Курортный роман с элементами готики

эмоции, типа - страх, ярость, ненависть, жалость, сострадание, в ходе боя, у меня отсутствовали начисто. Хотя,  вру: иногда, проявлялось нечто, вроде, холодного как лед азарта, но только в тех случаях, когда создавалась не рутинная боевая обстановка, а некое подобие игровой ситуации. Появлялся, так сказать, некий личный интерес к происходящему. Но и это не было, как-то связано, с инстинктом самосохранения: тот действовал совершенно изолированно и, на мой взгляд, великолепно. Свидетельством тому служит, тот непреложный факт, что я вернулся домой живым и невредимым.
Подобное мое состояние в бою я не могу объяснить. Я воспринимаю его, как некую защитную реакцию мозга, причем, направленную не на защиту моего организма в целом, а исключительно, на защиту психики, нервной системы. Почему у меня выработалась подобная реакция, я тоже, точно сказать не могу. Знаю лишь, что выработалась она у меня, еще во время (как я уже упоминал) срочной службы. Хоть и говорят, что к смерти привыкнуть нельзя, но, по крайней мере, свыкнуться с ее довольно близким и частым присутствием, можно.
К чему я это рассказываю? Да к тому, что не было у меня предощущения боя. А вот, «предэкзаменационный мандраж», был. И было предчувствие, что в скором времени, мне придется решать задачку, типа транспортного подряда на перевоз мелкого рогатого скота, овощей и передвижного зверинца с хищниками, причем, в одном транспортном средстве. А в условиях контракта, недвусмысленно указаны высокие штрафные санкции, в случае порчи товара, до доставки на место назначения, всех трех составляющих…
Итак, поторопить ход событий я не мог, но «убить время» - было в моих силах, и, пожалуй, я придумал, как это сделать…
Вследствие шторма, катера, привозившие отдыхающую публику на экскурсию в замок из Ялты и других курортных городков, по понятным причинам, не функционировали. Поток местных отдыхающих, желавших посмотреть «как люди жили», с утра, вместе с ухудшением погоды, также потихоньку иссяк.  Но, для работников Музея, день продолжал оставаться рабочим до 19.00 по московскому времени. Следовательно, я, с полным правом, мог посетить Замок, и еще раз - без суеты и без лишних глаз, осмотреть место предстоящей «баталии».
Приобретя билет, я поздоровался с уже знакомой, сидящей на входе  пожилой контролершей:
- Вот, решил еще раз посмотреть на вашу красоту, без суеты, благо погода-то не балует.
Контролерша благосклонно кивнула:
- И то, разве в энтих экскурсиях, что как надо рассмотришь. Все «галопом  по Европам», да и видишь то, больше, одни спины… А посмотреть-то, есть на что.
- Так я пойду потихоньку, экскурсовода-то я уже слышал.
- Иди, касатик, иди. Только, не трожь там ничего, Христа ради. Билетик–то, давай…
Отдав билет гостеприимной бабусе,  я не спеша, двинулся по анфиладе комнат. Надо сказать, что вкусы наших недалеких предков, в отношении «квартирного вопроса», значительно отличались от наших. Совсем еще недавно, в советские времена получить двух-трех комнатную квартиру с изолированными комнатами – было пределом мечтаний. Например, в объявлениях о квартирном  обмене, непременно указывалось, допустим: «… две комнаты смежные, одна – изолированная». И то, что комнаты, не были «проходными» - считалось значительным преимуществом. Стиль, который предпочитали состоятельные люди XVIII века, отчасти, напоминает нашу знаменитую классическую «хрущевку», где комнаты расположены «паровозиком», только этих комнат по более, и они располагаются, так называемой, анфиладой. В общем, коридорной системы не существовало как таковой, и обитателей этих комнат вовсе не смущало, что их комнаты являлись «проходными». В каждой из зал, была как минимум, пара двустворчатых дверей, расположенных, обычно, друг против друга, а сами комнаты располагались, как бы, в нишах. Днем, эти двери, обыкновенно, оставались открытыми, скрывать от гостей богатое убранство комнат было ни к чему. А к вечеру, те из них, которые служили опочивальнями, будуарами или кабинетами закрывались изнутри, безопасности ради, или, просто, для приватной беседы или веселого времяпрепровождения. И наличие двух дверей, считалось скорее преимуществом, чем недостатком. В тот «амурный век», когда нравы в высшем свете были, относительно, свободны, все же не приветствовалась открытая компрометация женщины: все должно было быть в рамках строго установленных приличий. Если же эти приличия нарушались, то расплачиваться  за это приходилось: женщинам - светским «остракизмом» (их, попросту, переставали принимать в модных салонах высшего общества), а мужчинам – зачастую, кровью на поединках.
Пройдя, через анфиладу покоев, я достиг Голубой спальни. На этот раз, в ней, в уголке у  входных дверей, на высоком стуле расположилась немолодая женщина интеллигентного вида, в очках, с вязанием в руках… Поздоровавшись, я вновь стал рассматривать портрет, в очередной раз поражаясь несомненному сходству. В тоже время, я чувствовал за своей спиной любопытствующий взгляд служительницы…
- Интересуетесь, молодой человек?
Я обернулся:
- Да. Поразительной красоты была женщина…
- Да. Да только, не в красоте счастье. Как в народе говорят – «Не родись красивой – а родись счастливой». А счастья-то, ей Бог и не дал…
- Я слышал об этой  романтической истории. – согласно кивнул я, - Но темное, по всему, было дело…
Немного помолчав, продолжая вязанье, служительница вновь поддержала беседу:
- Да, в те времена, много тайных дел творилось… Только молодая графиня, сама была не без греха, видно, потому Господь ее и не отпускает, бедняжку…
- Вы это, серьезно?..
- Стара я уже, молодой человек, чтобы врать-то… Прости мя Господи… - перекрестилась она.
- И, Вы сами видели…
- Я,  молодой человек, здесь уже тридцатый год работаю… Даже, кандидатскую, в свое время,  защитила… И много чего видела и слышала…
- …Сколько уж времени прошло с тех пор… почти два столетия… Сколько же ей еще мучиться? Не уж то, вечно?..
Еще помолчав, со значительным видом, «ученая дама» ответила:
- Я, так полагаю, молодой человек,… всему, всемилостивый Господь, свой срок дает… Все, рано или поздно, заканчивается… Да, только, не в графине-то одной, дело.
- А в ком же еще?..
- В старом хозяине – муже ее законном. Ему тоже покоя Господь не дал, за зло им сотворенное… Все ходит, сторожит свою красавицу…
-…Вы и его видели?
- Его не видела, грех на душу брать не буду… А слышать - слышала… Его и портрета, по счастью, не сохранилось.
- Ну, что графиня ждет, понятно – ждет своего, так и не пришедшего на свидание возлюбленного.
- Да приходил он, приходил… Да, только, не дали ему дойти сюда…
- А что ждет граф?
- Да его же и ждет… Коли придет офицер и одолеет графа в  поединке, а не умрет, от  бесчестного удара кинжалом, с графа-то и снимутся сразу три его греха.
- А какие ж, еще, его грехи?
- Да отравил он свою супругу в ту же ночь, медленным ядом, привезенным, откуда-то, с Востока… Странствовал он там, по молодости… Подлил яд в вино в два бокала, только себе дозу поменьше определил, чтобы значит, смерти ее дождаться… местью своей насладиться, а потом уж и самому помереть… Любил он ее очень и ревнив был… Вот и получается - три смертных греха. А самоубийство – за тягчайший, почитается.
- …И, что ж, тот офицер, так просто и дал себя, как овцу, зарезать?
- Да, он бы не дал – офицер-то был боевой, не из паркетных шаркунов, хоть и гвардеец… Да, рассказывают, «отвел» ему глаза, старый граф, колдовской силою. Он еще, с молодых лет, оккультными науками увлечен был… По всему, видно, без Лукавого, не обошлось. Прости мя, Господи, грешную…- и служительница, вновь, на этот раз, троекратно, перекрестилась.
- Прямо-таки, шекспировские страсти!
- Да куда там Шекспиру, молодой человек. Но, как он сам и писал: « …есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам».
- И, что же, Вы верите, что этот молодой офицер может вернуться?
Служительница грустно улыбнулась:
- Я верю, что на все есть Господня воля… И знаю, что все рано или поздно возвращается на круги своя.
Я еще немного посмотрел на портрет, на глаза Маргариты исполненные страдания, и, обернувшись к женщине, сказал:
- Спасибо Вам … за рассказ.
- Спасибо и тебе, сынок… за беседу. Удачи тебе… и храни тебя Господь! – оторвавшись от спиц, она перекрестила меня и вновь склонила голову к своей работе.





                                                      LVII

С совсем уже другим настроением, я вновь, продолжил свой путь по замковой анфиладе: я знал - что должен сделать, знал зачем должен это сделать, но,  не знал еще - как я это сделаю. Но это был уже вопрос техники…
В череде покоев, был чудесный зимний сад, с небольшим  фонтаном и копиями античных статуй, эффектно выделявшихся своей белизной на фоне розовых стен… Видимо, когда-то он был еще более заполнен экзотическими растениями, но и сейчас производил отрадное впечатление. Пожалуй, это было самое большое помещение замка…Пройдя еще ряд комнат, я подошел к выходу из музейной экспозиции: двери холла выводили во двор замка, с этой стороны, представлявшего архитектуру традиционного  итальянского палаццо. Миновав мощную крепостную стену с контрфорсами, я начал спускаться вниз по парковым аллеям…
С одной, из садовых скамеек, меня окликнули по имени… Оглянувшись, я с удивлением узнал старика-антиквара из Ялты, одетого, во все ту же, полосатую «тройку». Между коленями у него стоял большой старомодный зонт с белой костяной ручкой в виде орлиной головы. 
- Здравствуйте, Игорь. Ничего, что я Вас так – без отчества? Я ведь, немного старше Вас…
- Да, да, конечно, уважаемый…
-…Мурат Ахметович. – церемонно кивнул головой антиквар, -  Как поживает уважаемая Маргарита Николавна?
- Спасибо, хорошо. Сейчас она… отдыхает. Ближе к вечеру, мы должны с ней встретиться, здесь в парке.
Мурат Ахметович посмотрел на небо:
- Погода портится.
- Да, Рита говорила, что к вечеру, будет дождь – предупреждала, чтобы захватил с собой зонтик.
- Все верно, к вечеру – дождь, а вот ночью, уверяю Вас, разразится настоящая буря. И не только на море, но и здесь, на суше… Настоящий тропический ливень, только холодный как лед, да еще с градом. Жаль, старый парк сильно пострадает: град побьет цветы, много деревьев будет повалено… Да что деревья – крыши со многих домов полетят… Но ничего не поделаешь.
- Что, по радио было предупреждение?
- Да что, предупреждение… я и сам знаю. Я ведь, здешний сторожил и всякого на своем веку повидал… Такая буря случается, обычно, раз в пол столетия, Вы уж, поверьте мне – все приметы сходятся. Вы, кстати, на каком этаже квартируете?
- На третьем – последнем.
- Это плохо. – озаботился Мурат Ахметович, - Я б Вам советовал, на сегодняшнюю ночь, найти крышу понадежнее.
- Да я, собственно, и не собирался ночевать сегодня дома…
- Правда?! – явно обрадовался Мурат Ахметович, - Вот и замечательно! Понимаю - дело молодое… Да не смущайтесь Вы, как красна девица – я уже старый, мне все можно говорить. И из дому, наверно, выйдите  попозже, так?
-…Да, пожалуй…
- Ну, тогда, берите – это Вам будет в самый раз, для позднего визита. - и Мурат Ахметович, жестом фокусника, достал откуда-то из-за своей спины, два средних размеров свертка, упакованных в целлофан: один побольше, другой поменее…
- …Что