Мы приехали вчера утром, и как только вошли в дом, я сразу окунулся в прошлое, в своё далёкое детство.
Я — дома. Знакомый запах гостиной, приятный аромат маминых цветов; всё такой же угрюмый медвежонок на столе, а рядом с ним, на стене, мой детский рисунок на уже пожелтевшей бумаге. Те же стулья, столы, тот же дощатый скрипучий пол — всё так, как и двадцать лет назад.
В комнате был включён телевизор: мои старики каждое воскресенье слушают телепроповеди Грэма Хауэлла. Он, как обычно, вначале прочитал молитву, а потом стал о чём-то говорить. Я сначала не обратил внимания, думая о своём, и только через время до меня дошёл смысл его слов: «Братья и сёстры! — обратился Хауэлл к верующим. — Приближаются два неразлучных праздника, посланных нам с небес, чтобы отпели мы молитвы во имя всех святых наших; и почтили память, братья и сёстры, в следующий день, День всех усопших, всех...»
И как же во мне всё сразу заиграло, запрыгало; как свободно вздохнулось... закружило. Словно подхваченный осенним ветерком жёлтый лист, я вспорхнул и полетел над золотистыми кронами деревьев. И ощутил на себе её нежные прикосновения, её ласки.
Я отключился на время — я был с осенью.
Сколько себя помню, каждую осень я приезжаю в Калиспелл. Каждый свой отпуск планирую только на это время года: унылое, прохладное и сырое. И не представляю, как можно расслабиться и спокойно отдохнуть, например, летом, когда стоит невыносимая жара, когда в душных квартирах никому не сидится, и все выбираются на улицу. В такое время негде камню упасть: всюду люди, кругом толчея, много приезжих, туристов; парки до отказа забиты отдыхающими, в барах невозможно продохнуть, а о городских пляжах и говорить не хочется.
Всё это не то. Я считаю, это не время для отдыха. Мне, например, нравится поздняя осень. И не где-нибудь, а у нас, только у нас — в Калиспелле, округ Флатхед, штат Монтана.
Какая-то неистовая сила тянет меня в эти края. Здесь я родился и вырос, здесь живут мои родители, родственники и школьные друзья. Но даже не всё это, вместе взятое, притягивает меня сюда. Раньше я этого ощущения как-то не замечал, но теперь-то, с годами, обнаружил в себе страсть, или слабость, что ли, — я люблю лес. И не зимний, не весенний, не летний, а именно лес осенний.
Ещё на вокзале, стоя на перроне, сошедший с только что прибывшего поезда я сразу погружаюсь в осенний океан и ощущаю присутствие осени в каждом кубическом дюйме воздуха, слышу пьянящий аромат опавших влажных листьев и горьковатый запах грибов, доносящиеся из окрестных лесов; и радуюсь неповторимому и неизменному запаху дыма тлеющей в кострах листвы, собранной в кучи в парках, скверах и на газонах; пробиваясь сквозь эту палитру благоуханий, вдруг неожиданно донесётся далёкий и немного забытый запах, исходящий от ферм и скошенных полей: запах конюшен, коровников и заготовленного и сложенного в амбарах сена; и вроде ещё не так и холодно, но в прохладном дуновении северного ветерка уже ощущается морозная свежесть неотвратимо приближающейся зимы; и подвешенные на крыльце и верандах кашпо вот-вот снимут хозяйки и спрячут в сараях до следующего года. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание на несколько секунд, чтобы пропитать себя осенью и нахлынувшими воспоминаниями, и представляю полуголые деревья лесов, с которыми скоро встречусь…
Я завораживаюсь.
В первый день по приезду отдаю себя родителям. Они расспрашивают меня обо всём на свете, а я им долго и подробно рассказываю о том, что со мной происходило за прошедший год. Вечером, обычно, встречаюсь со своими друзьями, которых у меня в этом городке не сосчитать. А на следующий день встаю рано утром, надеваю охотничьи сапоги отца, тёплый комбинезон, брезентовую накидку на случай дождя, беру с собой рюкзак с провизией и отправляюсь в лес, в этот сказочный золотой мир. Могу бродить по нему целый день просто так, любуясь поистине неповторимой красотой янтарно-жёлтого царства. Бывает, возвращаюсь домой поздно вечером, а то и глубокой ночью (если она, конечно, светлая и лунная), но это происходит тогда, когда я ну уж очень соскучусь по своему лесу. Иногда пользуюсь его подарками: ягодами, грибами, а если решаю взять с собой ружьё, то хоть одного зайца или какую дичь, да подстрелю обязательно.
Я всегда приезжаю в конце октября, когда листопады в самом разгаре. Пройдёт неделя-полторы, и лес стоит уже полуголый — к ноябрю почти все деревья наполовину сбрасывают свои одёжки, оставляя лишь на самых верхушках жёлто-бурые шапочки. Идёшь по лесу в эту пору, и даже через сапоги ощущаешь под ногами мягкий, как перина, красно-жёлтый ковёр из опавших листьев. Смотришь на эту россыпь и невольно вспоминаешь прошлое, ну, по крайней мере, не всё прошлое, а весь безвозвратно уходящий год. И тогда этот влажный, лиственный ковёр кажется неким загадочным и мистическим местом, в котором собираются все годы, месяцы, дни и секунды уходящего времени. И как не вернуть нам наших прожитых дней, так не вернуть и листья деревьям, — философствую я, когда гуляю по ковру уходящего времени. А какие яркие краски можно увидеть на лиственных коврах! Особенно под клёнами. Здесь каждый красно-оранжевый лист, как маленькое солнышко, слепит глаза. Буйство осенних красок напрягает зрение, привыкшее полгода до этого созерцать тёмные, успокаивающие зелёные тона... Тишина. Господи, какая в это время года в лесу тишина! Словно всё живое вымирает до весны. Природа, затаив дыхание, замирает в ожидании суровой поры, затихает, словно боится пошевелиться, чтобы не разбудить зиму раньше времени. Единственные нарушители спокойствия: дятлы, вороны и сороки. Но, как мне кажется, они нисколько не портят её, а наоборот, только украшают — ведь согласитесь, скорее щебет жаворонка или пение иволги поздней осенью был бы в лесу некстати. К концу осени грибной сезон заканчивается, хотя, если внимательно присмотреться, то можно ещё обнаружить множество рыжих и коричневых шляпок, спрятавшихся под опавшими листьями и веточками от голодных глаз человека. Только опытный грибник сумеет обнаружить эти укрытия, если, конечно, его не опередят наши лесные друзья: белки или ежи. Но, обычно, любителей грибов в ноябре редко встретишь: конец осени — пора ненастная, сырая и прохладная, и мало кому по нраву. А вот я всё равно иду в лес, даже если моросит дождь. Естественно, когда пускается ливень, то ничего интересного такая прогулка не предоставит. Ну а если так: изморось или мелкий дождик, то для меня он не помеха, уверяю. Мне даже нравится ходить по склизким листьям, которые парят влагой и благоухают терпким ароматом прелости и постоянно прилипают, как назойливые мухи, к сапогам; и как ты не старайся их стряхнуть, ничего не получится — они намертво приклеиваются к резине. После дождя — да и во время него — запах в лесу становится каким-то особенным, неповторимо приятным, несравнимым ни с какими "Ревлонами". Вокруг, как полированные, блестят мокрые стволы деревьев. Во время дождя лес умывается и очищается от знойного и пыльного лета. На следующий день после дождя он погружается в белую дымку — туман. Лес тогда засыпает на весь день, а то и на дольше, укрывшись белым покрывалом, под которым видимость — не больше трёх-четырёх ярдов, а местами и того меньше. Иногда туман бывает до того густой, что даже невооружённым глазом видны маленькие кристаллики — капельки-песчинки, которые еле заметно поднимаются от земли, растворяясь где-то вверху; а некоторые, более тяжёлые и крупные, оседают на ближайших ветках и, собираясь в капли, снова возвращаются на лиственный ковёр. Когда идёшь сквозь такой туман, создаётся впечатление, будто проходишь через дымчатые стены: туман как бы слоями висит в воздухе: в одном месте он гуще, плотнее, в другом его меньше, или вообще нет. Однажды в такую погоду я оступился и чуть не свалился в небольшую яму, благо, вовремя успел остановиться... Да и заблудиться легко в туманную погоду. В таком случае, я беру с собой компас, хотя наш лес знаю, как пальцы своих рук.
В общем-то, тут надолго не потеряешься. Хоть в ясную, хоть в пасмурную погоду в лесу, или поблизости, кто-то да будет обязательно: охотники, егеря, те же грибники, или просто отдыхающие, такие как я, например. К тому же, в десяти-пятнадцати милях от Калиспелла находится Национальный парк Глейшер, один из тысячи живописных уголков Америки, где бережно хранится вся божественная красота, которую создала матушка Природа. Между парком и городом проходит автомагистраль номер 2Е, на которой постоянное движение транспорта; и эта трасса, в особенности её шум и гул машин, может служить ориентиром для заплутавшего в чащобе человека. А если взять севернее, оставив на востоке Глейшер, то через несколько десятков миль, за лесистыми холмами и скалистыми нагорьями, окажешься на границе с Канадой. Так что, кто-нибудь обязательно найдёт потерявшегося. Надо только не паниковать, вот и всё. Лес — не враг, он сможет защитить заблудившегося.
Живёт в наших краях такая легенда. Давным-давно здесь жили только индейцы шайенны. Окружавшие их холмистые леса Монтаны они считали священными. Правда или нет, но до сих пор считается, что лес не любит людей жадных, коварных и нечестных. Поверье такое пошло: если кто-то не вернулся из леса, значит, что-то нечистое было в том человеке. Говорят, лес может любить, но немногие его любви удостаиваются, а только те, кто сам его свято любит. Такой человек жил среди индейцев. Он каждый день ходил в лес, каждый день с ним общался и каждый день был счастливей всех счастливых. И жизнь он прожил долгую и здоровую. Прознал про это вождь его племени, позвал к себе в вигвам и спросил: «Брат мой, скажи мне, правда ли то, что ты уходишь в горы и разговариваешь с деревьями?» — «Правда», — отвечал счастливый воин. «И то, что они тебе отвечают, тоже правда?» — «Да». — «И ты не придумываешь всё? Ведь деревья безмолвны, как камни». — «О, нет! Лес живой, как ты и я. Он умеет любить и говорить ласками...» — «Это всё?» — «И наделять силой и счастьем». — «Но ты живёшь как все, имеешь не больше, чем твой брат. В чём же заключается твоё счастье?» — «В радости нового дня, в красоте мира, в любви к жизни.» — «Что надо, чтобы слышать голос деревьев?» — «Надо любить его...» — «Но я люблю нашу землю, люблю наши скалы и лес... Почему же я болен и чувствую горесть и усталость?» — «Он сам выбирает себе друга, — отвечал индеец, — если только сердце его и совесть чисты, а любовь к лесу искренняя. Такого человека лес почувствует, поцелует и счастьем обольёт его жизнь». По поверью, на следующий день вождь ушёл в лес за счастьем и не вернулся. Кто знает, возможно, его совесть была нечиста, а любовь к лесу неискренна.
[justify][font=Times New
