Улыбка Будды ( очерк)

                                                                            ॐशान्तिःशान्तिःशान्तिः

    «Поистине, кто видит всех существ в Атмане, и Атмана — во всех существах, тот больше не страшится смерти» (Иша Упанишада)


                                                                           Глава первая. Дели.

   Самолет приземлился в воздушную гавань Дели, когда не было и шести утра. Яков беспокойно кружил по центральному терминалу. Увидев меня, радостно побежал навстречу. 
    Мой товарищ давно покинул душные стены академии, всецело посвятив себя изучению древних языков и обычаев.  Ах, как же радостно видеть старого друга! Упав на заднее сиденье старенького джипа, я с жадностью прильнул к окну.

   Громадный город ухал, свистел, рычал. Горел и плавился на солнце асфальт. Неистово сигналили машины, звенели велосипеды, скрипели телеги, ревели мотоциклы. Зазывали клиентов уличные парикмахеры, торговцы, фокусники. А над всей этой какофонией звуков плыл  смердящий запах человеческих испражнений. Голова закружилась. Я зажал нос и опустил стекло. За окном в алебастровом мареве проплывали  бетонные коробки, улетали стрелою ввысь минареты мечетей, гордо и величаво смотрели на суету мирских соблазнов индуистские храмы.

  На перекрестке к машине подбежал мальчуган, постучал  по лобовому стеклу, требуя денег. В умоляющих глазах — отчаяние и безысходность. Яков приоткрыл окно и кинул горсть монет на асфальт.

— Почему ты не отдал  деньги в руки, а как собаке кинул на землю?— возмутился я.
— Эти бродяги больны: гепатит, тиф, малярия , — невозмутимо ответил  друг.

   Подавленный, я посмотрел на свои  начищенные до блеска ботинки, дорогие часы и ухоженные руки. Черной тенью пролегла незримая граница между нашими мирами. 

   В прохладном холле гостиницы  я облегченно выдохнул. Комнаты номера, на удивление, оказались уютными. Из окна открывался чудесный вид на сикхский храм из белоснежного мрамора — Гундвара Бангла Сахиб.

  
  Улица густо заполнялась людьми. Разноцветным серпантином брызгали  сари женщин и тюрбаны мужчин. В тени пальмы торговец фруктами бережно раскладывал  плоды папайи и манго. На  коврике с ручным мангустом на плече пристроился заклинатель змей. Величаво проплыла индуска . В короне воронёных волос полыхнул  цветок неизвестного мне растения. Однако, какая легкая, манящая красота, сколько музыки в бедрах, шелка в смуглых щеках, как круты разлеты бровей и сколько законченной грации в  движениях! Издалека полилась рага  с характерным мелодическим движением. Она летела стремительной птицей то верх, то вниз. Невозможно уловить характер связи этих звуков, их мелизматики. Но живая и незнакомая  музыка, кажущаяся на первый взгляд хаотичной, имела множество оттенков чувств, внутреннего движения и красоты. Так звучать может только шехнай. Я смотрел вниз не в силах оторваться от буйства красок, одуряющих запахов, ритмов чарующей музыки. Гибкая, певучая Индия  распахнула свои  объятия.

  Умывшись и переодевшись, мы спустились в ресторан. На столе — пиршество кушаний: запеченные овощи с рыбой, разноцветные маринады, бенгальское сабджи  из тыквы, коктейль из козьего молока и свежего манго, тонкие хрустящие папады , твороженные шарики в сиропе амлаки  и, конечно же, терпкий чай масала с мятой. Утолив голод, мы  перешли к непринужденной  беседе.

— Как первое впечатление?

— Я представлял Индию иначе: нужда отчаянная, это отвратительно. Но вместе с тем, какая прекрасная архитектура, музыка! Жажда жизни индусов заразительна. Одним словом, всё противоречиво и удивительно.

— Боюсь, что  сами индусы не понимают этого противоречия. Они любят свою страну: она питает их дух и воображение. Европейцам трудно быть объективными в Индии. Мы анализируем, используя логику и интеллект, а не систему ассоциаций и образов. Ум индусов иррационален. Они живут так тысячи лет: вне времени и собственной истории.

— Как это?

— Трудно объяснить в двух словах, сам увидишь. Если ты не очень устал, предлагаю  прогулку по Дели.

  Мы вышли на улицу. Волна обжигающего воздуха и благовоний перехватила дыхание. Повсюду — россыпи пьянящих специй и чая, огнистый муслин, лиловые орхидеи и лазоревая бирюза.

 Наряды индусов — своеобразная энциклопедия жизни. Яков выступал в роли экскурсовода.

— По цвету и узору на ткани без труда можно понять, кем является человек, к какой  касте  принадлежит. Как шутят сами индусы: «Судьба мужчины — в его тюрбане, судьба женщины — в ее покрывале». Посмотри! По узорам и цвету покрывала этой женщины  понятно, что она замужем и имеет  двоих детей. А  индус с крашеной бородой — богат: его  рубаха — из муслина с ручной вышивкой «шиша». Красотка слева — победнее:  сари из ткани с набивным рисунком.

  Яков был прав, на всем лежал отпечаток безвременья, воспоминаний прошлых лет. Вера индусов в традиции глубока и крепка. Европейцам сложно понять , как можно до конца жизни носить одежду, обозначающую принадлежность к той или иной общине.


  И вот перед нами храм Сваминараян Акшардхам.

  Раскинуло небо огромные крылья над девятью куполами храма. Здесь сияют гравюры  двадцати тысяч богов и священных животных, живут в тишине древние боги, из серебряных чаш льется сандаловый дым, а по ночам слышится шепот земли. В прохладных чертогах застыла печаль забытых тысячелетий, родились сотни рифм и строк, восхваляющих его красоту. Розовый песчаник и мрамор украшает стены. Цвет настолько чист, насыщен, что кажется, будто в каждой поре удивительного камня застыли капли росы. 

  Сидя на ступеньках храма, я чувствовал врачующий простор в душе. Это место как будто нарочно создано для того, чтобы уйти от  безрассудных эмоций, оценок, отрицаний, сомнений. Прижавшись спиной к горячему камню и  глядя в лицо настоящему и прошлому Индии, я постигал дыхание ее бытия. И пусть современные улицы стали шире, а дома выше, но , как и тысячи лет назад,  звенит колокольчик разносчика овощей,  льются песни, играют краски одежд, неудержимо кружатся в танце дервиши, восторженно смотрит на лик луны девочка с  волосами, не знавшими гребня, а в глубине ночей раздаются  потаенные вздохи. Время не властно над этой страной и  жителями.

  Спасаясь от  изнурительного зноя, мы укрылись в тени  деревьев  городского парка. С наслаждением я  откинулся на траву и прикрыл глаза. От неожиданного прикосновения чужих рук к своему телу вздрогнул. Я не видел лица женщины, сидящей чуть впереди. Не прерывая тихой беседы со спутницей, она осторожно массировала мои уставшие опухшие ноги. Растерявшись, ища поддержки,  я выразительно посмотрел на Якова. Но тот лишь усмехнулся.
 
 — Так она распорядилась своим временем. 

  Я подумал о том, как бы поступил на месте этой женщины? И мне стало стыдно за свое равнодушие к чужой боли.

   В эту первую ночь на чужой земле я долго не мог заснуть и всё разглядывал причудливый узор на карнизе потолка. Где-то в углу зашуршала ящерка-песчанка, метнулась по стене и исчезла за шторой. 

  На следующее утро, закинув вещи в машину, мы  выдвинулись на север Индии, в сторону Гималаев. Предстоял неблизкий десятичасовой путь до Ревальсара.


                                                                                 Глава вторая. Ревальсар. Гималаи

  Удушающая жара постепенно сменилась прохладой предгорных равнин, замелькали  узоры чайных и рисовых полей.  Через несколько часов пути мы сделали остановку у придорожного кафе с броским объявлением на двери: «Здесь продается дрессированный петух». Пока повар готовил  заказ, решили побродить по небольшому селению, расположенному на противоположной стороне.
  Стены жилищ  сложены из глины и палок, а вместо крыш — навесы из сухих листьев пальмы. Двери и окна отсутствуют. С любопытством заглянули внутрь. Вдоль стен - рубленые топчаны, застеленные  тряпьем. В углу — домашняя утварь: кастрюли, тазы, мотыги. В центре — высокий ритуальный стол с  фигурами  божеств и масляный светильник. 
  За домом, на огромной куче щебня работали дети. Паренек  молотком дробил камни, а девочки шести-восьми лет ссыпали их в плетеные корзины и носили вниз. Увидев нас, дети загалдели и радостно кинулись навстречу. Догадливый Яков достал из сумки кулечек с конфетами. Сладости мальчишку не заинтересовали,  несмело он  показал на мой  карман, из которого торчали блокнот и ручка. Принял мальчишка дар как великую драгоценность! Засияли глаза, заискрились. Вытянулся, как струна, затрепетал. Затем кинулся к дому и скрылся в его глубине.
  Вернулся через пару минут, робко протянул мне руку: на ладошке поблескивала статуэтка Золотого Будды. Глядя на  изможденное бронзовое личико, я остро почувствовал всю его  недетскую усталость. Силен и ярок свет солнца над головой, но он вынужден собирать лишь его  осколки на пяточке иссохшей земли. Глядя в чистые и добрые глаза маленького человека, я понял, что он достойно доиграет свою мелодию жизни: сплетет гирлянды из роз и жасмина, украсит ими богов и будет тихо молиться за себя, за меня, за всех нас, за то, чтобы ушли  печали и тяжести этого мира. И старость ему не будет страшна, потому что он уже обладал тем, что я, ввиду своего цивилизованного цинизма, давно растерял: способность к усилию и преодолению. Тебе, мой юный незнакомец, не трудно было встретить такого, как я, труднее было мне встретить такого, как ты. И я благодарен судьбе за эту нежданную радость, за цветы твоего сердца.

  Старенький джип натужно подпрыгивал. Впереди показались волны гор с наплывающими друг на друга густыми лесами. Резко извиваясь, дорога побежала вверх, косо нависли зазубрины скал. Начинало смеркаться. Плотная стена тумана окутала горы.  Перед каждым поворотом Яков останавливался и нервно сигналил встречным машинам. Путешествовать по горному серпантину Гималаев опасно и днем, а уж ночью – чистое самоубийство. От неминуемой трагедии нас спала только счастливая случайность. Бесформенный силуэт впереди заставил Якова резко ударить по тормозам. Перед нами, в двадцати метрах, стояла лошадь. Как последний часовой на страже исчезающего мира  недвижимо застыла на краю пропасти. Наверху послышался угрожающий треск. Огромный кусок скалы с грохотом обрушился на бедное  животное и унес его  в бездонную  тьму.

   Было далеко за полночь, когда мы добрались до Ревальсара. Постель оказалась сырой и холодной, но усталость после нелегкого пути взяла свое, и я мгновенно уснул.

  На рассвете меня разбудил звон молитвенного колокола. Я вышел на улицу. Стоял тот  хрупкий час тишины между сумраком и рассветом, когда в воздухе разлиты покой и полная безмятежность. Удивительный первозданный мир открылся  взору:  долина, окруженная зубастым веером гор, утопала в зелени сосен. Безмолвное озеро в холодном зареве восходящего солнца еще отражало бледное мерцание  звезд.
 
  Я спустился по узкой каменистой дороге вниз. Отсюда  хорошо открывался вид на древний буддийский монастырь. Фигурные выступы стен отчетливо прорисовывались в контурах  скалы.

  И вот торжествующее солнце осветило долину. Запели птицы. От налетевшего ветра зазвенели колокольчики, зашелестели волны