опубликовали вопрос из его выступления:
– Хочу всех спросить: должна ли Швейцария, историей проверенное убежище для политических изгнанников и дезертиров, вернуть простого беженца Муссолини тираническому режиму, от которого он бежал?
Бенито мгновенно стал знаменитым. Как и мечтал. Выслан был не в Италию, а в Австрию. Оттуда не прекращал писать статьи для «Аванти!». Не прошло и года, как королевский указ гарантировал уклонистам амнистию. Его встречали в Швейцарии как триумфатора.
Анжелике уже сложно было скрывать свои отношения с такой неординарной личностью. Ленин позже сам высказался:
– Муссолини – это смелый человек и прекрасный лидер. Жаль, что упустили его. Он привел бы итальянских коммунистов к победе...
Да, наверное, привёл бы. Но – «в кузнице не было гвоздя». Лидер, да не коммунистов. Впрочем, фашистом он станет намного позже. А сейчас запланировал написать монографию по истории философии, чем немало позабавил окружающих, потому что получалось мало, а злился он много.
– Я открыл в ресторане меню – чуть с ума не сошел! Если бы вы только знали, что едят и пьют эти пьяные свиньи! Почему я не могу питаться так же? Почему я должен страдать? Как я ненавижу богатых! Как долго мне ждать?
Один случай Балабанова подробно опишет в своих мемуарах.
«За всю свою политическую жизнь я никогда не встречала человека, который так постоянно взывал к моему сочувствию, как Муссолини…
– Чего вы боитесь? – спросила однажды вечером, когда мы шли домой по пустынным улицам.
– Боюсь? – повторил он, останавливаясь и обводя вокруг глазами, которые, казалось, были полны ужаса. – Я боюсь деревьев, собак, неба, а также собственной тени. Да, своей собственной тени!
В этом месте он, казалось, взял себя в руки, пожал плечами и сардонически засмеялся.
– Я боюсь всего, всех – и себя самого!
Иногда он говорил о своем намерении написать что-нибудь «ужасное», от чего волосы встанут дыбом, гораздо более ужасное, чем короткие рассказы Эдгара По.
– Когда я впервые прочитал Эдгара По в библиотеках Тренто и Лозанны, думал, что тут же сойду с ума, так я испугался, – говорил он. – Я никогда не стал бы читать его на ночь. Ужас!
Он опять останавливался и добавлял после паузы:
– Я тоже начал писать в такой же манере, мой сборник рассказов будет называться «Извращение».
– Знаете, а ведь я ненормальный, – это заключение он повторял так часто, что оно стало лейтмотивом. – В какой сумасшедший дом меня заберут, когда я совсем свихнусь, не знаю, но я псих.
И он снова смеялся.
– Ну, конечно, вы сумасшедший, – обычно отвечала я. – Но оставьте в покое Эдгара По. И хватит постоянно болтать о своём безумии. Вы просто хвастаетесь им. Это что, так интересно? На мой взгляд, вы просто хотите, чтобы вам всегда сочувствовали».
…Для Балабановой 1907 год оказался сложным. Казалось, на сон остаётся не больше четырёх-пяти часов. Весной ей как делегату предстояло ехать в Лондон на V съезд РСДРП. Этот съезд должен был стать самым крупным и значительным форумом в истории российской партии.
Чопорные англичане с презрительным удивлением смотрели на шубы и меховые шапки десятков молчаливых мужчин, гуляющих по улицам и смиренно рассматривающих шпили местных зданий. А Анжелика удивлялась другому: как они здесь живут? Ведь изо дня в день одна и та же температура, плюс семь градусов – ни зимы, ни лета. Нет, в солнечной Италии лучше!
Съезд проходил в церкви. Настоятель храма Братства симпатизировал христианам-социалистам, но никак не ожидал, что спустя две недели споры не утихнут и арендаторы ни о чём не договорятся. В разгар прений он сам пришёл к этим странным эмигрантам, обсуждающим неизвестно что.
– Совет церкви Братства извещает, что вы можете пользоваться этим зданием ещё только два дня!
Плеханов, Горький и Балабанова были отправлены на переговоры, и они сумели добиться компромисса: на время церковных служб помещение должно освобождаться, а по ночам можно совещаться дальше. Сыграли свои роли максимальная горьковская известность, плехановская дипломатичность и прекрасное знание английского языка Анжелики. Разрешено делегатам совещаться, но не бесплатно. Настоятель, когда услышал, что денег нет, потребовал расписку – и чтобы абсолютно все поставили свои подписи.
Спустя лет двадцать Балабанова случайно узнает, что этот лист с автографами великих личностей лондонский батюшка выставил на аукцион, безумно обогатился и – оставил церковную службу.
Наслушавшись странных споров, насмотревшись на раздирающие партию противоречия двух лидеров, Ленина и Плеханова, сама в полном раздрае и недоумении возвращалась Анжелика домой.
– Неужели мы годами так и будем спорить? – сказал ей на прощанье Максим Горький. – Зачем нужно давить на тех, кто думает несколько иначе? Мы все разные, но дело-то одно делаем…
Она этого тоже не понимала. Ничего не смогла ответить старому другу.
Дома Анжелика по-прежнему помогала своему протеже. С её подачи Муссолини был принят в Социалистическую партию. Он забросил сборник своих рассказов-ужастиков, стал чаще публиковаться в газете «Аванти!».
Прошло не так уж много времени, и они оба были избраны делегатами на съезд итальянской партии. Исполком тоже решил, что хватит социалистам разделяться на два крыла и махать ими вразнобой. Левых оказалось больше, и правых – пусть даже они и правы – нужно исключить. Во главе с Биссолати. Если такая резолюция будет принята, значит, всё руководство партии и редактора центрального органа надо менять.
– Кто предложит резолюцию на рассмотрение съезду? – переглядывались члены левой фракции на закрытом заседании.
– А почему бы нам не назначить Муссолини? – предложил кто-то.
– Муссолини? Это не тот, которого из Швейцарии выслали за антиклерикальные выступления?
Вот пришёл твой час, твой звёздный час, Бенито Муссолини! Ты стоишь на трибуне, смотришь в зал и низвергаешь предыдущее руководство крупнейшей партии Италии, добавляя к тексту от себя:
– К чему чрезмерная чувствительность по отношению к коронованным особам? Да и кто они такие, насколько они полезные граждане вообще? Социалисты не могут позволить себе вечно молиться на них!..
Муссолини был избран в Исполком партии. Редактором «Аванти!» хотели назначить Балабанову. Но она предложила кандидатуру Бенито.
– Надо дать дорогу молодым! А Исполком поможет ему на первых порах. И я лично помогу.
Решено было сделать в газете двух редакторов. Только при таком условии Муссолини согласился.
Анжелика сразу же поняла его мотив. Нутро этого человека не могло отказаться от оказанной чести, но он физиологически боялся ответственности и знал, что Балабанова будет помогать ему, точнее будет всё делать за него.
Первое, что он сотворил, – убрал всех неугодных авторов и помощников. Неугодных, на его взгляд. А если требовалось написать передовицу или спорную статью, просил её сделать это. Умолял молча, глядя своими оленьими глазами. Иногда Исполком партии вызывал обоих редакторов на заседание или «на ковёр». Муссолини всегда говорил, что он болен, и не появлялся там.
О, как он полюбил выступать с балкона, чтобы видеть реакцию публики! Ему было всё равно, что кто-то называл его за это «Джульеттой». Он чувствовал себя по-настоящему счастливым, когда массы внимали его снизу. И как же быстро он набирал вес! Лишь весной пятнадцатого года, перед вступлением Италии в мировую войну, Балабанова снова увидела его испуганным и жалким.
Бенито вбежал в редакционную комнату, весь дрожа. Лицо было бледно, а глаза полны ужаса. Он плюхнулся в кресло, закрылся ладонями и начал рыдать. Это не походило на прежние истерики, на этот раз было что-то другое, более сильное, чем обычный нервный припадок.
– Война! Война! – повторял он. – А готовы ли мы? Кто нам поможет?
– Успокойтесь! – привычно попросила Анжелика. – Никто воевать не собирается. Это в правительстве кто-то воду мутит, а мы с вами социалисты, и не должны поддерживать милитаристские призывы.
С тем и уехала в очередную командировку по делам II Интернационала.
Война перепутала все позиции социал-демократов, разделив их на «оборонцев», «интернационалистов», «пораженцев» и «центристов». Идеологом «оборонцев» стал Плеханов. Большевики по главе с Лениным выступили за поражение своего правительства и превращение империалистической войны в гражданскую. Италия целых полгода держала нейтралитет, и все надеялись, что обойдётся. Но… Передовая статья в газете «Аванти!» призвала народ присоединиться к интервенции. Более того, в статье утверждалось, что это – позиция Социалистической партии.
Исполнительный комитет созвал чрезвычайное заседание. Анжелика чуть ли не силой потащила туда и Муссолини.
– Зачем вы это сделали? – спросила она по дороге.
– А чтобы правительство перестало колебаться! – гордо заявил он. – Сейчас и партия, и депутаты будут вынуждены одобрить мою инициативу. – Им некуда деваться! Мой час настал! Хватит отсиживаться в окопах!
– Человек, говорящий так, не может быть членом Социалистической партии, – тихо сказала Анжелика, понимая, что это конец. – Он должен быть на фронте или сидеть в сумасшедшем доме.
Из партии Муссолини был исключён, с редакторов снят. Италия вошла в войну.
Лишь много позже Балабанова узнала, что в тот день в кармане у Бенито лежал чек на пятнадцать тысяч швейцарских франков. Его передовая статья – это заказ промышленников, заинтересованных в войне. Потом у Муссолини будет много подобных чеков в кармане…
Для революционеров любых национальностей и взглядов война, охватившая две трети государств, оказалась трагедией, наверное, даже большей, чем для тех, кто сидел в окопах. Она заставила их пересмотреть всю свою жизнь и решить: с кем ты, кто теперь твой враг, которого ты будешь ненавидеть до конца жизни. Вчерашние братья по крови стали кровными врагами.
На собрании русских социал-демократов в Лозанне Георгий Плеханов потряс Анжелику и всех присутствующих своей фразой:
– Что касается меня, если бы я не был стар и болен, то пошел бы в армию. Мне доставило бы огромное удовольствие поднять на штык ваших немецких товарищей!
Это был последний бенефис «отца русского марксизма» и закат всей эпохи II Интернационала.
Георгий Плеханов ещё приедет в Россию. Это случится на несколько дней раньше, чем знаменитый «пломбир-вагон» привезёт в Петроград Ленина и его товарищей. На Финляндском вокзале Георгия Валентиновича будет встречать немногочисленная толпа. Выйдет вперёд семилетний мальчик, – он, когда вырастет, станет ректором Литинститута имени Горького – протянет первому русскому марксисту маленький букетик цветов. И всё, никакого броневика.
Балабановой среди встречающих не будет. Ленин попросит её остаться в Швеции, где она возглавит информационное бюро, закладывая основы для будущих дипломатических отношений между двумя странами. Больше года она прожила в этой стране, рассказывала о революции в России, готовила статьи на разных языках и рассылала их в газеты всего мира.
Ленин писал ей: «Дорогой товарищ! Работа, которой вы занимаетесь, представляет собой чрезвычайную важность, и я прошу вас продолжать её. Мы рассчитываем на вас как на человека,
