Гора любви

звездой, искрою и наконец пропало совсем, будто и не было.
  -Не справишься и оба останетесь тут – среди духов.-Проговорил рядом глуховатый голос.
  Один из шрамов на лице женщины прошёл через угол рта и запёкся, отчего было нельзя широко открыть рот. Молодые черты лица, не сочетались с инейстой сединой волос, заплетённых в тугие косицы. На ней была Суровая рубаха, вышитая следами зверей и птиц, как часто делали охотники, на удачу, к витому кожаному шнуру на поясе привешены кабаньи клыки и когти зверя чьё имя запретно, а на шее висел нож в ножнах.
  -Но тропа совсем в другую сторону.
  -Если тебе достанет любви, дойдёшь.-Отозвалась она, двинувшись по тропе.
  -Где мы?-Спросил Улор.
  -Это сурад – образ каждой вары на земле.
  Рубаху на спине женщины ток-то разодрал, в прорехи виднелась череда тонких, острых шрамов, от крестца до шеи, череда эта петляла в право-влево от позвоночника, пересекая его, движение тела делало эти рубцы подобием колышущегося пламени.
 
  Свет ударил в глаза, их нещадно заломило, он сбился с шага, заслонился от злого, яркого солнца. Нельзя было останавливаться, иначе он потеряет её в пёстрой разноязыкой толпе предвратного рынка. Она шла в трёх шагах перед ним в белом платье из египетского льна, укрыв голову накидкой с пурпурной каймой, так ходили многие в городе, но ей нужно особенно тщательно скрывать своё лицо и тело от взора Всевышнего. Демон-огнепоклонница, она богомерзким путём приводит сюда чужаков с белыми лицами и волосами светлыми, как песок или соль, их зовут ваяврами. Ещё до потопа такие же демоны как она, привели их с севера и те строили, племенам незнающим Господа, круглые капища и селища где те поклонялись огню и солнцу, отвергая Предвечного. Эти демоны, пережив потоп, продолжили распространять по свету огнепоклонство. Они прельщают людей диковинными знаниями и ремёслами, пришедшими не от Бога единого. Богопротивным способом приводят сюда чужаков с узкими глазами на круглых лицах. Они приходят по одному, а потом возвращаются караваны, полные необычных тканей и разных искушающих диковин. Эти города горят в разврате и роскоши, но придёт время и его племя грянет из пустыни и сметёт этих грешников, отвоевав землю обетованную.
  Рукоятка обсидианового кинжала вспотела в руке, он сам кинжал – клинок божьего гнева, в братстве они называют друг друга Кинжалами. Всевышний сделает руку его твёрдой, отведёт любую магию демона. Он приблизился к ней ещё на шаг, светлые лодыжки, длинных, стройных ног, выдавали в ней не здешнюю кровь, ещё по её спине вьётся знак падших детей Господа, похожий на язык пламени обвивающий хребет. Лоскут такой кожи, содранной со спины другого демона, висел в шатре учителя кинжалов. Её служанка, прежде с кинжалом у горла, сказала: у госпожи есть отметена падшего. Вера не даст ему пасть, как пали воздвигшие этот город из трёх кругов. Ему не устоять, он поддастся соблазну, сейчас. Он догнал её, обнял поперёк груди, ударил кинжалом коротко и точно, как уже несколько раз бил, готовясь к этому последнему удару. Одновременно, он с нежностью повлёк её назад, нельзя было допустить чтобы она сделала хоть пол шага вперёд, иначе она исчезнет, перейдёт туда откуда явилась сама, откуда приводила чужаков. Платок соскользнул, светлая кожа и волосы цвета зари, сверкнули на солнце. Распахнувшиеся голубые глаза взглянули на него.
  -Улор…-Проговорила она между отчаянными попытками вдохнуть. Зашарив рукой по груди, нашла какой-то языческий медальон, рванула, витой трёхцветный, шнурок, нащупала его ладонь и вложила в неё медный диск.-Возьми. Медь обожгла ему руку, как расплавленная, он хотел выбросить этот знак падших, но не успел.

  -Теперь ты понял, какой злой дар обещал своей суженной?
  Улор нашёл себя на тропе сурада.
  -Я был им?-Только и смог выговорить он.
  -Вы ещё будете собой и не раз.-Женщина со шрамами на спине обернулась седым, белым зверем, тем самым, что от берега провожал его до скита. шрамы теперь были прядями шерсти, чуть длиннее да другого оттенка седины. Они текли по спине зверя, как струи позёмки зимой. Вдруг зверь прыгнул и оказался на один виток тропы ближе к середине сурада.
  -А я так могу?
  -Ты ещё не дух, тебе можно только тропой.-Отозвалась женщина в суровой рубахе. Что-то плюхнулось в воду у его ног. Медный медальон на оборванном трёхцветном шнуре, был как сурад, только видимый сверху, камешки по краям тропы были наколоты очень тонкой иглой. Тропа напоминал верёвку или змею, свернувшуюся кольцами. Вход и выход с неё был один. Только на другой стороне медальона сурад, как вара имел несколько входов, отвилки, закоулки и тупики куда заманивали лиходеев. Отрок пригляделся к тропе. Камешки лежали не ровно, чаще число их ширена проёмов меж ними была одинаковой, но иногда этот лад нарушался, то камни лежали почти кучей, то самые большие из них лезли под ноги. Он присел, там, где камешки лежали почти без промежутков, взял один из них и положил его в пустоту. Но камень не сгинул во мраке, под ним появилась подстилка из мха. Взяв другой камень, Улор положил его дальше, следом ещё и ещё, так сложился переход на другой виток улиты, когда он убрал большой камень и два по сторонам от него, новым руслом потекла тёмная вода под ногами. Он оказался на виток ближе к Ие. Он обернулся к своей провожатой, но не увидел её.
  -Скажи мне имя твоё, душа светлая, чтоб благодарить тебя перед пламенем?-Спросил Улор, толи вода, толи ветер нашептали ему, древнее, полное печали имя.
  Но сотворить проход до середины сурада прямым оказалось невозможным. Чья-то лукавая мудрость разбросала эти места по всей необъятной улите. Отрок постигал эту мудрость через число камней, расстояние между ними. Иногда, полнимая какой-то особый камень, и Мир кругом, на несколько мгновений менялся. Камень тогда опускался, то на горячий песок, то в зелёный мох, в красную глину, в канавку, прокопанную среди трав, или на другой твердый камень. Он не успевал оглянуться, только рядом ощущались люди, тех, для кого он выкладывал из камней сурад – образ вары, выкладывал проживая прошлые изыбтиях или будет выкладывать ещё. Скоро, Улор перестал этого бояться, в конце концов поднятый камень ложился на тёмный мох среди звёзд – огней предков. Вдруг ему словно закрыли глаза, а земля под ногами дрогнула.

  Узкий ход, которым каменщик шёл без огня, содрогался, когда в стену попадало каменное ядро из требушета. Замок, построенный его отцом, по рисункам старого перса-огнепоклонника, сегодня падёт. Но подвалу под цитаделью обстрел был не страшен, и барон никогда не осмелится повредить сокровище что держит в этом подвале, иначе все одиннадцать его детей примут лютую смерть от рук герцога Готфруа. Бойня, творившаяся наверху, была формой переговоров о почётной сдаче. Но ему на всё это было плевать, он проник в замок путём о котором не знал ни герцог, ни барон. Он шёл вперёд в абсолютной темноте, как слепец, тростью обстукивая себе дорогу на случай неожиданностей, но неожиданностей не случилось, он упёрся в тупик. Отсчитав от пола положенное число камней он, концом палки, расковырял замазанный известью шов кладки, выцарапал из шва верёвку, за верёвку вытащил, из шва меж камнями, железную петлю, вставил в петлю трость и потянул. Замковый камень выскользнули из проёма словно сам того хотел, а следом и сама стенка рухнула наружу. Света чадных факелов, висевших по стенам едва хватало не спотыкаться о хлам на полу. Её камеру он узнал по двум факелам и охраннику – увальню в стёганом кафтане да засаленном подшлемнике, вооружённого палицей времён первого крестового похода. Он дремал и из этой дрёмы его не выдернуло даже обрушение стены. Больше в подвале не было никого, весь гарнизон и челядь умирали на стенах.
  -За герцога Готфруа, верного слугу господа и императора!-Выкрикнул каменщик.
  Охранник, проснулся, как от толчка медленно поднялся на ноги, долго всматривался в сумрак, наконец взьяв, притуленную к стене палицу, направился в сторону супостата быстро ускоряя шаг. Могучая фигура охранника заслонял половину коридора, легко было представить, как он проламывает ряды лёгкой пехоты, и орудуя палицей, крушит ополченцев. Но если пехотинцам первой линии, стиснутым товарищами и ужасом, некуда было отступить, то каменщик, принял палицу на свою стальную трость, шипастое навершие палицы, высекая искры скользнуло по ней в сторону, потянув за собой охранника, как жёрнов привязанный к шее. Шипы, способные пробить людской череп насквозь, заскребли по камням пола. Не дожидаясь, когда опытный противник выпрямится, каменщик достал его головкой трости за ухом. Охранник рухнул на пол.
  Замок на двери, не стерёг сокровище от пропажи, но хранил его от охранников. Пока он отмыкал замок, сердце колотилось так, что казалось оно проломит рёбра.
  На скрип петель из глубины раздался дерзкий голос:
  -Барон, вы наконец решили принять моё любезное приглашение доставить вас в преисподнюю?-Она всегда была такой, даже когда болела падучей болезнью, любила метко дерзи. Им бы стоило заткнуть ей рот, но они зачем-то завязали ей в глаза.
  -Алессия, я пришёл за тобой.-Отозвался каменщик.
  -Андре?-Она вздрогнула всем телом, задёргалась, пытаясь стряхнуть повязку с глаз…-Боже, да сними же эту тряпку!
  В свете факела влажно блеснули её глаза, голубые, как море под стенами Акры, где отец поновлял укрепления крестоносцев, а он, в перерывах работы подмастерья, жадно читал труды арабов, греков, я даже индийцев по астрономии, математике, геометрии и прочим наукам, это подрывало его веру в слова святых отцов, тем более, что прочитанное в книгах подтверждалось, от законов строительства, до хода небесных светил, проповедники же в свои слова требовали просто верить. Но знание пьянило, загоралось внутри постепенно начинало светиться на глазах. Отец учил его прятать это знание в себе, чтоб не попасть в еретики или колдуны пред лицом церкви.
  -Сколько раз я хотела найти тебя и убить, за твой дар мне.-Улыбнувшись сообщила она.
  -Я дам тебе такую возможность.-Фыркнул Андре, пытаясь зубилом сбить заклёпки на кандалах, которыми она была растянута на доске. Но браслеты вертелись, причиняя ей боль.
  -Больно! Прекрати, ты такой же палач как барон и герцог!-Вопила она извиваясь.
  -Иначе я тебя не раскую.
  -Просто выдери гвозди.-Подсказала она.-А по железу есть мастера и получше тебя – Книгочей.
  Книгочей, так звала его двенадцатилетняя дочь генуэзского торговца из Триполи, которому артель вольных каменщиков отца строила дом. Она постоянно жила в полумраке, за толстыми стенами, а иначе, даже громкий шум или яркий свет мог вызвать приступ падучей болезни. Купец взял дочь с собой на восток, в надежде на персидских и индийских врачевателей, о которых в Европе ходили легенды. Окружённая книгами, и старым персом-огнепоклонником, который рассказывал им легенды запретные у самих огнепоклонников.
  Андре с отцом ездил по окрестным каменоломням в поисках лучшего материала и на одной невысокой горе ему встретилось каменное кольцо – храм ваявар – первых поклонявшихся огню пришедших в эту землю сразу после потопа, собрать уцелевших в убежища и дать им знания о хлебе, ткачества и металле. Точно,