Её добрые глаза с вожделением смотрели на меня; по цвету они совпадали с безмятежной гладью бирюзового океана, на фоне которого она сидела. Космическая гармония. Миндалевидной формы глаза, обрамлённые длинными ресницами, тонкие волнистые брови, на которые ниспадали смолисто-чёрные волосы чёлки, слегка приоткрытый в умильной улыбке ротик с ещё не тронутыми любовью бледно-розовыми губками — её лицо было настолько красивым, что вызывало во мне трепетное волнение и дрожь в голосе. Юная, она одним только своим возрастом превращала меня в бессильное существо. И можно было не смотреть на неё, а просто ощущать рядом, даже с закрытыми глазами, даже во мраке ночи, чтобы начинать испытывать мальчишеские, робкие чувства нежности и слышать учащённое биение собственного сердца. Не зная, что такое стеснение, не ведая про этические нормы и этикет, она слушала мои рассказы, не отрывая от меня глаз, и всё время трогала мою кисть, рисуя на ней кончиками пальцев короткие волнистые линии и восьмёрки. Тактильное общение между незнакомыми и малознакомыми людьми — привычный способ коммуникации в её среде. Я долго не мог привыкнуть к такому её поведению — к неожиданным прикосновениям; и каждый раз вздрагивал и каменел, когда она дотрагивалась до меня, чтобы смахнуть с моего лица прилипшую паутинку или пух, запутавшийся в волосах, или чтобы поправить ворот рубашки.
Мы разговаривали на похожих языках и понимали друг друга с полуслова. Её имя состоит только из гласных букв: такое мелодичное, воздушное, так необычно звучит. У них тут все имена собственные состоят только из гласных букв.
— Ты умеешь летать? — спросила она.
Я посмотрел на синее… нет, скорее, на сиреневое небо — облака, огромные розовые клубы ваты, медленно проплывали над нами, такие низкие, что, казалось, стоит подпрыгнуть, и можно рукой отщипнуть пучок.
— Умею, — ответил я, щурясь от непривычного белого света звезды под названием Аию. — Скажу даже больше: я лётчик.
— Это что?
Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Я когда-нибудь научу тебя летать по-настоящему.
Она вопросительно посмотрела на меня, точно ребёнок, не понимающий, о чём говорит ему взрослый, и переспросила:
— Как это, по-настоящему?
— Как птицы.
— Я боюсь прыгать с такой высоты, как наши братья.
— Нет, не так. — Я перевёл взгляд на утёс и летающих над океаном людей с самодельными крыльями. — Как птицы, только с другими крыльями. И высоко-высоко, над самими облаками.
— Мы так не умеем. — Она с опаской посмотрела на небо.
— Научитесь, — с уверенностью провидца ответил я. — Обязательно когда-нибудь научитесь.
* * *
Её, похожую на Землю, астрономы обнаружили случайно. Она находилась в 24 световых часах от газового гиганта Эфты, седьмой по счёту планеты, принадлежащей достаточно молодой — по сравнению с Солнцем — звезде-гиганту Талии, расположенной на противоположном краю Млечного Пути. Незнакомка одиноко кружила на шестнадцатой орбите, и никто никогда, даже зонды, не замечали её, неприметную. Всех интересовала Эфта, размером с Юпитер, и её спутник — микропланета NK8/45.
Нас с Мэлом отправили в это длительное путешествие с одной только целью: найти место, пригодное для жизни и переселения. «Пусть она будет размером с Луну, главное, чтобы на ней был кислород да небольшой кусок суши. Если там окажутся непокорные человечки с антеннами на темени, мы их быстренько урезоним парочкой водородных бомб, — напутствовали нас великие мира сего: президент и его свита — индустриальные магнаты и банкиры. — Страна отблагодарит вас. Вы и ваши семьи будете первыми переселенцами, кто вместе с нами покинет Землю», — обещали они.
Пять лет они вбухивали в эту программу триллионы долларов. Их спешка связана с внезапным потеплением климата. Клюнул петух, когда парниковый эффект дал о себе знать: средняя температура атмосферы на Земле подскочила на 6˚Ф буквально за два года. Весь мир трубит об экологии. Но дело тут не только в ней. По-моему, они что-то не договаривают. В частности, про Солнце, которое стало горячее. С потеплением климата жизнь на планете превратится в выживание.
Жить в теплице толстосумам стало, видимо, некомфортно, вот они и спасают свои задницы от вездесущей жары и парилки. Быстренько вложили денежки в секретный проект: космическую программу «Земля 2». Инженеры создали сверхмощный двигатель, способный разогнать космический аппарат до сверхсветовой скорости, спроектировали звездолёт, а астрономы подыскали планету, подходящую для жизни. Такая обнаружилась в планетарной системе звезды Талия, куда нас и отправили на разведку.
Сомневаюсь, конечно, что они переселят на неё всех жителей Земли. Не уверен, что они нас-то с Мэлом возьмут с собой: самим бы хватило места. Ну да ладно. Мы выполняем свой долг. Это наша работа. Скорее всего, Землю покинут избранные, в число которых войдёт определённое количество привилегированных особей: миллиардеры, политики да всякие тайные правители планеты; и, несомненно, в первую очередь они прихватят с собой прислугу, так сказать, трудовой персонал, который будет состоять из инженеров, строителей, медиков и различных научных сотрудников. Жизнь-то на новом месте надо будет начинать с нуля. А плотников на новом месте может не оказаться! Следом придётся запускать грузовой корабль (его строительство, кстати, уже начали, когда мы улетали) с половыми тряпками, туалетной бумагой, молотками и топорами. Сантехники, слесари, повара, обслуживающий персонал: этой категории человеков, естественно, повезёт неслыханно.
Время в пути составляет ровно 4 года 86 дней. Это туда. Столько же обратно. За то время, пока мы с Мэлом будем добираться до туда, они построят ещё пару межпланетных кораблей плюс грузовой небоскрёб, и, как только мы дадим «добро», отправив данные в Центр управления миссией, стартанут.
Вряд ли об этом событии сообщат в СМИ, и уж наверняка во время запуска на мысе Канаверал не будет зрителей — почётных гостей. Всё будет шито-крыто. Им же не нужна всеобщая паника. Нам, простому люду, ничего толком не говорят, не объясняют. Народ мало что понимает, и не в курсе событий, происходящих вокруг (я про науку, про парниковый эффект, про секретные космические проекты и новейшие технические разработки). Всякая разная информация, которую скрывают от нас, всё ж таки нет-нет, да просачивается. Взять, к примеру, вопрос, касающийся экологии: существует мнение, что причина парникового эффекта вовсе не в загрязнении атмосферы, как то пытаются вдолбить в наши головы, а из-за естественного расширения Солнца. Но зачем лишний раз создавать напряжение в обществе и нагнетать панику, порождая фобии? Пусть человечество остаётся в неведении, пусть думает, что всё можно исправить; и самостоятельно выживает, как огурцы на тепличной грядке, — вот как они рассуждают. Загадили планету, а теперь драпают, негодяи. Пока народ прочухает правду, они давно уже будут обустраиваться на новой планете со своими семьями.
После исследования Эфты, в атмосфере которой был похоронен один из зондов, мы направились к её спутнику — NK8/45. Сблизились. Никакой схожести с нашей Землёй ни я, ни Мэл не заметили. Сделав пару витков, мы сбросили второй зонд, который тоже навечно утонул в плотной перине облаков, окутывающих всю планету. Единственное, что он успел передать, — пару фотоснимков с изображением тумана и один единственный показатель: 184.3°Ф. И всё.
Земля, естественно, пребывала в разочаровании. В Центре — траур. Да и мы с Мэлом расстроились, потому что мечтали передохнуть: выйти на поверхность и размять косточки. Четыре года взаперти, шутка ли! А ещё столько же обратно.
Но не успели мы покинуть талийскую систему и взять курс на Солнце, как из Центра поступил приказ: необходимо срочно вернуться, чтобы изучить другой объект. Ранее на него не обращали особого внимания, считая безжизненным спутником или гигантским астероидом. Астрономы, сделав расчёты, предположили, что климат на нём должен быть менее жаркий, чем на NK8/45, хотя бы на порядок — орбита объекта находилась прямо на границе зоны обитаемости.
Мы развернулись и направились к этому объекту. Президент и банкиры ежедневно выходили с нами на связь, подбадривали, всё сулили нам горы золотые, если мы найдём для них пристанище. Их занудное нытьё, типа: «ну как там?», «ну что там?», «а есть ли там золото или нефть?», ох, как сильно раздражали нас с Мэлом.
Объектом оказалась планета диаметром чуть меньше Земли. И была чертовски красивая, голубовато-розового цвета, ну точно копия нашей. Визуально уже было ясно, что на ней есть атмосфера и благоприятный, судя по облакам, климат; в проталинах облачности просматривались коричнево-зелёные участки земли и бирюзового цвета во́ды океана. Суша представляла собой один огромный континент, занимающий треть планеты. Оставалось проверить красавицу на пригодность: определить атмосферное давление, радиацию, температуру и обитаемость. Радоваться пока не спешили, по опыту знали: первое впечатление зачастую обманчивое.
Так как последний многоразовый зонд мы потеряли на NK8/45, теперь самим надо было спускаться на поверхность. Счастливый билет выпал мне. Хотя я — командир, и по инструкции должен оставаться на борту, всё же, пользуясь служебным положением и тем обстоятельством, что у Мэла на Земле осталась семья, я категорически настоял на своей персоне. И никаких «нет».
— Не задерживайся, Сэм. Если там встретишь красоток, передай им, что ты не один, — шутил Мэл.
— Нет, братец, я им всё про тебя расскажу: про детей и жену! — смеялся я, усаживаясь в тесную кабину спускаемого аппарата. — А вот сам на пару вечерков зависну, если там поблизости окажется паб. Шучу! Не переживай, Мэл, прихвачу я и для тебя инопланетянку, поделюсь.
[justify]Посадка была мягкой — на песчаную прибрежную зону. В отличие от зондов, нашпигованных датчиками и фото-, видеокамерами, модуль не был оснащён никакой аппаратурой. Всё оборудование находилось на мне, на скафандре. Настраивать датчики, записывать параметры, производить съёмку должен был я сам. Но, приземлившись, я не торопился их
