медсестрой? – Керр уже начинал жалеть, что поддержал этот разговор.
– Ты что, не знаешь, что он описал самого себя? Кэтрин Баркли – это Агнесса фон Куровски. Она не умерла, как в книге, она прекрасно себя чувствует, замужем, и Хемингуэя она никогда не любила, он всё выдумал. Никакой он не герой, он пьяница и эгоист. Женщин использует, меняет их как перчатки. Это ж надо только додуматься – нашёл себе новую игрушку, познакомил с законной женой, та пригласила девушку пожить у них, а муж через две недели – здрасте, пожалуйста – с женой развод, а с новой я уезжаю в Испанию!..
– Это ты про Марту? Она сама тебе рассказала всё это?
– И не только это. Она сказала, что Испания – единственный период в жизни Эрнеста, когда он загорелся чем-то, что было выше его самого. Ещё и засмеялась, добавив: «Иначе я не попалась бы на крючок». Арчи, милый, с ним нельзя иметь дело. Он страшный! Я тебе не сказала ещё, что случайно услышала после ужина, когда мы все пошли спать…
– Что же ты услышала?
– Они ссорились. Он так орал на Марту. Она хотела утром поехать с гоминдановцами туда, где какие-то бои намечались, а он её не пускал. Кричал: «Или ты журналист на войне, или ты женщина в моей постели – выбирай!» А ещё Марта сказала мне, что всё равно поедет – не сегодня, так завтра. Он ведь не успокоится. У него что-то с психикой – наверное, наследственное, у него же и отец, и дед с собой покончили, и не только они… Ой, Арчи, я тебе, наверное, помешала? Прости, дорогой, уезжаю…
– Куда ты уезжаешь?
– Ну-у... Не будь занудой, как этот американец! Я еду в американскую миссию. Скоро вернусь.
…Она не вернулась. Вечером объявили воздушную тревогу, она успела позвонить, сказала, что сейчас ехать опасно, останется в миссии, вернётся «маньяна», то есть завтра. Потом пару раз буркнула: «Я не слышу тебя!» И положила трубку.
За окном уже грохотало, как в сильную грозу. Керр догадывался, что жена ему изменяет, но старался не думать об этом. Аккуратно сложил все бумаги в сейф, потушил свет и спустился в подвал, куда перенесли от греха подальше и бар с запасами спиртного.
Хемингуэй сидел уже там. Видно было, что утреннюю норму свою по объёму он выполнил и теперь перевыполнял вечернюю норму по виски. Керр подсел к нему. Эрнест молчал. Потом сказал грустно:
– Мы познакомились с ней в Ки-Уэсте, в баре Sloppy Joe's. Знаете, Арчи, это ведь я дал такое имя бару… Джо был мой друг, он, действительно, несколько неряшливый. А бар у него был хорош. Пятнадцать центов – порция виски, десять – джин. Представляете? Вот и Марте понравилось. Там за стойкой стоял такой здоровый негр… Хороший бар. Правда, тесноватый… А она всё-таки уехала. Почему, Арчи?
– Эрнест, может, вам на сегодня хватит?
– Да лишь бы её не убили там!.. Арчи, друг, скажите: я умру?
– Конечно. Но не сегодня. И не здесь.
– Ну вот, и вы туда же…
Наверху загрохотало сильнее. Бомбы ложились уже совсем рядом с дипломатической миссией.
– Нет, к войне невозможно привыкнуть, – устало протянул Хемингуэй. – Какая нехорошая вещь война. Я уже оглох от этих взрывов. Верите, Арчи? Днём даже колокольчик купил, отгонять злых духов.
Он достал из кармана маленький бронзовый колокольчик с волнистым обрезом и стал яростно трясти им. Словно в ответ, наверху взорвалось совсем уж близко…
Глава 13.
Чуньцзе – китайский Новый год
Боже, как она кричала! Её слышно было, наверное, на другом конце площади. Тяньяньмэнь, эти древние «врата небесного спокойствия», похоже, захлопнулись от потока грязных ругательств, половину из которых Керр не слышал с войны. Она орала, путая английские и испанские слова, а слугу обозвала по-китайски базарным эпитетом. Вёрткий малый, он сумел проскользнуть мимо цепких рук разъярённой жены и исчез. А Керру пришлось выслушать всё, что она так громко думает.
Тонкие китайские стены посольского дома шатались, резонируя разбитой посуде. Раз за разом Тита подскакивала к нему, размахивая руками, словно мельница, а он смотрел молча на неё, повторяя про себя: «Свобода размахивать руками перед носом собеседника кончается там, где начинается его нос». Наталкиваясь на эту непроницаемую оборону, жена отступала на кухню за очередной тарелкой, не уставая при этом метать проклятья в его сторону.
За десять минут она успела вспомнить названия десяти или больше самых отвратительных животных, раз пять взывала к отцу и матери и дважды – к совести мужа. При этом успела разбить семь (Керр считал) тарелок и собрать дорожный чемодан. Он всё стоял, не шевелясь, держа в одной руке потухшую вишнёвую трубку, а другой рукой сжимая в кармане пижамной куртки сложенный вчетверо листок.
Пока он так стоял, она успела собраться, намотать на шею чёрные нити жемчужного ожерелья, вывернуть карманы мужниного пиджака в поисках денег и позвонить в американскую миссию…
Многое изменилось за три года их жизни в Китае. Самым сложным было сохранить нейтралитет, точнее – некую видимость дружбы с враждующими сторонами. С Гоминданом отношения установились сразу. Судьба агрессивных японцев решилась после быстротечных боёв у озера Хасан и на реке Халхин-Гол. А атакой на Пёрл-Харбор они составили себе послевоенную программу – недолговечный союз с фашистами и несостоявшуюся мечту о расширении территории. Русские не оставили им шансов, а американская авиация стала бомбить все места, где только видела красный круг на белом фоне.
Досталось даже маленькому городу Ханькоу – его просто стёрли с лица земли. Эрнест Хемингуэй сказал на прощанье:
– Не хватало ещё погибнуть от американской бомбы!
И умчался в Гавану, где фантастически быстро закончил роман «По ком звонит колокол».
Арчибальд и Тита за эти годы неоднократно меняли местожительства. Керр мотался по стране, стараясь найти общие точки с коммунистами. Встречался с Мао Цзэдуном, другими деятелями новой партии. После окончательного разлада с гоминдановцами они стали главной силой. Разочаровавшись в Чан Кайши, Советский Союз нашёл новых друзей в КПК и теперь усиленно помогал Народно-освободительной армии. Гоминдан отступал по всем фронтам.
Их семейные встречи с генералиссимусом прекратились. Перед праздником чуньцзе – китайским Новым годом они виделись последний раз. Чан Кайши подарил Арчибальду на прощанье старинные серебряные подстаканники. Он словно знал, что следующей ступенькой в служебной лестнице Керра будет СССР: на подстаканниках была изображена охота на медведя. Нет, конечно, никто не мог этого знать. Сам Керр только позавчера получил шифрограмму. Этот сложенный вчетверо листок он и сжимал сейчас в кармане пижамной куртки.
Тита хлопнула дверью и уехала. Всё шло к тому. Её «маньяны» с ночёвками в американской миссии последнее время повторялись через день да каждый день. И вчера не было никакой возможности сказать ей, что агреман получен, они уезжают в Советский Союз. Жены просто не было дома. А когда она появилась, это была не жена, а фурия, решившая устроить фурор по поводу того, что она больше не жена. Совсем…
Агреман – это согласие аккредитующей стороны. И там, разумеется, не сказано, по какой причине Стаффорд Криппс перестал устраивать Советы. Похоже, им не понравилось, что Форин офис запросил для Криппса особые условия. Потом всё утряслось, и Стаффорд выполнил главную работу: подписал в июле 41-го соглашение о совместных действиях двух стран против Германии. А уже в августе неутомимый Черчилль повстречался с американским президентом Рузвельтом, и они составили программу антигитлеровской коалиции. Послу предстояло готовить встречу Черчилля со Сталиным, а это мог сделать только человек более обаятельный и удобный для Москвы.
Шифрограмма была простая. Сплошные цифры, которые показывали на место буквы в тексте оговорённой книги. Уже давно ею стал любимый Керром роман Пруста «В поисках утраченного времени». Первая группа цифр – что ему предписано сделать («заменить»), вторая – кого, третья – где. Просто, и главное, не нужен профессиональный шифровальщик. Всего три ключевых слова: заменить Криппса в Куйбышеве.
Керр позвал слугу, приказал собирать чемодан. За Титу он уже не волновался: новые друзья доставят её поездом в Шанхай, откуда она морем либо самолётом через Париж, Нью-Йорк и Буэнос-Айрес за неделю-другую доберётся до родного Сантьяго. Там её папаша пытается спасти свои миллионы от цепких рук американских сырьевых концернов. А может, она ещё останется в Китае на праздник чуньцзе – не случайно же выбирала из своих вещей только чёрную одежду. В прошлый Новый год надо было носить всё белое, а в этот – чёрное.
Слуга собрал чемодан и сейчас, поглядывая на хозяина, приклеивал к дверям красные новогодние квадраты с традиционными пожеланиями. Надеялся, что всё останется, как было…
Как было, уже не будет. Керру предстоял путь тоже по железной дороге. Только не на юг, а на север, через полстраны, до советского города с коротким именем Чита. И ещё дальше, ещё полстраны, но только другой, очень большой...
До Харбина он добрался на удивление быстро. От когда-то «особого города» не осталось былого блеска и богатства. Людей на улицах мало, половина магазинов закрыта. Но английские фунты открывают многие двери. Правда, найти шотландский виски Керру не удалось, пришлось довольствоваться американским бурбоном. Вечером он уже садился в спецвагон поезда – помогло личное знакомство с Мао Цзэдуном.
Вагон был просто королевский: всего четыре купе, в каждом свой туалет и душ, сиденья обиты бархатом, стены – красным деревом, пулемёты на крыше, позади и спереди вагона – вооружённая охрана. «Сдадим вас советским братьям в целости и сохранности», – обещано было. Ну и ладно, в путь!
Он только успел устроиться в купе, как в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, вошёл стройный молодой человек в дорогом пальто. Сказал на чистом английском:
– Я ваш попутчик. Не возражаете?
– Конечно, располагайтесь! Купе шикарное, это вам не офицерская казарма…
– С чего вы решили, что я военный, сэр?
– О, для этого не надо быть особо наблюдательным. Во-первых, ваш английский, похожий на лондонский кокни. Во-вторых, ваша выправка и уверенность, что приказ будет выполнен любой ценой. В-третьих, у вас билет в спецвагон – значит, ваш начальник в генеральском звании, не ниже военного советника. Я даже знаю ваше задание. Как вас зовут?
– Алёша… В смысле – Алексей.
– Вот и отлично! Присаживайтесь, Алёша, не стойте горой. Да не краснейте вы так! Запомните: во внешнем выражении внутренних чувств кроется самая большая опасность для разведчика. Понятно, что вы «прикреплённый» и должны меня сопровождать, чтобы выяснить: «чистый» я дипломат или «подснежник», для которого дипломатический статус лишь прикрытие для осуществления разведывательных функций. Я не против, делайте свою работу. Но вынужден вас огорчить: у нас разные службы. Вы ищите врагов, а мы, дипломаты, работаем со всеми. У Британии нет ни врагов, ни друзей. У неё есть интересы, и мы их защищаем…
Поезд слегка дёрнулся, и вокзальные огни поплыли в купейном окне.
– Ехать нам с вами долго, – продолжил Арчибальд. – Пять тысяч миль. Так что устраивайтесь поудобней. Будем наслаждаться жизнью. Давайте выпьем за знакомство. Можете потом в рапорте указать, что
