теннис настоящий. Играй - не хочу. Говорят, и в Колхозабаде так.
-Это всё немцы. Их перед самой войной сюда поселили. Вот они и принесли комфорт в горы. Эх, жаль, что не по всей стране их расселили, давно бы уже построили коммунизм, - отчего-то сделал и экономически и политически странный вывод Нигматуллин. -А что ел вчера? Нравится кухня? Местная?
-Плов ел. Да у меня мама делает часто. А я не люблю его, - удовлетворил любопытство моего начальника я.
-Вай мэ! Это разве плов! - с пародией на грузина воскликнул Нигматуллин и дёрнул штурвал как бы в знак вящего неудовольствия. – Разве женщине можно доверить такое блюдо!? И вообще- настоящий плов может сотворить -тут он многозначительно поднял палец вверх- только настоящий джигит с узбекской душой. Вот приедешь ко мне домой в отпуск в Наманган, я тебе покажу, что такое настоящий плов! Ты забудешь обо всём, что было в твоей жизни до плова. Вот будешь сидеть с нами на кошме, вдыхать чудесный аромат настоящего блюда, а по рукам, по рукам до локтей у тебя будет течь вкуснейший жир.
Тут он поднял руку и показал, как он от этого жира на руках следует избавляться.
«Нет, в Наманган я точно не поеду», - решил я после столь красочного описания трапезы.
Между тем под нами уже медленно проплывали заснеженные склоны гор. Облаков по-прежнему не было. Выполнив разворот над поворотным пунктом, мы вошли в мир из бесконечного количества пиков, белых пирамид и ущелий. В этом пространстве девственной природы не было заметно никаких признаков цивилизации и в какой-то момент показалось, что с таким же ощущением мы увидели бы поверхность Марса, если бы наш биплан оказался там. Но машина летела над предгорьями Памира и к тому же мой командир никак не выказывал ни удивления, ни восторга открывшейся перед нами картиной. Для него это было самым привычным делом - управлять самолётом в горах.
Над Ховалингом мы оказались менее чем через час после взлёта. Впереди капота среди тех горных массивов с трудом угадывался прямой участок реки Обимазор, а за ней вырисовывалась едва различимые контуры застройки крохотного городка.
- Вот, смотри сюда, - обратился Нигматуллин. -Как только капот накроет эту горушку, когда полетишь сам, переводи на снижение. Заход сейчас выполняю я, ты только смотри.
Получив «добро» от диспетчера, мы приступили к снижению. Постепенно среди горных кряжей стали вырисовываться селения, а в них всё подробнее и подробнее различались глинобитные дома, разбавленные белыми каменными строениями и аккуратные ряды пирамидальных тополей.
Посадка прошла штатно, Нигматуллин знал аэродром досконально. На стоянке нас встретили совсем обыденно, как будто и не было удивительного путешествия над каменной пустыней. Совсем измотанные полётом пассажиры, кряхтя, выбирались из салона на перрон. По дороге в АДП на мгновение остановился, чтобы почувствовать местный воздух. Да, воздух был особенным. Это был именно тот случай, когда можно было сказать: «Этим воздухом не дышат. Этот воздух пьют». Не меньше удивило и то, что тишина здесь была особая и опять же с известным прилагательным - звенящая.
Но наслаждаться местными особенностями времени не было, нам предстояло лететь обратно и выполнять ещё один рейс сюда же.
Загрузились такими же непривычными мне пассажирами-пастухами.
-Хамаш каро бандет. Насвай на кошет! - скомандовал по-таджикски командир экипажа разношёрстной публике в салоне.
Условились, что на этот раз взлёт выполнит он, а остальное- за мной. От запуска до набора управлял командир. За всеми действиями левого я старался наблюдать внимательно, не пропуская ни одного, даже самого малозначительного. Командир перевёл машину с номинального на крейсерский режим и дёрнул штурвалом, давая понять - бери управление.
-Над этой вершиной бери
