Не сотвори себе Q-мира

договор страхования жизни. И завещание напишу. Отсутствие нотариально заверенных последних распоряжений отрицательно сказывается на имидже усопшего.

Додумать эти довольно-таки неуместные в моем положении мысли помешал грохот падающей швабры. Чудовище оглушительно заорало и отскочило.

Воспользовавшись моментом, я метнулся к двери и обнаружил, что не достаю до замочной скважины. И никаких тебе пузырьков «Выпей меня». Впрочем, если добраться до аптечки — там можно отсидеться, даже несколько дней, с учетом витаминов и стимуляторов. Главное, чтоб дверь ванной была открыта.

Прямоугольный великан-призрак по-прежнему загораживал окно. Вид луны, просвечивающей сквозь его зеленоватое тело, не способствовал сохранению самообладания. Я грохнулся в обморок и сделал лужу, в падении опрокинув многострадальный кофейник. Чуть не утонул, зато кофе вернул меня к реальности.

Реальность не радовала. Падающая швабра толкнула вешалку, пальто и плащи смахнули коробку с хозяйственным хламом, мешочек семигранных гаек расплющил мою любимую шляпу. В потемках я наступил на тюбик с гуталином, и на полу повсюду чернели следы. Изодраная когтями портьера висела на честном слове. Картину разгрома довершали опрокинутые стулья и осколки абажура.

А на письменном столе, хищно урча, глодала гусиную ножку изящная полосатая киска месяцев четырех от роду.

Зверя вместе с его добычей я вынес в коридор, взбодрился лошадиной дозой кофе и по мере сил привел комнату в порядок. Бумажная скатерть, вся в жирных пятнах после кошачьего пиршества, разделила участь тысяч себе подобных. Не судьба ей стать картой будущего Мира... Я начал рисовать координатную сетку на свежем листе. Необходимая, но совершенно механическая работа оставляла дух свободным, и...


Принцип повешенного ружья.

— ...и поскольку преступнику удалось скрыться, будет повешено его ружье.

Судейский, этакая жаба в парике, продолжал бубнить, как будто я вовсе не висел в двух метрах от его багрового носа. Конвойный около скамьи подсудимых откровенно дремал, опершись на подсудимого; тот не роптал, поскольку являлся ружьем почтенным, с кремневым затвором и облезлым прикладом. Раструб на конце его длинного ствола был под стать воронкам, кои употребляют для разлива вина по бочкам.

Судебный фарс наводил на философские размышления о том, что мир — театр, и висящее на сцене ружье непременно выстрелит в конце последнего акта. Любопытство толкнуло меня отлететь к задним рядам, материализоваться и обратиться к соседу с риторическим вопросом:
— Довольно необычный приговор, не правда ли?
— Неуловимый Джо любил свое ружье и даже считал его живым, — ответил тот и нехорошо подмигнул.
— Вы думаете, он примчится спасать свою пушку?
— Держи карман шире!

На всякий случай я так и сделал.
Какая-то добрая душа тут же избавила меня от носового платка и от необходимости его стирать.

— ...Свидетель! Подойдите, наконец, к трибуне!
Меня вытолкали вперед, и началась судебная канитель:"бело-черно не берите, да и нет не говорите«. Сначала это забавляло, потом стало надоедать, и я без спросу взял слово.
— Как всезнающий демиург, я готов засвидетельствовать невиновность Джо и отсутствие преступления как такового.

Пронесся ропот, потом упала тишина и кусок штукатурки с потолка. Я заговорил, и зал превратился в одно большое ухо, зонтом укрывшее меня от осеннего мелкого дождичка. Внизу три ковбоя гнали стадо белых бычков. На раскисшей дороге оставались кровавые лужи разжиженного атмосферными осадками томата. Неуловимый Джо был в голубой шляпе и канареечных джинсах, а Большой Билли — вовсе без шляпы, зато в тюбетейке. Третий головной убор, шапка-невидимка, слилась с местностью: раскисла, смылась и впиталась в почву. Ее владелец принял обтекаемую форму и пришпорил не менее обтекаемого любимого конька.

По закону всемирного тяготения мужчин к выпивке, их притягивал салун. По законам рынка, он должен был возникнуть. По законам жанра, после первой кружки завязалась драка с местным населением.

Большой Билли вмазал вождю команчей по носу. Вождь Три Пера врезал ему в челюсть. Неуловимый Джо ускользнул из захвата и съездил Зеленого Змея по уху. Тот не остался в долгу и долбанул Большого Билли по ребрам. Третий ковбой попытался закидать Тыгдымского Коня шапками, но шапок ему не хватило. Тыгдымский Конь шандарахнул его по хребту, пригнул к земле и отоварил добрым пинком. Зеленый Змей хватил Большого Билли сухим кактусом. Неуловимый Джо снова ускользнул от захвата и треснул Тыгдымского Коня корзиной со съестными припасами. Вождь Три Пера влепил пощечину ковбою-невидимке. Тот, недолго думая, преподнес хук слева ни в чем не повинному Тыгдымскому Коню. Вождь ловко заехал Большому Билли в солнечное сплетение, но с тем же успехом он мог бы ударить мешок картошки. Большой Билли хотел стукнуть противника по макушке, но его кулак заблудился в трех страусовых перьях, украшавших головную повязку вождя. Неуловимый Джо трахнул Большого Билли неведомо где добытым костылем. Костыль, естественно, переломился. Большой Билли ухватил Зеленого Змея и Тыгдымского Коня, с деревянным треском столкнул лбами. Крепкоголовые индейцы развернулись спина к спине и заработали кулаками. Неуловимый Джо опять увернулся, а ковбою-невидимке случайно дали по шапке. Тыгдымский Конь лягнул вождя, тот саданул Зеленому Змею между ног, Змей не остался в долгу и засветил Большому Билли в глаз, Одноглазый Билли поймал Неуловимого Джо и впчатал лицом в салат. Во все стороны полетели куски овощей и нецензурная брань, Огуречный Джо рванулся брать реванш. Не взял, поскользнувшись на ломтике огурца. Тыгдымский Конь немедленно оседлал лежащего, пару раз приложил об пол, нечаянно подставил подножку Большому Биллу и был погребен под тремястами фунтами живого веса. Тем временем Зеленый Змий и вождь Три Пера выкручивали друг другу руки, а третий ковбой, временно оставшись без дела, дерябнул стаканчик виски.

— И мне, — жалобно попросил Огуречный Джо.
— Тебе — лосьона огуречного! — прорычал Большой Билл. — А мне двойной с содовой!
Индейцы, тоже охочие до огненной воды, сообразили на троих прямо из горла.

— А платить кто будет? — сурово осведомился бармен.
Шесть глоток хором проорали «Они!», шесть пальцев указали на противников. Такой поворот дела не понравился ни ковбоям, ни индейцам — и сражение возобновилось с новой силой.

Скучнее бессмысленного мельтешения только мельтешащая бессмыслица. Я успел вздремнуть, а краснокожие и бледнолицые все еще портили мебель. Толпа болельщиков необратимо поредела: когда переваливает за полночь, мужчины предпочитают вестерну легкую порнуху. Салуну пришло время закрыться, а сюжету — закруглиться.

— С вас двадцать шесть долларов сорок семь центов, — бармен поднялся из-за стойки во весь немалый рост, сверкнул красным глазом. — Двадцать шесть долларов сорок семь центов! Двадцать шесть долларов сорок...

Короче, все умерли.
А ружье так и не выстрелило из-за плохой погоды.


Харей в’Плоттер

Пока суд да дело, я провел последнюю линию координатной авоськи, и дух мой вернулся на положенное место. Но за время отсутствия в моем теле поселился некий нездоровый дух. Я его выдворил, материализовал и призвал к ответу:

— Откуда ты, прелестное дитя?
— Харей в’Плоттер, — представился он. — Единственный такой.
— Бесцеремонный?
— Ну, ващет... пришлось временно отступить перед серьезным противником. Вот выучусь, вырасту, куплю тебе тысячу новых тел... если ты считаешь, что я нанес серьезный ущерб.
— Хо! И с какого ты факультета, вундеркинд?
— Гренке... Гретхен... Гринфилдторф!..

Не, все понимаю: студенческий сленг, любовь к каламбурам и такое-прочее. Но кто ж из наших «академиков» до такого додумался — скрестить чай с торфом?! Юнец принял мой озадаченный вид на свой счет и выпятил грудь:

— Я, знаешь ли, был полным ничтожеством, пока не попал в школу магии. Теперь другое дело: взмахнул палочкой, и...

Он взмахнул... ох, взмахнул! Я чудом не лишился глаза. Понятно, зачем ему очки. Зато совершенно непонятно, по какому блату его приняли в Академию. Ну что ж, посмотрим, чья палочка длиннее! Я пробормотал «Да пребудет со мной сила!», бокен послушно порхнул со шкафа в руку. Воспоследовала некрасивая сцена избиения младенца.

— Долго собираешься развлекаться? Это ты так трудишься над дипломом?
Магистр Ансельм стоял в дверях в обнимку с какой-то аспиранткой. Судя по морозу по коже и ухнувшему куда-то вниз желудку, разнос меня ожидал нехилый. Но — позже, не при посторонних.
Спутница магистра избытком такта не страдала.
— Харей, умойтесь и приведите в порядок одежду!
Вундеркинд послушно потопал в мою ванну. Ансельм подмигнул мне и распорядился:
— Выдай ему полотенце.

Полотенце я выбрал самое махровое, по пути пропитал ядрённым парфюмом и еще кое-чем. Харей-в-Плоттер застрял в моей ванной по меньшей мере на час, пока дамочка не вывела его оттуда за ручку. О да, на его месте сам Ансельм застеснялся бы!

На физиономии юнца навсегда запечатлелись надписи «Интеллектуальная собственность» и «Торговая марка».