1.
Схоронившись за цветущим кустом сирени, чтобы никому не попадаться на глаза, Малуша ждала, когда из собора выйдет Митрополит. К ее великой радости Добрава поручила ей убрать внутренние помещения собора. С тех самых пор, как там начали вести службы, входить работному люду без нужды в Святую Софию было не позволительно. И Малуша любовалась на Софию снаружи, разглядывая, затейливые орнаменты из розоватых кирпичей, поставленных на ребро и углубленных в кладку здания, чудесные фресковые росписи, и вглядываясь в солнечные блики, что играли в уносящихся ввысь свинцовых куполах.
К счастью, в последнее время старая строгая тетка Добрава все чаще доверяла Малуше работать внутри собора. Ей нравилось, как тщательно и усердно скоблила и терла Малуша почти драгоценные мозаичные полы, с каким благоговением и почтением относилась к расписным стенам и всем предметам в соборе. А Малуша и рада была стараться, ведь эти полы своими руками выкладывал её дорогой муж, пропавший без вести пять весен тому назад. Как приятно было ей прикасаться к прохладной поверхности глянцевой смальты, заботливо вдавленной в штукатурку любимыми руками. Малуша гладила пальцами разноцветные узоры, и ей чудилось, будто она прикасается к нему – к тому, кого любила больше всех на свете.
Девять весен тому назад судьба буквально столкнула их на площади, внизу, на Подолье, где торговцы держат свои лавочки и всегда полно народу. Малуша очень любила это место. Купить она, конечно, ничего не могла, но ей нравилось разглядывать узоры на платках, что вязали киевские мастерицы, на расписную глиняную утварь, что привозили заморские купцы, а еще она любила смотреть, как работает прямо на улице гончар Беляй. Его мастерская была здесь же. Почти каждое утро Малуша собирала хворост в лесу и приносила его в мастерскую, за что жена Беляя отсыпала ей немного крупы или давала краюху темного хлеба. В тот раз Малуша тоже получила свою заработанную краюшку и выходила из тесной лавочки, уставленной глиняной утварью. Беляй как всегда сидел за своим гончарным кругом, а желтая податливая глина танцевала и извивалась в его руках, принимая постепенно мягкие округлые формы высокого горшка. Малуша засмотрелась на эту завораживающую взор картину и не заметила, как к гончарной лавке подошел человек. Он катил перед собой деревянную тачку, наполненную чем-то тяжелым, именно на нее и налетела Малуша, когда резко развернулась назад, чтобы пойти прочь. От удара девушка упала, больно ударилась о камни, разодрала руку в кровь. Подняв глаза, она увидела высокого незнакомца с темными кудрями, обрамляющими лицо. Малуша тут же хотела соскочить и бежать, но незнакомец наклонился к ней и участливо спросил:
- Цела? Не серчай, загляделся и не приметил тебя.
Эти слова очень удивили испуганную девушку, ведь она уже вся сжалась и приготовилась к ругани. Однако тот не ругался, наоборот, помог ей подняться.
Встав на ноги, Малуша все же хотела убежать, но взглянув на незнакомца, увидала, как в его строгих голубых глазах засветились добрые искорки – да так и застыла, расплывшись в неожиданной смущенной улыбке. Незнакомец был очень красив и не похож на толкущихся здесь мужиков. Да и говор его показался ей странным.
- Ты ведь не наш – то ли спросила, то ли ответила сама себе Малуша.
- Я - Деметрий, мозаичных дел мастер, вон там, в переулке, моя мастерская, - он показал в сторону Днепра, куда уходила узкая улица с множеством низких глиняных домов, в которых жили ремесленники.
- Чудно;е имя, - сказала Малуша и снова улыбнулась.
- Ромейское, - ответил Деметрий и, увидев кровь на руке девушки, вдруг повел ее в сторону своего дома. – Пойдем, я твою руку залечу, у меня есть доброе снадобье.
Малуша покорно пошла. Она все еще была под впечатлением от такого небывалого внимания к ней. В мастерской мозаичных дел мастера было много интересных предметов, и девушка с любопытством разглядывала их, пока Деметрий смазывал её рану какой-то пахучей смесью.
- Ты где живешь? - спросил он её.
- Там, у реки, в землянке, что под обрывом.
- А кто твой отец?
- У меня нет отца, - ответила Малуша, не спуская глаз с горшка, доверху заполненного чем-то ярким и цветным. – Никого нет. Меня бабка вырастила, говорила, что померли родители давно, а от чего – кто ж знает. А теперь и бабка померла, шесть вёсен уж как.
- Так ты одна живешь?
- Одна. – Малуша встала и пошла к выходу. Очень понравился ей новый знакомый, но пора и честь знать.
- А зовут-то тебя как? – спросил Деметрий, когда девушка уже поднялась по глиняным ступенькам.
- Малуша – весело крикнула она – маленькая очень была, вот бабка меня так и назвала.
- Малуша. - повторил мозаичных дел мастер и, высунув голову из мастерской, громко крикнул ей вслед – Не хворай, Малуша!
Через несколько дней Деметрий еще больше удивил девушку, когда как-то вечером появился на пороге ее землянки. Он вообще её удивлял. А правильней сказать, с появлением Деметрия вся жизнь Малуши стала какой-то удивительной.
Войдя в её тесное жилище, Деметрий занял половину его пространства, он был так высок, что задевал головой старые прогнившие бревна на потолке, и картина эта очень развеселила девушку. К ней уже давно никто не заглядывал, она и не задумывалась даже о том, какой маленький у нее дом.
- Как рука? – осведомился Деметрий. Он уверенно взял ее пораненную руку и внимательно осмотрел рану. Малуша замерла, прислушиваясь к незнакомым ощущениям внутри себя - ей показалось, что под теплыми пальцами удивительного гостя она стала таять как кусок глины на гончарном круге Беляя. Это странное ощущение так и осталось с ней на долгие годы. Оно возникало и сейчас, когда отмывая мозаичный пол собора, Малуша прикасалась к кусочкам смальты и думала о том, что когда-то к ним прикасался Деметрий. Где-то глубоко внутри будто вспыхивало солнышко, и его ласковые лучи согревали её до кончиков натруженных пальцев. Но тогда – это было совсем новое ощущение.
Малуша выросла рядом со старой уставшей от жизни бабкой, работавшей день и ночь на пропитание. Бабка, конечно, заботилась о девочке, но ровно настолько, насколько хватало её угасающих сил. Деметрий стал заботиться о ней совсем иначе. Ему очень приглянулась веселая девчонка с то и дело выбивающимися из косы русыми волосами. Он уже давно ни с кем не водил дружбы – росы не очень-то жаловали греков. Да ему это было и не нужно. Он всецело был поглощен своим искусством, выкладывая великие картины в невиданном доселе по своей грандиозности соборе Святой Софии.
Он тоже рано остался без матери - будучи еще совсем ребенком, но, в отличие от Малуши, он помнил её. Помнил, как ласково она перебирала его темные непослушные кудри и тихонько приговаривала: «Да пошлет тебе Бог любовь, чтобы был ты всегда согрет ею».
Вот, видимо, Бог и послал. Теперь Малуша гладила его непослушные кудри, когда укрывшись под сенью прибрежных ив, они до самого темна, пока вода в Днепре не становилась черной, валялись в мягкой траве и разговаривали обо всем на свете. Деметрий рассказывал ей про свое детство, про великий град Константинополь, про то, как умно там все устроено, а Малуша слушала, затаив дыханье, как слушают дети волшебною сказку, рассказанную бабушкой на ночь.
Они быстро привязались друг к другу. И заботливо друг друга оберегали. Малуша вспомнила, как однажды зимой она сильно заболела, уж думала, что помрет, и Деметрий три дня ничего не ел, все сидел рядом с ней, строго выполняя то, что велела знахарка. Ну а когда Малуша окрепла, он каким-то чудны;м образом смог пристроить её на заднее подворье собора, чтобы ей больше не пришлось мерзнуть в лесу, собирая хворост. С тех пор по вечерам, окончив работу, Малуша тихонько, словно мышь, пробиралась внутрь недавно возведенного гиганта. Схоронившись за сложенными в углу бревнами, наблюдала, как ее Деметрий, сидя высоко на лесах, кусочек за кусочком вдавливает цветные камешки в мягкую штукатурку. Её он наносил небольшими участками на сферическую поверхность купола, где был очерчен огромный образ женщины с поднятыми к небу руками.
- Кто это? – спрашивала она потом Деметрия.
- Это Мария, Богоматерь. Оранта. – Отвечал Деметрий. – Она молится своему сыну, нашему Богу - Христу, просит его простить грехи человеческие, не наказывать нас и помогать нам в делах наших.
- Так она добрая? За нас просит? – наивно спрашивала Малуша.
- За нас.
- И за меня?
- И за тебя. Она во всем нам помогает. Она – заступница. Покуда будет стоять Оранта, и Киев-град будет стоять.
Когда Митрополит, наконец, покинул собор, Малуша тут же поспешила туда. Как обычно, войдя в залитое светом просторное помещение, она остановилась и приклонила колени перед выходящим ей навстречу величественным образом Марии Оранты. Она просила ее за Деметрия. Как-то летом, он уплыл с купцами в Константинополь, чтобы отобрать лучшей смальты для новых работ, да так и не вернулся. Малуша не хотела его отпускать, будто чуяла беду, но Деметрий так решил. Он сказал, что лучшую смальту отливают в его родном городе, и он хочет сам лично отобрать достойный материал. С тех пор она верно ждала его, ходила на Днепр, смотрела, как приплывают корабли, но все впустую. Соседки злословили, говорили: «Уехал твой грек в свое греческое царство, не нужна ты ему, сирота, уж нашел себе жену из своих». Но Малуша не верила злым языкам. Чувствовала – случилась беда, не мог Деметрий ее вот так оставить. Как-то на рынке услыхала она разговор Беляя с мужиками. Говорили, будто сражение какое приключилась с греками. Много кораблей потопло – и воинских, и купеческих – кровью и телами покрылись берега. Застучало сердце бедной женщины, черной тенью легли на нее с того дня одиночество и тоска.
- Богородица, - шептала она Оранте, - заступись за Деметрия. Не верю я, что забыл он про меня, верую, что люба я ему, и что встретимся мы.
И будто отвечала ей Богородица: «Веруй, не забыл. Любовь терпелива. Любовь спасет. Повстречаешь его».
Малуша смотрела, как играют лучи солнца в голубом смальтовом хитоне Оранты и, действительно, верила. Бережно хранила образ милого в своём сердце.
Она вспоминала, как Деметрий колол большие куски волшебного цветного материала, а потом они вместе сортировали их по оттенкам, по размеру, раскладывая в кожаные мешочки. Малуша очень любила это занятие. Перебирая цветные кусочки смальты, она чувствовала себя почти княгиней, окруженной драгоценными самоцветами. Она видела княгиню лишь однажды, когда та, вместе с великим князем Ярославом пришла в собор. Тогда Митрополит, строго контролировавший работу мастеров, показывал князю и княгине как идет работа над внутренним убранством Софии. Малуша и другие девки, работавшие на подворье, затаив дыхание, смотрели сквозь узкое окошечко их коморки, как княгиня Ирина в сопровождении князя и многочисленной свиты величественно проследовала в собор. Подол её платья и серебряная мантия были усыпаны сверкающими самоцветами, складывающимися в чудны;е узоры. Сверкала драгоценными камнями золотая парчовая шапка, в ушах были серьги, а на груди массивное ожерелье из зеленых и голубых самоцветов. Малуша с восторгом рассказывала потом Деметрию о наряде
